Нервозность стоит комом в горле. Она не дает трезво смотреть на окружающую действительность: преображает все в карикатурный рисунок пятилетнего нервного ребенка, расчеркавшего белый лист яркими зелеными, красными, желтыми и синими штрихами. Оксане приходится встряхнуть головой, прокручивая ремешки браслетов на правом запястье. Хотя бы дома она неплохо держалась, умудрилась даже избежать вопросов матери, бурчания отца и молчаливого внимания Бори. Оксана не может сдержать разочарованного вздоха, когда вспоминает напряженную атмосферу в квартире. В последнее время у них совсем не ладится. Хотя когда у них в принципе ладилось?

Она отводит вьющиеся локоны с лица и задирает голову. У завешенного сеткой и заставленного строительными лесами Дома культуры шумно. Над Оксаной раздается громкий переклич голосов, топот ног, смешанные с ругательствами. Ветер гоняет строительный мусор и пыль, посылая все это в сторону девушки. Оксана морщится и кутается в куртку, пытаясь спрятаться за низким воротником. В голове проносятся сожаления, что она так и не купила новую шапку - ветер неприятно холодит голую макушку. К счастью, пока она не жалеет, что согласилась на эту встречу. 

Гена появляется из-за поворота, неуклюже балансируя на бордюре. Выглядит он нелепо: весь нахохлившийся и ссутулившийся, с руками, глубоко засунутыми в карманы пестрой куртки. Он вновь похож на маленького птенчика. Оксана вздрагивает и тут же стыдит себя за такие нелепые сравнения.

- Привет, извини, долго ждешь? Меня немного задержали, ну там, знаешь… - он неопределенно взмахивает рукой.

Оксана поджимает губы и кивает - в общем и целом, ее абсолютно не касается, где и с кем задерживается Гена. У них не свидание, просто… встреча. Она оглядывается и хочет уже начать разговор, но ее прерывает какофония из строительных звуков - начинают работать отбойным молотком и перфоратором. 

- Интересное ты место выбрал, - Оксане приходится наклониться к Гене и повысить голос, чтобы он мог хоть что-то различить.

- Да, прости, - Гена склоняется к ней в ответ и ощущается это неожиданно волнительно, - Подумал, что новое начало, все дела. 

Оксана моргает, пытаясь понять шутит ли Гена. Судя по его нервной улыбке и взгляду испуганного олененка - нет. 

- Глупо, да?

Оксана тактично молчит. Она не знает что на это ответить, поэтому быстро переводит тему, пробрасывая “Пойдем?”. Она перебегает пустынную дорогу, и оказывается на другой стороне улицы. Гена молчаливо следует за ней почти в припрыжку. Она так нервничает, что постоянно теребит чертовы браслеты на запястьях. Кожаные ремешки трутся, вызывая раздражение, и девушка жалеет, что вообще надела их. Гена принимается вышагивать рядом и уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, как за спиной раздается оклик:

- Гена? Ты что ли? - из-за их спин звучит удивленный глубокий голос, и Зуев оборачивается на говорящего.

Перед ними с Геной останавливается молодой человек в бежевом пальто, с зачесанными пышными волосами и темными глазами. “На наркомана точно не похож,” - успокаивает себя Оксана. Обычно наркоманы не выглядят, как богатенькие папенькины сынки. “Зато это не мешает им быть мудаками,” - Оксана невольно возвращается мыслями к Кудинову, и ее охватывает дрожь. Девушка сжимает зубы, пряча руки в карманах куртки, и вонзается ногтями в собственные ладони. Ее начинает колотить.

- А мы думали… я рад, что ты в порядке. 

- Давид, ну ты как обычно: сама вежливость, - Гена расплывается в улыбке, подскакивая к парню, и крепко пожимает протянутую ладонь, - А я думал Никитос вам все растрепал.

- Вы виделись? - чужое лицо искажает маска искреннего удивления (по крайней мере Оксане кажется оно довольно искренним), - Он ни слова нам не сказал.

Гена отворачивается словно хочет сплюнуть. Может и так. Но он замирает, качая головой, и вновь смотрит на Давида. Кажется он вовремя вспомнил, что не один. “Как мило,” - думает Оксана, поджимая губы. 

- Вот гнидосина мелкая.

