По приезде Сайно даёт быстрый отчёт о сосланном в деревню Аару Аль-Хайтаме Великому Мудрецу Азару, а после тихо уходит, настойчиво игнорируя чужой тяжёлый, напряжённый взгляд в спину — Мудрецу нечего ему предъявить, даже если поездка неприлично надолго затянулась: Сайно сопровождал сошедшего с ума, сильного владельца Глаза Бога, и кому как не Великому Мудрецу знать, насколько эта миссия рискованна с учётом того, что этот самый владелец Глаза Бога может в любой момент прийти в неистовство и учинить большие неприятности как своему надзирателю, так и мимо проходящим, невинным людям.

В свой кабинет Сайно возвращается, слыша со всех сторон волну где возмущённых, где презрительных, а где удивлённых шепотков — новости по Академии действительно разносятся невероятно быстро, особенно когда кто-то из студентов ещё и видел, в каком виде Аль-Хайтам ворвался в Академию, поэтому Сайно не удивляется, когда общественное порицание учёных, метящих на место Аль-Хайтама, накрывает его безудержной волной. Хотя и приятно знать, что есть немногочисленные избранные, для которых поступок Аль-Хайтама вызывает такое же недоумение, что и у самого Сайно — не перевелись в Академии ещё люди, умеющие думать и задавать правильные вопросы.

Им Сайно может только пожелать удачи не растерять своё живое любопытство и богатое воображение на ярком фоне быстрых, не требуюших большого труда, безэмоциональных ответов Терминала Акаши.

Свободно выдыхает Сайно, только заперев за собой дверь кабинета, и, сгорбившись, идёт к стоящей около двери тёмно-зелёной тахте, падая на неё с громким облегчённым стоном. Головной убор мешает и неприятно давит на макушку, и Сайно стягивает его, предплечьем прикрывая глаза.

Он устал. Он так устал.

Сайно всё ещё чувствует, как мелко трясутся пальцы, как, не способное найти выход, напряжение сдавливает грудину почти до боли, не давая дышать, и как, спрятанные в глубине разума, стеклянные, невидящие изумрудные глаза с песочно-жёлтыми зрачками смотрят прямо в душу, заставляя корчиться в агонии; не узнающим взглядом сжигают её без остатка.

Сайно кусает губы острыми клыками, чувствуя выступившую кровь, прижимает руку сильнее к векам — до разноцветных вспышек перед глазами, и всем своим существом отказывается принимать новую действительность.

Аль-Хайтам не сошёл с ума. Аль-Хайтам никогда бы в жизни не использовал Капсулу Архонта ради жажды запретных знаний.

Дерзкий, уверенный, гордый, контролирующий всё вокруг Аль-Хайтам не пал в руках прогнившей насквозь Академии.

У Аль-Хайтама есть план. У Аль-Хайтама всегда был план.

Сайно... Сайно надо лишь понять, разгадать его, действовать в соответствии с ним, и тогда... и тогда...

"Ты знаешь, что это не так, глупый ребёнок", — Германубис говорит тихо; голос его пропитан неутихающими, живущими в израненном сердце уже более десяти веков болью и тоской, и Сайно вдруг вспоминает, что Бог, покровитель и близкий друг Германубиса однажды сошёл с ума так же. Так же оставил своего верного советника томиться в ожидании... чего-то, — возможно, несуществующего чуда, — а после умер, принёс себя в жертву, оставив его нести на себе бремя знания о великой, счастливо живущей нации; оставив тщательно следить за её горюющим, всеми презираемом остатке, более не напоминающем о своём былом величии... более не знающем свои глубоко уходящие в землю корни.

Невольно в голову закрадываются мысли — Аль-Хайтама... ждёт то же самое? Прогрессирующее сумасшествие от запретных знаний; союзники, беспомощно стоящие в стороне в ожидании скорой смерти, не в состоянии исправить ситуацию, не в состоянии помочь своему другу и соратнику; бесславное забвение, когда Аль-Хайтам запомнится людям лишь как всеми осуждаемый преступник, получивший по заслугам, а не гениальный учёный, ищущий истину в этом жестоком, несправедливом мире.

