«В ту легендарную эпоху человечество победной поступью шагало среди звезд. Примархи, великолепные дочери Императора, вели расу к господству над галактикой, а за ними шагали легионы их генетических сыновей.
И лишь единицы знали, что у Императора были не только дочери, но и сын, который, узнав правду о своей семье, в шутку объявил себя сестрой.
Отец поддержал его проделку, другие дочери ничего не узнали.
Шутка растянулась на сорок лет и давно перестала быть смешной»
Судьба единственного сына имела своеобразное чувство юмора. Перестав быть единственным и неповторимым в своих причудах, некогда любивший украшения и косметику Фулгрим с Кемоса начал испытывать к ним искреннее отвращение.
Сестры всё равно далеко превзошли его в этом.
Венценосные девы оказались шумными, хвастливыми и суетливыми — ровно, как и их сборища. Где они, кстати говоря, не стеснялись обсуждать своих воинов в таком ключе, что уши Фулгрима начинали наливаться пурпуром. Поэтому, как только на горизонте появлялось нечто подобное, он отыскивал для своего легиона не терпящую отлагательств миссию и с превеликим сожалением отбывал на неё. Так он обрел репутацию Избранной Дочери Императора, чем гордился, но о чем всё-таки не мог не скорбеть.
От привычки изысканно и театрально страдать тоже пришло отказаться. Фулгрим с содроганием вспоминал тот день, когда попробовал рассказать о том, как тяжело иметь за душой тайну, которую нельзя никому раскрыть, милой и понимающей Сангвинии. Каково же было его изумление, когда Сангвиния разрыдалась, и он четыре часа безуспешно пытался успокоить её. Хория тот случай ему, к слову, так и не простила.
Общение с сестрами у притворщика налаживались туго. Фулгрим быстро устал от столь любимой многими сестрами помпезности, а с теми, кто имел более практичный склад ума, отношения не складывались.
Синеглазая Робиата, которая казалась рассудительней сестёр и сперва очень понравилась Фулгриму, узрела в его поведении вызов своему трудолюбию. Поэтому о чем-то серьёзном в присутствии брата она говорить отказывалась, а ни о чем другом — не умела.
Дружба с рыжей Магнией сошла на нет после того, как один из воинов, прибывших на стажировку из её легиона, всё время пребывания пожирал взглядом «прекрасную леди-Феникса», а под конец попросил генетическую мать отпустить его в другой легион. Возможно, оскорбленный до глубины души Фулгрим был несколько резок, когда объяснял оптимистично настроенной сестре, что это последнее, чего он желает в этой вселенной. Зато от унизительной напасти избавился раз и навсегда.
Фулгрим долго подозревал брата в весьма мужественной сестре Ангронии. Окрыленный надеждой, он заглянул слишком далеко в попытках выяснить истину, после чего Ангрония едва не выкинула в шлюз проклятую «извращенку».
У дружелюбной Лории Аврелианы была отвратительная привычка долго и многословно рассуждать, какими добродетелями должна обладать примерная дочь Императора. Впрочем, от речей Вулкании, призывавших немедленно полюбить ближних в ущерб себе, Фулгрим также решил держаться подальше.
С Леоной Фулгрим не общался из осторожности и от невесть почему проснувшегося человеколюбия. Да, несмотря на чрезмерное внимание к атрибутике раннего рыцарства, сестра была неплохой собеседницей. Только вот проведай она, что среди них есть брат, её параноидальные наклонности живо свели бы кого-нибудь в могилу.
Альфария ехидно улыбалась при каждой встрече с «сестрой», и Фулгрим никак не мог взять в толк, чем же задел мелкую проныру.
Мортария и Пертурабия были образцом того, чем он станет, если не сумеет привыкнуть, — замкнутыми и с невыносимо тяжелым характером.
Единственной, с кем хоть как-то мог общаться единственный брат двух десятков сестер, была сестра Ферра...
Фулгрим улыбнулся и перешагнул порог спартанских покоев предводительницы Железных Рук. Великий Поход оставлял мало времени для встреч, и вот теперь, спустя столько месяцев, у него наконец появился шанс пообщаться с человеком, который не только разделял его интересы, но и относился к нему, как к брату.
— Ферра, я здесь, — объявил он, оглядываясь в поисках сестры.
— Давненько не виделись, — сестра вылавировала из-за стойки с доспехами.
— Ферра! — простонал Фулгрим, отворачиваясь от ничем не прикрытых сверкающих прелестей сестры. — Немедленно оденься!
— Ты от Лоры заразилась? — фыркнула ничуть не смутившаяся Ферра и чем-то зашелестела. — Чего так застеснялась, Фулгримма? Ещё переживаешь, что ничего не наросло?
«Пойду к отцу, — кисло подумал Фулгрим. — Пусть расскажет им всем, что я — нормальный, полноценный мужчина. Или сотрет мне память и сделает такой, как они»
— Ты надулась, сестренка? — к спине прижалась объемная и упругая грудь Ферры.
«Или убьет»