- Может забыл? - парень пожимает плечами и с неким разочарованием в голосе добавляет, - А я думал, что ты бросишься к нам, как только вернешься. 

- Да я че-то… - Гена стыдливо опускает голову и принимается ковырять носком ботинка асфальт. 

- Оу, я понял, - парень явно считывает его эмоции по-своему, и наконец обращает внимание на Оксану, - Я Давид, мы с Геной в одной группе играли. Надеюсь, что еще сыграем.

- Оксана, - девушка кивает и надеется, что на этом от нее отвяжутся. Она не в том состоянии, чтобы заводить новые знакомства. 

- Очень приятно, - Давид мягко улыбается ей и снова направляет свое внимание на Гену, - Я передам парням. Ты приходи мы репетируем все так же.

- А ремонт?

- От шума хоть не слышно, как Рома косячит, - смеется тот, и взмахивает рукой на прощание. 

Гена улыбается как-то дергано - Оксана понятия не имеет, что это может значить, - и провожает развернувшегося парня взглядом. А из ее головы все не может выветриться образ этого чертового светлого пальто. Дело даже не в парне, а именно в бежевом драпе. Девушка думает, что все друзья парни придурковатые панки, творящие глупости, балующиеся травкой и шныряющие по городу без дела. Давид же выглядит слишком серьезным. На мгновение Оксану охватывает любопытство, как это они сошлись. 

- Друг? - аккуратно уточняет девушка, с любопытством заглядывая в глаза Гены.

- Старый товарищ, - зачем-то поправляет парень, шмыгнув носом. 

Они возвращаются к маршруту, но строить разговор совершенно не выходит. Оттого они вышагивают по узкой улочке в молчании. Гена не пытается завести разговор - кажется, эта встреча выбила не только ее из колеи. Оксана неловко разглядывает свеженькие фасады, которые усиленно реставрировали и отмывали от вековой грязи весь прошлый год. Она и не помнит, когда эта часть города выглядела так привлекательно. Пожалуй никогда. 

Они сворачивают в сторону набережной. Оксана чувствует, как меняется воздух - из запыленного и пропахшего токсинами он превращается в свежий морской бриз. Хотя, вероятно, это не более чем игра ее воображения. Оно в последнее время особенно сильно буйствует. Оксана становится дерганой, недоверчивой, превращается в настоящего параноика. И ей это не нравится. 

Поэтому она и согласилась на не-свидание с Зуевым - ей нужно отвлечься.

Оксана подставляет лицо морскому ветру и, прикрыв глаза, довольно улыбается. Постепенно становится легче дышать. И глупое чувство вины, родившееся вчера, наконец затихает. Ведь, по идее, именно из-за нее Зуев наделал глупостей. Может его вообще уволили. Неожиданно для себя она отмечает, что совершенно не хотела бы такого исхода. Девушка оборачивается и поднимает взгляд на Гену - нет, вина никуда не делась. Оксана разочарованно вздыхает, поправляет вьющиеся от влаги волосы, и аккуратно уточняет:

- Тебе сильно досталось?

- А? - Гена быстро моргает, словно выныривает из водоворота мыслей, - А, нет. Знаешь, немного поворчала и отпустила. 

Оксана не может сдержать легкой улыбки - хорошо, что Гену не уволили из-за вчерашнего. Она мало что знает о хозяйке “Коралла”, может, она бы и вышвырнула нерадивого работника за такое. 

- Ты не подумай, Алла Вениаминовна не совсем зверствует, - Гена хмыкает, пожимая плечами, и изображает намеренную небрежность, - Так, заставила отдраить Коралл зубной щеткой и все. 

Оксана выгибает бровь, недоверчиво уставившись на парня. Он выдерживает ее взгляд пару секунд, а потом разбивает повисшую тишину приступом хохота. Гена чуть ли не пополам складывается, потешаюсь над чужой реакцией. 

- Ты бы себя видела… 

Оксане хочется огрызнуться. Кажется, даже ее лицо искажается от маски презрения. Конечно, Гена это видит. И тут же берет себя в руки, подскакивает и принимается тараторить без умолку. Он пытается извиниться, чуть ли не скачет перед ней. Оксана качает головой - она и забыла, что парни бывают такими. Непосредственными, веселыми, искренними и глупыми. В последнее время она видела только грустного, заваленного проблемами Борю. 