Гениальный учёный, которым, он, Сайно, очень... дорожит.

Германубис подавленно молчит, будто ему впервые нечего сказать, — может быть, так и есть, — и Сайно выдавливает сквозь зубы кривую усмешку на это, а после поворачивается набок, прижимает колени к груди — перед глазами летают чёрные точки, в ушах постепенно нарастает неразличимый шум, а сердце бьётся так сильно и быстро, будто вот-вот пробьёт грудную клетку.

"...ребенок? Эй-эй, ребёнок!" — Германубис что-то рычит на фоне, и Сайно в накрывающей его панике пытается сосредоточиться на его глубоком обеспокоенном голосе, уже сам осознавая, что что-то не так, что-то очень сильно не так. — "Сайно! Всё в порядке! Ты в порядке! Главное дыши, слышишь? Дыши!"

Голос Германубиса сливается со звоном в ушах, звучит тихо и будто отдалённо, и Сайно сквозь нарастающий внутри страх вслушивается в него, цепляется, как в единственный якорь, удерживающий его в реальности, и пытается дышать. Растущий комок в горле не помогает, и Сайно широко открывает рот, пытаясь вспомнить, как сделать вдох, и отчаянно кашляет, когда не получается. Он быстро кладёт руку на шею, чуть оттягивая плотную чёрную ленту чокера — возможно, возможно она затрудняет дыхание, возможно, надо снять её, возможно, ему станет лучше—

"Сайно! Чёрт!.. Сайно, вдох! Это приказ!" — Тело непроизвольно дёргается, когда оглушительный рык перекрывает все звуки в голове, а тяжесть силы древнего духа, кажется, впитывается прямо в сухожилия и кости — и с трудом, с хрипами и заиканием, Сайно втягивает воздух, замечая, как темнеет перед глазами. — "Молодец, умница... Раз, два, выдох!"

Он громко выдыхает, и ранее не замечаемая дрожь волной проходит по телу, отчего непроизвольно дёргаются ноги и руки, а живот болезненно напрягается.

"Вот так, ребёнок, молодец", — давно родной рычащий голос духа сейчас успокаивающе урчит, чужая сила мягко клубится под кожей, больше не связывая приказом, и Сайно с трудом, осторожно пытается дышать сам, до боли в пальцах сжав лежащую под головой подушку. — "Дыши, дыши, глупый ребёнок. Ты в безопасности. С тобой всё в порядке. Я защищаю тебя."

Сайно бездумно кивает на каждую фразу, и глубоко, медленно дышит, закрыв глаза и вслушиваясь в тихое, умиротворяющее урчание, успокаивающее пришедший в хаос разум.

Постепенно тело расслабляется и плавающее в мутном тумане сознание начинает регистрировать окружающую действительность — такую как мокрую от пота, слёз и слюны подушку под щекой, неприятно липнущую к влажной, холодной коже одежду, и яркий свет, бьющий в закрытые веки, отчего Сайно сначала со стоном зарывается в подушку, а после, поморщившись от неудобства, с глубоким вздохом всё-таки переворачивается на спину и открывает глаза.

Перед ним, в медленной спирали, витают широкие фиолетовые ленты с начертанными на них золотом древними письменами — явная работа Германубиса, и Сайно слабо улыбается, когда замечает вписанное в них "всесторонняя защита" и "безопасное место".

В груди, на место холодного опустошения от, как Сайно сейчас понимает, настигшей его панической атаки, — далеко не первой в его жизни, и, видимо, не последней, — разливается теплом нежность — за столько совместных лет саркастичный, мудрый дух заменил ему и родителей, и друзей, и мимолётных напарников. И получаемые от него помощь, ласка и поддержка всегда согревали раненую душу; они придавали сил безродному, брошенному на крыльце заброшенного храма, неопытному мальчишке, отринутого собственной семьёй за "проклятую, несущую неприятности и смерть" внешность, нетипичную для жителей Моря красных песков; они воспитывали в нём волю и стремление выжить и жить полной жизнью несмотря ни на что.

И за то, что Германубис увидел в нескладном, тихом ребёнке большой потенциал, за то, что взял его под свою ответственность, за то, что предложил ему наставничество и не отказывался от своих слов даже тогда, когда, казалось, Сайно раз за разом разочаровывал его... Сайно был и будет ему безмерно благодарен.

