Матушка Сира вечно ворчала, что сыну впору было бы не Соловьем Разбойником, как отец, а Соловьем Бездельником называться. Но ворчала не особенно-то и осуждающе – такой же судьбы, как у папаши, прославившимся ограблениями купеческих поездов в Гороховом царстве, да в итоге-то сперва покалеченного капитаном царской стражи Муромским при задержании банды, а после так и на каторгах сгинувшего, сыну она вряд ли желала. Иначе с чего бы семью так спешно из родной деревеньки Семидубья увозить аж в царство Еремеево? К тому же увезла матушка не только семью, но и кое-какие сбережения из разбойничьих схоронов, как знала, что ни муж, ни дружки его с каторги уже не вернутся. Достаточно сбережений, чтобы в небольшом тихом царстве Еремея жить себе, никакой беды не зная – и уж точно без нужды грабежами и тут заниматься. Впрочем, природу сказочную в карман не спрячешь, так что и здесь сложилась у юного Соловья своя собственная небольшая банда из местной нечисти: девица Яга то ли из дочерей, то ли из внучек одной из легендарных колдуний, волколак Витька, леший Филька, да еще омутник Мокей, что в заводи близ мельницы, которую они себе под логово облюбовали, обитал, да постепенно в компанию веселую влился. Грабить они никого не грабили, так, разве что из озорства любили народ попугать, бывало, что и сперли бы чего так, шутки ради. Непросто быть полноценным головорезом с большой дороги, когда на все царство ни единой такой дороги и нет: так, тропы да направления! Торговых трактов значимых не проходит, а у местных, на ярмарки только морковку с огородов да поделки ремесленнические возящих, и взять-то особо нечего. Издавна в сказках так сложилось, что цари разным героям за особенно великие подвиги половину царства жаловали, так, что в итоге этих самых царств стало тридцать, некоторые совсем крошечные, одно громкое название. Вот и царство Еремеево все из нескольких деревень да столичного городка немногим деревни побольше состояло, а жители оказались непуганые – таким никакого душегубства не надо, чтобы грозным чудищем прослыть. Уж настолько народная молва их банде льстила, что Соловей порой опасался немного, как бы капитан Муромский из Горохова царства и сюда не нагрянул разбираться. Да то ли гордость царю Еремею не позволяла к Гороху за помощью обращаться, то ли там от таких мелких проблем отмахивались, а бороться с хулиганской шайкой все пытались своими силами, взаимно особо никак не мешающими.
До той поры конечно, пока Соловей главное царское сокровище умыкнуть еще не замыслил.
Как-то все случайно сложилось: заявились на мельницу два чинуши, кассиром да казначеем в царской сокровищнице в ту пору служившие, да предложили их шайке ту сокровищницу слегка разгрузить. Какая-то у них там ревизия намечалась, после которой головы могли полететь за несходящиеся с официальным бюджетом суммы, а в случае кражи что угодно списать можно.
Не то, чтобы золото Соловью, а уж тем более нечисти лесной было особенно нужно, его тут и потратить незаметно-то негде, однако кража царской казны в злодейском резюме смотрелась бы неплохо. Может, и матушка ворчать, наконец, перестала бы…
В общем, решил он, как главарь какой-никакой, а банды, сам через подсказанный казначеем тайный проход в терем царский проникнуть да осмотреться. Предполагалось, что со стороны тайного входа терем пустовать должен, там, по уверениям казначея, всякий хлам хранили, который и не нужен особенно, и выбрасывать все-таки жаль. Ход, в общем-то, был не то, чтобы уж тайный, а скорее всеми заброшенный: при ремонте и перепланировке терема одну из стен перенесли, то ли какую-то залу праздничную расширив, то ли новых комнат под кабинеты нагородив, так, что остался отгороженным неудобный узенький закуток возле старой лестницы. Слуги там порой проходили – пыль отряхнуть или незаметно улизнуть, чтоб сигаретку снаружи выкурить, но редко и уж точно не посреди ночи. А проще сказать – Соловей никак не ожидал, едва протолкавшись в полумгле сквозь сваленную у тайного входа рухлядь, наткнуться на какую-то исстрадавшуюся, видать, бессонницей девицу с зеркалом и свечой. Сидела девица спиной, однако в зеркале что-то за дрожащим островком света заметить успела и обернулась.
Вообще-то, пугать девиц Соловью нравилось. Уж очень потешно те визжали и разбегались, когда единственная а оттого грознейшая в округе банда разбойничья на телеге по кривым сельским тропам гоняла, из озорства их шугая да, исхитрившись, за косу успевая дернуть. Но сейчас дело предстояло серьезное, а оттого переполох раньше времени создавать не хотелось.
- А ну-ка тш-ш! – прорычал он, состроив свирепую физиономию. – Ни звука, не то – ух!..
