Две тысячи лет прогресса по мановению руки с красным маникюром вышвырнули во имя тотального хаоса. Теперь же весь мир скорбел, клеил на свои гноящиеся раны пластыри и, сцепив зубы, боролся с последствиями.

Хаджимэ вновь ощутил себя частичкой этого мира. Крохотной, но по-своему важной в определённых сферах. Пусть ему было не под силу изменить прошлое, он мог влиять на ближайшее будущее — не только личное, но и связанное с кем-то. В мрачные времена прощаются даже страшнейшие грехи, ведь так?

Всем на острове Комаэда известен, как помешанный на надежде безумец. Он — нежеланная компания, которую все старательно пытаются избегать; он же хаос во плоти и страшные изречения. И лишь один человек пытается его понять…

Ещё бы. Хаджиме всех пытается понять. 

Аргх, как же он бесит! Но не могу же я просто так уйти, а то вообще от голода умрёт.

Запретное манит, гипнотизирует своими серыми глазами, испытывает терпение напоминаниями о правилах, колко бросаемыми в перерывах между прикосновениями губ. Остатки порядочности Хаджимэ подмечают, что если кто-то застукает и донесёт о происходящем, то можно навеки распрощаться и с репутацией, и с тёплыми отношениями в семье. В качестве сувенира ему достанется практически пустой родительский кошелёк и презрение общества, чтящего правила. Ну и пусть. Искренняя отдача Везунчика куда дороже Резерва.

— Может он просто тебе нравится.

Это предположение ударило его наотмашь. Нагито удивлённо вскинул голову.

— Просто кое-кто влюбился и не хочет этого признавать, — Кокичи хитро улыбнулся, оторвав взгляд от телефона и посмотрев Нагито в глаза.

Кокичи говорил полный бред. Нагито просто не мог нравится резервник.

— Хаджиме, я не понимаю, — дрожащим голосом начал он. — Почему ты возишься со мной?

— Потому что люблю тебя, дурашка, — Хаджиме прижался к нему со спины, заключая в крепкие объятия.

Сердце скулит, дрожит иголками от непонятных мыслей, возникших случайно и не имеющих чётких границ. За закрытой дверью что-то есть, что-то настолько пугающее, что может придумать только один человек среди шестнадцати учеников.

Нагито погибает – нет, не физически – внутри раздирает.

Раздирает на осколки его сердце, его душу. Что-то скребется когтями, выскребает остатки. Ему до безумия страшно, он задыхается безысходностью.

Только слышит чужой голос, зовущий его имя, и надеется избавиться от кошмара.

Лёгкий ветер играется с короткими волосами, шелестит рубашкой и обдувает прохладой. Волны то поднимаются, то опускаются, создавая причудливые картины, на которые приятно смотреть. Вокруг тихо, учитывая, что все буйные ребята ещё спят в каютах: солнце недавно поднялось из-за горизонта, ослепляя. Только алый цвет неба прерывает умиротворяющую картину. За спиной слышны осторожные шаги.

- Не спится? – спрашивает Комаэда, вставая рядом с Хаджиме, который даже не обратил внимание на чужое присутствие.

и до самой смерти я думаю о тебе.