За то, что дал ему жизнь.

"Я всей своей бестелестностью чувствую, что ты думаешь о чём-то смущающем, так что прекращай давай."

Сайно тихо хмыкает на чужое, полное неловкости, бормотание, прикрывает глаза и обхватывает себя за плечи ладонями, задаваясь вопросом — это только он или в комнате действительно стало холоднее?

Измотавшийся за этот тяжёлый день разум всё норовит уплыть, утянув Сайно в привычную черноту сна, и он, едва ли подняв руку, почти автоматически чертит на первой попавшейся ленте слово "тепло", после мгновенно отключаясь.

Он слишком устал.

***

Профессор Фарузан стучится в его кабинет на второй день его нахождения в Академии, и Сайно действительно рад и благодарен ей за то, что она дала ему время прийти в себя и привести в порядок, не ворвавшись в кабинет в момент его недавнего эмоционального срыва.

Учитывая её несколько высокомерный, эксцентричный характер с минимальным чувством такта, тогда она могла бы быть на волоске от смерти, разрушив их с Германубисом усилия по убеждению его мозга и намертво вбитых годами тяжёлой работы инстинктов о безопасности его кабинета.

Сейчас же, не дав Сайно и слова сказать, она приоткрывает дверь и сквозь получившуюся щель просовывает голову, чуть прищурившись. Зелёные глаза ярко сверкают от любопытства и немного — волнения, и Сайно смиренно вздыхает, прекрасно зная, что эта дамочка, застрявшая в руинах на целых сто лет, не отстанет от него, пока не выпытает всю доступную ему информацию о... произошедшем.

— Проходите, профессор, — Сайно машет ей рукой и опускает взгляд на недописанный отчёт, — устно докладывать о ситуации, конечно, хорошо и удобно, но письменно, раскладывая всё по полочкам — ещё лучше, особенно когда надо предоставить какие-либо вещественные доказательства на суде; ну и экономисты Академии, призывающие каждого работника содержать свои документы в порядке, и способные сожрать за малейшую ошибку даже Генерала Махаматру — тоже очень весомый, и очень страшный аргумент, — в ожидании, когда мадам Фарузан пройдёт в кабинет, плотно закроет за собой дверь и сядет в кресло напротив его стола, чинно сложив руки на колени и вперившись настойчивым взглядом в лицо.

Сайно вертит ручку с мягким пером на конце в пальцах, хмуро перечитывая свой отчёт ещё раз, а после тихо хмыкает, откладывая лист в сторону — всё равно невозможно сосредоточиться на уже второй раз переписанном тексте, ощущая рядом с собой опасно бушующий ураган, заточённый в юном хрупкого теле, и, казалось бы, готовый вырваться в любую секунду, если Сайно так и продолжит игнорировать его владелицу.

— Так... что Вы хотели, профессор Фарузан?

— Сайно, это правда? Аль-Хайтама действительно сослали в деревню Аару? Я, конечно, видела, в каком состоянии он появился в Академии, — я помогала его утихомирить, — но я не ожидала, что он по-настоящему воспользовался Капсулой знаний Архонта... Он правда сошёл с ума? — Своими словами Сайно будто лопнул невидимый социальный шар и из явно долго сдерживающей себя профессора Фарузан приливной волной полились многочисленные вопросы. Пришлось подпереть голову ладонью и терпеливо ждать, когда же словесный поток иссякнет, а сама мадам выдохнется и замолчит, обратившись к нему со всем своим неугасающим вниманием.

— ...да, это так. — Сайно вздыхает, прикрывая глаза, и пытается полностью игнорировать громко кричащую, захлёбывающуюся словами, часть своего разума, повторяющую раз за разом: "нет, это не правда! Этого не может быть! Это всё ложь! Ложь!" — Сайно знает лучше, чем поддаваться сладкому самообману, как бы сильно ему этого не хотелось.

Аль-Хайтам сошёл с ума. От его прежде яркой личности осталась лишь живая кукла, неспособная контролировать себя и поэтому опасная для окружающих.