Что «ух» он сам пока не решил, но надеялся, чтоб припугнуть, таинственная недосказанность только поможет. Девица, впрочем, и не пыталась ни вскрикнуть, ни вскочить, с меланхоличным спокойствием его разглядывая.
- Вот и чудненько, вот и помолчи, красавица… Что это ты тут посреди ночи-то затеяла? По зеркальцу волшебному тайком с кем-то болтаешь?
- Так тебе «ни звука» али ответить? – со странным спокойствием переспросила она. Девица Яга, как самая в шайке образованная, как-то упоминала, что у некоторых реакция на испуг особая – оцепенеть и притихнуть – возможно, повезло ему как раз такую встретить. – Зеркало не волшебное. Папенька-царь считает, что надо из родных сказок чудеса поддерживать, поэтому у нас только серебряные блюдечки с золотыми яблочками во дворце для связи, никаких зеркал заграничных. Эх…
- Так ты царевна, выходит? – слегка растерялся Соловей. Насколько он в свете от огонька перед зеркалом рассмотрел, девица была тоненькая, будто стебелек от цветочка какого, а взаместо косы какое-то сооружение из кудряшек на голове носила. – Несмеяна, что ли, что так-то скучаешь?
- Аграфена. То сказочное царство в лесах далеко севернее, так что ты заблудился чуток, коли Гореславу посмешить думал. Сам-то кто такой будешь?
- Я-то? – заподозрив, что царевна вовсе даже не оцепенела от испуга, а просто восприняла вторжение с более чем непонятным спокойствием, переспросил Соловей. – Бандит я… Мимо шел, чтоб казну царскую ограбить. Не знаешь, случайно, как отсюда в сокровищницу-то пройти?
- Подсказать-то мне не трудно, – ничуть не взбодрившимся меланхолиным тоном ответила Аграфена. – Да только позновато ты пришел, казну и без тебя уже разграбили. Не то, чтобы дочиста – каменья-то и вещи золотые батюшка отдельно от монет держит – но только этим вечером дьяка-кассира да казначея к заключению за злостную растрату приговорили, а денег-то этим уже не вернуть. По документам выходило, что аж на три сундука золотых червонцев должно быть больше, чем оказалось. Завтра собеседования на их вакансии проводить станем.
Выходит, два прохиндея сами казну успели обнести да на четных разбойников свалить все планировали, да только в том просчитались, что царь свою «ревизию» на завтра откладывать не стал. Видать, не во всем утро вечера мудренее оказывается. Да уж… коли в сокровищнице теперь что еще и осталось, так, наверное, караульных там теперь толпится, что не протолкнешься.
- Ох, ну так и шут бы с этими червонцами. Однако совсем уж без добычи возвращаться разбойнику дело обидное. Пусти-ка на зеркальце глянуть… может, оно и не волшебное, а золотая оправа с каменьями тож на дороге не валяется… Перстенек еще в чаше завалялся? Прелесть, что у тебя за изящные пальчики, царевна, такие и без перстенька будут хороши, – не с первой попытки выловив колечко из широкой чаши с водой, Соловей придирчиво рассмотрел его возле свечного огонька, а потом перевел взгляд на тихонько наблюдающую за ним слегка посторонившуюся девицу. Слишком уж спокойно наблюдающую, будто даже со скукой, что совершенно покою самому не давало! – Больше ничего интересного у тебя не найдется? Может, платьице твое парчовое Ягодке в подарок прихватить, а то вечно она в обносках каких-то…
- Неужто раздеться меня заставишь? – сердито нахмурилась Аграфена, впервые показав что-то кроме скучающего любопытства. – Да у тебя совесть вообще есть, девице на выданье говорить такое?!
- Нету у меня совести, она разбойникам по натуре сказочной и не положена! – отрезал Соловей. Должно быть, от свечного огонька, сквозняком каким-то в его сторону покачнувшегося, но лицо будто бы жаром обожгло. – Но обижать тебя и в мыслях не было…
Будто бы станет царевна на слово ему верить.
- А и ладно, – с прежней уже монотонностью почему-то согласилась Аграфена. – Платье дорогое я могу из гардеробной для Яги твоей взять, мне недавно в подарок заграничное прислали по образцу от самой Крестной Феи пошитое, шелковое и в бриллиантовом шитье, а я все одно и не ношу. Дурная же в западных королевствах мода: сверху платье узкое, аж не вздохнешь глубоко, а юбки, наоборот, будто шатер шамаханский, широкие и пышные, за все цепляются… Может, ей больше приглянется. Ты подожди тут, я схожу, принесу.
- Думаешь, я дурной и стану тут годить, пока ты стражу дворцовую кликнешь?
- Да в мыслях не было. Но со мной тебе никак в покои мои нельзя. Няньку мою, не приведи, разбудим – всем мало не покажется, – терпеливо, будто ребенку, объяснила царевна.