- Так, я знаю, что поднимет настроение! - внезапно провозглашает Гена, почти подпрыгивая от собственной идеи, - Еда!

Оксана изламывает брови от вида парня - он кажется таким ребенком, совсем еще мальчишкой. На ее памяти никто так ярко не радовался обычному предложению. Даже Боря в детстве вел себя сдержаннее. Но кажется, что Гена вообще не сильно похож на тех мальчиков, что окружали девушку всю жизнь. “Прекрати,” - просит Оксана саму себя, ощущая как кровь приливает к щекам. 

- Покажу тебе самую вкусную шаурму в городе, - разговоры о предстоящем обеде невероятно веселят Гену, он так и светится от счастливой улыбки, не замечая чужого молчания.

Действительно, как мальчишка. Оксана хмыкает и кивает головой в сторону одного из ларьков, расположенных ближе к набережной. Безвкусная желтая вывеска с красными буквами возвещает прозаическое “Шаурма”.

- Эта что ли?

- А? - Гена следит за ее взглядом, а потом трясет головой, - Нет, конечно, эта ужасная. Никогда сюда не ходи - я в последний раз когда тут ел, потом весь вечер блевал дальше, чем видел. 

Она не знает зачем ей это - последние пару лет она старательно пыталась придерживаться диеты, считать калории, постоянно взвешивалась и измеряла талию - не прибавила ли чертовка в сантиметрах. А теперь что? Бросает привычки ради мальчика со всклокоченными кудрями и горящими озорными глазами? Серьезно? Она качает головой, пока следует за Геной. Да плевать. Надоел этот контроль, эти рамки - все надоело. Рамки травм, рамки запретов. Невыносимо слушать от тренера “Оксан, держи себя в форме”. Ненавистно отцовское презрительное и короткое “Вырядилась”. Невыносимо мамино “Оксан, поешь уже, одни кожа да кости”. 

Как же она устала от этого.

У фургончика, к которому ее подводит Гена, стоит парочка, ожидающая свой заказ. Парень со странным, будто сломанным носом, удерживает на шее пестрые наушники и написывает сообщения, с задумчивым видом. Светловолосая девушка, держащаяся за его локоть разглядывает асфальт под ногами. Незнакомец запихивает телефон в кармане и подлетает к окошку, забирая еду с благоговейным “Пища богов”. Оксана коротко хмыкает и старательно прячет улыбку, наблюдая за этой сценкой. Хотя должна была бы привыкнуть к такому в городе. В Приморске все немного странноватые. 

Гена быстро уточняет не хочет ли она чего-то конкретного и, получив отрицательный ответ, делает заказ на свой вкус. Оксана неловко переминается с ноги на ногу и разглядывает своего спутника, увлеченно болтающего с шаурмистом. Парни то и дело перебрасываются веселыми подколками, словно знают друг друга годы. Может так и есть. Либо Гена может завести непринужденный диалог с кем угодно. Оксана вот так не умеет - у нее и раньше были проблемы с общением с парнями, а после всего произошедшего навыки коммуникации окончательно растерялись. 

- Держи, - перед девушкой возникает рука, протягивающая завернутую в пищевую бумагу шаурму.

Оксана смущенно улыбается и делает первый укус. И либо это самое вкусное, что она ела в жизни, либо она слишком измучила себя диетами. Наверное, она выглядит смешно, потому что Гена смотрит на нее… странно. Снисходительная улыбка, промелькнувшая на чужом лице, почти заставляет ее вспыхнуть. Оксане хочется спрятаться, она торопливо прожевывает кусок, и свободной рукой отводит растрепавшиеся волосы с лица.

- Ну как? Вкусно? - аккуратно уточняет Гена, так и не притронувшись к своей порции.

Оксана активно кивает, наблюдая за тем, как меняется чужое лицо - оно выглядит по-настоящему счастливым. Эта радость перетекает и в разговор, заставляя Зуева начать без умолку трещать. Он ведет ее дальше по улице, следуя маршруту известному ему одному, рассказывает о том, как впервые нашел это место пару лет назад. Гена принимается говорить о том, как водил сюда парней - Мела, Кису и Хэнка (Оксана не привыкла слышать кличку брата). Она не может сдержать глупого смешка, когда слышит, что Кислов и тут нашел повод для ссоры с Борей. Может ее должны беспокоить странные, чрезмерно эмоциональные отношения ее брата, но пока это делает его счастливым, она не станет лезть. Оксана видела, какими глазами Боря смотрит на Кислова - на нее в жизни так никто не смотрел. 