Аль-Хайтама свели с ума. И Сайно не Генерал Махаматра, если тщательно не расследует это дело.

Профессор Фарузан задумчиво щурится, прикладывая пальцы к губам, и решительно кивает, вставая с кресла:

— Спасибо за ответ, Сайно. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. И, — мадам Фарузан мнётся около двери, ломает пальцы, и Сайно под столом сжимает кулаки, зная, что эта пауза не несёт в себе ничего хорошего. — Он... как он?

Сайно громко сглатывает, опуская взгляд вниз, на свой аккуратно прибранный стол с чётко по местам расставленными предметами, и криво усмехается:

— Для своего состояния... в пределах нормы.

Они оба знают, что эти короткие ответы — всё, что Сайно может сказать, и профессор Фарузан благодарно склоняет голову, а после выходит, тихо прикрыв за собой дверь, оставляя Сайно сидеть, сгорбившись, со сжатыми до боли кулаками, и осторожно, напряжённо дышать в надежде не словить вторую паническую атаку за эти два дня.

Он действительно слишком остро реагирует, не так ли?

***

Той же ночью он незаметно пробирается по корням Священного дерева к дому Аль-Хайтама, бесшумно приземляясь на крышу и постоянно оглядываясь в поиске слежки или любой другой подозрительной активности рядом с ним. Свет в окнах дома не горит, и Сайно припоминает, что Кавех, погрязший в долгах от Дори сосед Аль-Хайтама и их с Тигнари друг, по последним разведданным сейчас должен находиться в пустыне, всецело познавая необычную, единственную в своём роде архитектуру далёких времён Царя Дешрета.

Сайно это только на руку — в доме все эти дни никто, кроме Аль-Хайтама, не находился, — даже Академия не соизволила вызвать сюда следственную группу матр, что являлось полной безответственностью, но в данном случае приносило пользу самому Сайно, — поэтому все возможные, важные улики должны были сохраниться и остаться на своих местах.

Сайно осторожно ступает на белоснежный мрамор крыльца и оглядывает ближайшие горшки с растениями — под одним из них должен лежать запасной ключ Кавеха... хотя теперь, когда Сайно здесь, он замирает, задумываясь — если Аль-Хайтам действительно изучал Капсулу Архонта в своём доме, то, потеряв над ней контроль и придя в неистовство, он бы не стал закрывать входную дверь, верно?

Сайно протягивает руку к ручке и на пробу дёргает её — но дверь не двигается, оставаясь плотно закрытой на крепкий замок.

А вот это уже интересно!

От дома Аль-Хайтама до входа в Академию расстояние всего лишь в пару лестничных пролётов, и Аль-Хайтаму действительно легко ворваться в Академию и всех напугать своей внезапной агрессией и желанием напасть, но—

Капсула знаний Архонта, как и любая другая запрещённая Капсула при активации вливает в своего владельца слишком много информации, которую человеческий мозг не в состоянии полностью принять и осознать, из-за чего человек, принявший в себя эти знания, чувствует нестерпимую головную боль и нередко — носовое кровотечение от перенапряжения.

И уж точно люди в таком положении не будут первым делом думать о собственной безопасности или же безопасности своего жилища.

А значит... или у Аль-Хайтама поблизости есть тайная схоронка, или он всё это время был в самой Академии, иначе его бы ещё на улице схватили наёмники Бригады Тридцати за нарушение общественного порядка.

Сайно вздыхает, щипая себя за переносицу, а после всё же идёт осматривать горшки в поисках ключа — дом необходимо проверить, возможно, Аль-Хайтам, что-то подозревая, оставил там подсказки, которые могли бы указать, что же всё-таки произошло на самом деле.

Дверь поддаётся легко, и Сайно тихо проходит внутрь, оказываясь в полнейшей темноте и гробовой тишине — даже свет уличных фонарей слабо пробивается сквозь витражные окна, почти не освещая стоящие рядом диваны и заставленный посудой стол.