- Ты чего это, царевна, ничуточки меня не боишься? – отчего-то уязвленный ее скучающим тоном, возмутился Соловей. – Али не знаешь, что я на все сказочные поля да леса страшнейший разбойник?
- Да как тебя не знать-то? Царство у папеньки небольшое, других разбойников у нас тут и нет вовсе, а о вашей компании я часто слышу, когда в приемные дни крестьяне да ремесленники с жалобами на вас приходят. То курицу чью на телеге переехали, то репу с огорода укопали – репа, мол, была сказочно чудесная, для ярмарочного конкурса рекордных размеров выращенная, всей семьей хозяева выдернуть не могли, а за ночь пропала, как мышь ее хвостом смахнула – то общественное спокойствие нарушаете, песни опосля заката распевая, да и вообще шум наводя.
От злости на такое пренебрежение в жар бросило еще сильнее.
- Неужто ты о грабежах купцов на главном тракте царства Горохового не слыхала ни разу, а только сплетни да потешки глупые? Да о Соловье Разбойнике на все сказки лихая слава идет!
- Слыхала. Что того-то Соловья, который на том тракте купцов грабил, еще до моего рождения гороховский капитан-воевода Степан Ильич Муромский на каторгу отправил, а ты меня если и старше, то лет на пять, так что он – это уж точно не ты! Ежели ты вообще Соловьем только чтобы деревенских запугать, да по шее за все те пакости не получить, назвался…
- Это я-то только назвался?!
- Откуда ж мне знать…
Соловей тихонько присвистнул. Чаша с водой, в которой раньше лежало колечко, взорвалась во все стороны брызгами воды и осколками – хорошо, зеркальце со стола успел забрать, а то бы так сгоряча и испортил.
- Ух ты! – на пару мгновений улыбнувшись, Аграфена по-детски хлопнула в ладоши. – Это что за фокус?
- Это не фокус, а ежели по-научному, то любой звук воздух, как волна воду, шатает туды-сюды. Когда умеешь правильно встряхнуть, можно таким шатанием почти что угодно сотрясти. А у Соловьев это талант сказочный, коли в полную силу свистну, так от вашего дворца тут камни да бревнышки будут! Ну так что, веришь, что я настоящий… даже ежели тот грабитель и не я, а папаша мой был? Али продемонстрировать?!
- Верю, не шуми. Глянуть бы интересно, но коли терем разворотить, нянюшка уж точно проснется и брюзжать опять станет… кабы не хуже обычного. Только сомневаюсь, что в батюшки своего преступной деятельности ты мог участие принимать. Да и остальные в твоей банде молодежь, даже старой ведьме годков двадцать, не больше. Как я поняла, самое страшное ваше душегубство – когда бабку Феклу до последнего козла ограбили, рожки да ножки от того серого козлика оставив. Она, правда, еще на пропажу двух гусей жаловалась, но они потом нашлись.
- Да этот козел сам по лесу бродил, покуда Витьке… ну, волколаку нашему на беду свою не встретился! – Витьке за историю с козлом было крайне неудобно, в шайке не раз замечали, как он старухе, которая сама ж скотину и прозевала, под дверь корзины то с выращенными Филькой грибами, то с пригнанными Мокеем в сети карасями тайком притаскивал. Соловей примолк, сообразив, что такие детали более грозной репутацию шайки уж точно не сделают. – Эх, царевна Аграфена, не воспринимаешь ты меня, значит, всерьез? А вот ежели я сейчас… к примеру, тебя похищу, да у папани твоего выкуп во всю казну царскую потребую?
- Хорошо?
- Чего – «хорошо»?
- Хорошо, говорю, похищай, – равнодушно пояснила царевна.
- Не веришь, да?! – возмутился Соловей и, положив на место зеркальце, подхватил ее на руки. Девица приглушенно ахнула от неожиданности – видно, вмиг ушедший из-под ног пол все ж вывел ее из равновесия – и обхватила его за шею руками, будто из опаски, что уронят. Хотя легкая, будто птичка в ладони пойманная… – Т-ты чего это?
- А что не так? – доверчиво склонив голову ему на плечо, спросила Аграфена. – Знаешь, меня вообще-то никогда раньше не похищали, так что я, может, чего и не знаю, как правильно делать. Ты скажи, если…
Соловей вздохнул и аккуратно поставил ее снова на ноги, только придержав зачем-то ладонями. Царевна рук с его плеч тоже убирать не спешила.
- Да я и сам раньше не… Странная ты. Неужто тебе в царском тереме живется плохо, если ты даже не боишься быть разбойниками украденной?
