Вплоть до ночи несчастного Чумного Доктора преследовали неудачи.

Я очнулся в каком-то подвале совершенно один. Последнее, что я помню — это то, как ехал домой в своей машине с очередного благотворительного вечера.

"Что я здесь делаю? Где я? Меня кто-то похитил? Зачем?". Ответ явился ко мне сам:

Тот, кого я считал давно погибшим, спустился в этот подвал.

— Олег?!

Он одарил меня холодным леденящим взглядом, а затем сказал ту самую команду, с которой когда-то очень давно, в годы нашей студенческой юности, начинались все наши "особые" сессии:

— На колени!

И я послушался...

Дружба — дело непростое.

Волков касается струн и экспромтом выдаёт дурацкие, совершенно безвкусные песенки о любви, повторяющие чуть ли не дословно уже сотни таких же, написанных и изданных ранее – по крайней мере, тех, в которых воспеваются веснушки, голубые глаза и нездоровые обсессии.

— Признаться, я считал, что Жар-Птицы не такие.

— А какие же тогда? — рядом изящно прошуршало настоящее чудо.

...Олег Волков, а там Гром бухает. Или история о вреде и пользе пьянства, кулинарном канале и прикладном собаководстве.

У Сережи нет никого. Он смотрит на птиц сквозь прутья своей аллегорической клетки и втайне завидует. Вот уж кто действительно свободен, волен лететь куда и когда вздумается. А потом появляется Птица, и на тысячу "что, если" ответ один — история не терпит сослагательных наклонений.

Все то Птице в Олеге нравилось, кроме одного — такой же протекавшей крыши с кличкой Волк.

игорь не любил сложностей

Олег не знает, но эти блядские глаза, мягкий голос, огонь волос преследует его во снах. Нет там никакой эротики, только общажная кухня и Возрождение Венеры.