Он моргает пару раз, привыкая к темноте, — одним из даров Германубиса при заключении контракта было улучшение физических качеств, что включало в себя также и ночное зрение, — а после внимательно осматривает открывшееся взгляду пространство комнаты, видимо, гостиной, на наличие... хоть чего-то, что помогло бы ему выйти на след Аль-Хайтама; чего-то, что помогло бы ему распутать этот, казалось бы, безнадёжно запутанный клубок.

В гостиной нет ничего, кроме стоящих полукругом больших, пустых диванов, стола между ними, со стоящими там чистыми чашками, холодным чайником и чашей с лежащими в ней персиками зайтун, и Сайно идёт направо, проходя через небольшой коридор к... воистину огромному кабинету с кучей книжных шкафов с полностью забитыми полками в них — и, что ж, Сайно удивлён.

Аль-Хайтам действительно всей душой обожает печатные книги, не так ли?

Сайно проходится по ним взглядом, с внутренним удовлетворением ярого педанта и перфекциониста отмечая и строгое построение корешок к корешку, и аккуратное группирование по тематикам.

И никаких запрещённых знаний, даже удивительно... учитывая, чей это кабинет.

Сайно видит книги и довольно старых изданий, популярных десятилетия назад, и более новых, недавно выпущенных — и замечает даже довольно лёгкую для уровня Аль-Хайтама книгу Хараватата "Понятие логики в языке рун".

В личной большой, любовно собранной библиотеке Аль-Хайтама есть даже исторические справочники даршанов Вахумана и Спантамад, несколько звёздных карт из Ртавахиста; и даже отведена целая полка для обязательных книг по древним механизмам Кшахревара.

Сайно с искренним любопытством ходит от полки к полке, читает названия на корешках, прекрасно знакомый с половиной находящихся здесь книг, и не сразу замечает, что упирается в добротный письменный стол — на нём тоже лежит книга, но значительно отличающаяся от остальных оббитой мягкой тканью обложкой с тёмным тиснением и... вычурной надписью на титульном листе.

"Пусть моё дитя Аль-Хайтам проживёт мирную жизнь."

— Хм? — Сайно удивлённо приподнимает брови и переворачиввет лист, мгновенно понимая — это не книга; это дневник.

Судя по пожелтевшим, слегка измятым страницам — довольно старый и часто перечитываемый.

Бережно хранимый.

Сайно быстро и осторожно листает его, мельком замечая отдельные слова, написанные летящим почерком, как Сайно может понять из этих коротких слов, бабушки Аль-Хайтама — чтобы проверить, не оставил ли сам Аль-Хайтам тут какую-нибудь записку, но всё пусто.

Лишь ничего не значащий для него засушенный гербарий на некоторых страницах, как подобие красивой закладки, и никакой действительно необходимой сейчас информации.

Сайно закрывает дневник, отодвигая его на край стола, где он и лежал до этого, и глубоко вздыхает, прижав ладонь к глазам.

Он тщательно осмотрел две огромные комнаты, но так ничего и не нашёл; книги из библиотеки так же пусты.

Осталось... осталось обыскать левое крыло. Возможно, там ему улыбнётся удача.

В противоположной части здания Сайно встречают две двери, ведущие, очевидно, одна в личную комнату Аль-Хайтама, а вторая — Кавеха.

И если комната Кавеха встречает его творческим беспорядком увлекающегося гения-архитектора, то комната Аль-Хайтама...

"О... ого!"

Сайно ошарашенно застывает в проёме, и Германубис удивлён вместе с ним — комната Аль-Хайтама встречает их настоящим погромом: разбросанные по всему полу, кровати и столу исписанные листы бумаги; открытый шкаф с косо висящей в нём одеждой; едва ли виднеющаяся под кипами бумаг мятая постель; плотно задёрнутые шторы; расставленные повсюду стопки книг — половина из них, раскрытые на случайных страницах, лежат на полу.

"Здесь будто прошёл ураган..."

Германубис тихо бормочет, и Сайно согласно кивает, осторожно ступая на незакрытые, чистые участки пола, по пути собирая все попадающиеся под руку бумаги — текст в них скачет, строки наползают друг на друга, но почерк точно принадлежит Аль-Хайтаму. Эти дурацкие завитушки на буквах Сайно узнает везде.

Аль-Хайтам определённо куда-то сильно спешил — или узнал нечто такое, что срочно нужно было записать, что не предназначалось для его ушей и глаз.