- Нормально живется. Скука здесь только сплошная, не сказочное царство, а болото глухое, хочу мир хоть как, чтобы не через волшебное блюдечко, по-настоящему посмотреть… А ты передумал, что ли? – остренькое личико царевны разочарованно вытянулось.
- Я пошутить пытался, – нехотя признался Соловей. Ясное дело, для царевен-то каждая вторая сказка начинается с того, что еще чудища али бандиты какие похищают, чтобы герой какой-нибудь на выручку придти смог, вот ей и не терпится, пока витязи, жаждущие подвига да тихое маленькое царство без интереса обходящие, сюда потянутся. – Только как-то оно не забавно получилось. Аграфенушка, коли ты…
В густом мраке за горами хлама раздались тяжелые шаги и приглушенное ворчание.
- Ой, нянюшка проснулась! – отпрянув от него, едва слышно выдохнула царевна. – А ну спрячься и сиди тихонько!
Накрыв опешившего разбойника пропылившимся до жути полотном – то ли скатертью, то ли шторой какой-то среди хлама заброшенной, она торопливо бросилась наперерез приближающимся шагам с капризным возгласом:
- Ефросинья Федотовна, а чего это ты мне в важном деле мешаешь?!
- Како тако важное дело ты там еще посреди ночи удумала, распустеха ты шабутная? – послышался в ответ недовольный старушечий голос. – Чаво тебе опять не спится? Али я те не говорила, что в одиночку все эти гадания вещь опасная! Ух!..
- Абсолютно не понимаю, отчего царская дочь должна отказывать себе в личном интересе! – холодно отрубила Аграфена.
- Чаво это у тебя еще за личные антиресы-то такие вдруг появились?
- Мне стражники сказывали, что в дворце царском призрак водится, который то в подвалах тюремных стонет, стенает да цепями гремит, то по коридорам бродит. Оттого-то, когда кухарка позабыла запереть кухню, оттуда пропал копченый окорок и бочонок вина, а самих стражников в ту ночь будто околдовал кто, что у них потом до самого полудня руки тряслись да земля из-под ног уходила, а собаку сторожевую так вообще стошнило! Вот я и решила того призрака выследить да допросить.
- Ужо говорила я царю-батюшке, что в твоем возрасте давно уже пора замужем быть, чтоб недосуг было от безделья всякими книжками да фантазиями голову забивать. А он все выбрать не могет. Царевна сказочная – роль серьезная, ответственная, тебе в первую очередь об антиресе государственном думать пристало, а не о глупостях всяких!
- Тоска одна. Чего о них думать-то? Будто в царстве сами собой, без приглядки, пахари пахать, пастухи пасти, а девки плясать не будут – по мне, так они замечательно и без контроля сверху тут справляются. Пойдем уж и правда спать, коли ты мне все гадание испортила…
- Аще и чаша разбита! – как невидимая старуха исхитрилась углядеть это в полутьме, так и осталось загадкой. – Казенное ж имущество, государственное, вот распустеха ты безрукая! Больше чтоб даже и не думала такое затевать, ежели уж погадать охота, то напервой меня позови. Я-то в этом поболе тебя умею.
- Хорошо, Ефросинья Федотовна, как скажете. Только пойдем уж…
- А чаво это тайная дверь нараспашку?
- Сквозняк, наверное. Ох, нянюшка, – Аграфена наигранно зевнула. – Ты так меня своими нравоучениями утомила… Немедля проводи меня в покои, а не то упрошу батюшку тебя на загранишную гувернантку барышню Козлову подле меня заменить! Пшли!
- Ой, да будто на такое жалование кто еще твой норов-то терпеть станет! – пробурчала нянька, но шаги начали отдаляться. Соловей украдкой чихнул в прижатые к лицу ладони, где-то со стуком упала швабра, но, кажется, укрытия его так и не разоблачили. Когда все стихло, он выбрался, кое-как нашарив путь обратно – свечу то ли сама царевна то ли нянька перед уходом погасили.
- Так и чаго? – деловито осведомился дожидавшийся за городской стеной оборотень Витька, заметив, что их атаман вернулся.
- Да не «чаго»! – досадливо огрызнулся Соловей. – Эти два жулика нас подставить задумали, сами царскую казну обчистили, там теперь шаром покати, беспокойства не стоит.
- И куда мир так низко падает, что аж мы за ним поспеть не можем! – взгрустнул волколак. – Разбоем прожить теперь столько сложности, будто сам все это добро зарабатываешь! Неужто вовсе ничего ценного в царском тереме не нашлось?
- Нашлось-то, конечно, – приподняв руку, Соловей задумчиво изучил в бледном ночном свете перстенек царевны, так и оставшийся на его мизинце. Что ж, с казной царской определенно неудача вышла, но что те червонцы-то: легко приходят, легко и уходят. – Да только к главному сокровищу, что у царя есть, я и не знаю, как подступиться…