Фишль и фальшь – слова удивительно похожие, и для Моны они почти что синонимы.

«ох, как же так! жаль, что теперь ваше сердце пробито моим ножом насквозь. так грустно, госпожа царица», — необузданная химера, шепчет под нос, все сильнее губы растягивая в злобной улыбке. сладострастный дофамин в венах.

фатуи любят вульгарную одежду, напыщенные мероприятия, крепкий алкоголь и не прочь вкусить запретного миража, что всегда был надежно спрятан во внутреннем кармане плаща доктора. игры в шахматы, где на кону стояла чья-то жизнь, карточный азарт и русская рулетка. в оружии зачастую покоилась всего одна свинцовая пуля, так, чтобы раз и навсегда. у предвестников много секретов...

и тарталья смеялся — громко, заливисто. становился похожим на вспышку света — что-то огненное, живое болезненно. глаза широко распахивал — цвет с небом сливался, с океаном дальним — тем, что за спиной у него разливался. буйство, покой — переменные бесконечные — и тарталья такой же — юный. смешной. и беспечный.

но ты её никогда не прочтёшь // у люмин сломаны крылья ангельские, а аяка слишком холодная, чтобы к ней прикоснуться — замёрзнешь.

жизнь дуньярзады – это смешная и бесполезная попытка борьбы со смертью. и дехья понимает это, и дехья осознает это, но все равно не может беспомощно смотреть на свою госпожу.

нёвилетт опускается на колени, чтобы их лица были вровень; серьёзно смотрит. губы у клоринды обветренные и искусанные, как у человека, который сначала думает о работе, а потом уже обо всём остальном. нёвилетта в ней это привлекает – и заставляет немного волноваться.

эи – это макото.

макото – это эи.

эи и макото – груз общей ответственности бытия архонтками – бережливое участие и ненавязчивая опека. как для иназумцев, так и для друг друга.

Как нет и цветущего дворца джиннов с водными цветниками и подвесными садами, нет улыбок у народа на устах, потому что вместо смеха и песен в их головах лишь стоны боли умирающей цивилизации; богиня Цветов уходит и забирает вместе с собой счастье.  

«Так сильно она цеплялась за свое одиночество, острыми металлическими когтями, впивалась, держась до последнего. Чтобы в конце концов осознать одну, ужасающую в своей неотвратимости, вещь — у нее есть родственная душа. И это буквально убивает Розарию.»