Должность Секретаря Академии, обязывающая знать слишком много закулисного гнилья, может в любой момент поставить жизнь под смертельную опасность, особенно когда Мудрецы не намерены делиться своими секретами с общественностью.

Всё, что Сайно краем глаза успевает уловить в стремительно накапливающейся кипе документов в его руках — это многоступенчатые технические расчёты Терминала Акаши, исследование и бесконечные абзацы вопросов о Храме Сурастаны, мельком Сайно даже замечает "упоминая о Сансаре..." — и хмурится, ставя всю стопку на кровать и садясь рядом с ней.

Избавленная от лежащих повсюду листов, комната теперь выглядит значительно лучше и чище, и Сайно выдыхает, кончиками пальцев задумчиво постукивая по чужому гладкому покрывалу — времени читать всё, что написал Аль-Хайтам, у него нет, так что бумаги он, очевидно, заберёт с собой. Но и оставлять эту комнату такой, какой она есть сейчас, крайне небезопасно, в первую очередь для Аль-Хайтама — то, что Академия еще не послала матр в его дом, не значит, что она не пришлёт их вообще — видимо, в данный момент Великий Мудрец слишком занят своим большим проектом, отнимающим всё его внимание, чтобы думать о том, как быстро скрыть все несостыковки его объяснения, и едва ли он подумает о том, что Генерал Махаматра, давно желающий поймать Секретаря на чём-то незаконном, не удовлетворится его словами и полезет проверять информацию самостоятельно... а после и решит сунуться в самое гнездо ядовитых змей, чтобы их переполошить.

Но первым делом необходимо было избавиться от улик. Сайно закрывает двери шкафа, перед этим захватив несколько вещей первой необходимости; собирает и оставляет на столе многочисленные книги: снова справочники по древним механизмам, этимология рун ещё со временён процветающего Гюрабада, различные переводчики и даже толстенная, довольно увесистая, старая книга по истории Сумеру даршана Вахумана; поправляет постель, не оставляя и складки, и, порывшись в собственной походной поясной сумке, достаёт длинную ленту для волос, перевязывая ею найденные документы.

Облегчённо выдохнув, Сайно берёт их в руки и быстро идёт к выходу, желая поскорее вернуться к себе, чтобы не вызывать ненужных подозрений — Сайно, всё-таки, не Аль-Хайтам, если у него нет миссий, то его всегда можно найти в кабинете, даже в обеденный перерыв, — пока не бросает мимолётный взгляд в сторону домашней библиотеки Аль-Хайтама и не останавливается.

Ну... почему бы и не забрать его с собой?

Тихо вздохнув, Сайно ненадолго заглядывает в кабинет, и стремительно возвращается к входной двери — тихо выйдя их дома, он внимательно оглядывается, острым слухом отслеживая подозрительные шорохи или звуки, но улица остаётся спокойной, насколько это возможно для вечно живущего Сумеру, и плотно закрывает дверь, возвращая ключ на место — под кадку с пышным, тёмно-зелёным цветком.

Беззвучно прыгая обратно на корни Священного дерева, сжимая в руках невероятно ценную информацию, Сайно может думать только о том, какую же грандиозную проблему ему случайно подкинул Аль-Хайтам.

***

А с самого утра следующего дня прямо с порога Сайно закидывают работой: довольно крупная банда пустынников, вместе с очередным непризнанным Академией гением-учёным активно начали вести контрабанду Капсул знаний, схоронившись в Море красных песков, в котором влияния Академии практически нет — зато у Академии есть Сайно, дитя песков и идеальный охотник, и он со скрытой скукой во взгляде читает присланные в Акашу материалы дела: и учёный, и пустынники, слишком очевидны в своих действиях и перемещениях по пустыне — не раз и не два тем же самым занимались их предшественники, и понять ход мысли новых, юных контрабандистов не составляет особых усилий... разве что приписка "имеют осведомителя в деревне Аару" звучит интересно.

Сайно подпирает голову рукой, задумчиво сощурившись — вход в пустыню, благодаря Стене Самиэль, лишь один, а путь дальше, в глубины Моря красных песков, только через деревню Аару. Кто же тот отчаявшийся бедняга, которому настолько не хватает денег, что он решил стать соучастником преступления, покрывая нарушителей законов?

Что ж, ответ на этот вопрос можно найти только на месте, так что Сайно собирается и отправляется в путь.

Нельзя упускать возможность беспроблемно посетить дом Кандакии.

***

Кандакия приветственно, с лёгкой улыбкой на губах, открывает ему дверь ещё до того, как Сайно добирается до крыльца, и тут же втягивает его в короткие объятия. Её руки крепко сжимают его плечи, и Сайно обеспокоенно хмурится — такое поведение нехарактерно для неё, уважающей и ценящей личное пространство другого человека.

— Всё в поряд?..

— Всё в порядке. Ну... более или менее, — Кандакия тяжело вздыхает, а после зовёт его в дом взмахом руки, и Сайно подчиняется, мгновенно переводя взгляд в открытую дверь комнаты Аль-Хайтама — он спит, укрытый лёгким покрывалом, и только постоянно дергающиеся конечности и прерывающееся дыхание выдают, что с ним что-то не так. — Он уснул недавно, так что веди себя тихо. И, Сайно...

Сайно напрягается, впиваясь пристальным взглядом в чужое озадаченное лицо — такой тон никогда не был предвестником чего-то хорошего.

— Да?

Кандакия задумчиво прижимает пальцы к губам, а после, покачав головой, говорит прямо, как всегда:

— Он не может спать. Я подозреваю, что это из-за постоянно работающего мозга, пытающегося усвоить всю ту информацию, которую он получил из Капсулы. Он не спал два дня и постоянно что-то бормотал, прежде чем мне это надоело и я влила в него снотворное. — Кандакия тяжело вздыхает и указывает рукой на беспокойно ворочащегося Аль-Хайтама. — Но, как видишь, и снотворное ему почти не помогает. Нам надо что-то с этим сделать, прежде чем его мозг перестанет справляться с нагрузкой, и он умрёт от перенапряжения.

Сайно скрещивает руки на груди и хмурится, вздрагивая, когда боль от случайно прокусанной острыми клыками щеки неприятно пульсирует, но даёт осознание реальности.

А вот и плохие новости.

— Хорошо, я... что-нибудь придумаю. Спасибо, что заботишься о нём, Кандакия.

— Пожалуйста. И... я всегда здесь, Сайно.

Сайно благодарно кивает, чувствуя, как в безмолвной поддержке Кандакия сжимает его плечо, а после быстро идёт к комнате, лишь на пороге на мгновение оборачиваясь:

— Иди, отдохни. Теперь моя очередь быть с ним.

Ответный кивок Кандакии он уже не замечает, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней спиной.

Итак, он снова здесь.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Сайно расправляет плечи и тихо подходит к кровати, протягивая руку, чтобы потрогать чужой вспотевший лоб.

Как он и думал, тёплый. Даже слишком тёплый, почти горячий.

Сайно поджимает губы, наблюдая за тем, как Аль-Хайтам неосознанно тянется вслед за прохладой его перчаток — как бы не наступила лихорадка. Сбивать её у них, конечно, есть чем, но само её наличие будет лишь подтверждать слова Кандакии и собственные безрадостные мысли Сайно.

Присев рядом на кровать и повернув руку тыльной стороной ладони, Сайно приложил её обратно ко лбу Аль-Хайтама, — золотой металл явно будет холоднее ткани, — второй же зарывшись в его волосы, медленно перебирая влажные пепельные пряди. Возможно, так он сможет хоть немного успокоить бушующий разум Аль-Хайтама, заземлить его и дать небольшое ощущение реальности.

Напрасные надежды, но, может быть—

Аль-Хайтам вцепляется пальцами в предплечье Сайно, тянет на себя, прижимаясь щекой, и коротко выдыхает, слегка расслабляясь, отчего Сайно моментально воодушевляется, чуть поворачивая другую руку и прислоняя ко второй щеке, тщательно игнорируя горящие огнём скулы.

Если Аль-Хайтаму это действительно помогает, Сайно готов просидеть в такой позе хоть весь день.