Такие размышления заставляют ее иначе взглянуть на Зуева. В голове мелькает постыдное: “А может быть?”.

- Честно, я тебе совсем не нравлюсь? - внезапный вопрос почти заставляет ее поперхнуться едой. 

Ого! 

- Ну и вопросы у тебя, - бормочет Оксана, качая головой и проглатывая кусок лаваша вместе с громким “ого”, возникшем в голове.

Гена внезапно останавливается, едва ощутимо касается ее локтя и выглядит при этом очень жалобно. 

- Оксан… 

- Нет, ну слушай… - она откашливается, пытаясь скрыть за этим все те неуклюжие чувства, всколыхнувшиеся внутри, - Я не могу так, ясно?

Ей страшно это говорить. Так же страшно, как и смотреть на Зуева. Оксана не совсем понимает, чего стоит ожидать от парня - может, он расстроится или разозлится. Она старается подбирать слова, чтобы обезопасить саму себя, и, если честно, ей становится тошно. И не потому, что Гена ей “не нравится”, вовсе нет. А от того, что она боится даже его: такого добродушного, улыбчивого и очаровательного. 

Оксана делает глубокий вдох, сминая промокшую от соуса бумагу в маленький комок, прежде чем начать говорить: 

- Нам потребовался год, чтобы просто прийти в себя после… после того, что вы устроили, - она сжимает губы, пытаясь удержать собственную тайну внутри, чтобы не приплести еще и собственную трагедию 

Гена сникает, опускает голову, начинает ковырять носом ботинка брусчатку и коротко шмыгает носом. Она не пытается его обвинять, вовсе нет. Но, кажется, Зуев понял ее слова по-своему. 

- Они тебе этого никогда не скажут, - тихо добавляет Оксана, отводя взгляд в сторону, - Не скажут, как им было тяжело. Они слишком любят тебя.

- А ты, получается, нет. 

Ее охватывает раздражение: он будто пытается вытащить из нее дурацкое признание, прямо как школьник какой-то. А еще сильнее злит то, как екает сердце в груди от этих слов. Оксана сжимает зубы и снова смотрит на парня, смягчаясь при виде виноватой улыбки. По Зуеву видно, что он сам понимает, какую глупость выдал. 

- Извини, - бормочет Гена, в очаровательном жесте (Оксана ловит себя на том, что слишком многое в парне ей кажется очаровательным) почесывая бровь, - Прости, правда. 

Оксана кивает, швыряя комочек в ближайшую мусорку, и жалеет что не взяла влажные салфетки. В груди бешено колотится сердце от таких разговоров, и девушка вновь вынуждена отвлекаться на рутинные действия, лишь бы успокоиться. Она трет ладонь обычной салфеткой, пытаясь избавиться от остатков соуса, но кожа так и остается липкой. 

- Так… а что ты думаешь? - аккуратно уточняет Гена, протягивая девушке свою часть салфеток. 

Она благодарно кивает и раздумывает над заданным вопросом. Ответ лежит на поверхности, ей не нужно ничего даже придумывать. Потому Оксана быстро говорит: 

- А я считаю, что лучше сказать правду, - она смотрит на Гену, не отводящего от нее взгляда ни на секунду, - Знаешь, это… Это, ну, как оторвать пластырь.

Гена фыркает и едва уловимо морщится от ее слов. Оксана не знает из-за чего именно его лицо искажается: от воспоминаний о трупах или от чего-то другого.

- Оксан, если ты думаешь, что мне было легко, то ты ошибаешься, - Гена удивляет ее тем, что говорит абсолютно серьезно. Он в кои-то веки не пытается отшутиться.

- Очень тяжело было?

- Точно не легко, - фыркает Гена, доставая сигарету из пачки, и застывает. 

Он кидает на девушку быстрый взгляд, а потом с сожалением убирает все по карманам. Оксана молчит - ей все равно, курил бы при ней Зуев или нет. Но есть нечто трогательное в этом жесте. 

- Ты же из-за ваших этих… - девушка запинается, слово “дуэль” кажется чересчур помпезным, вырванным из другого временного периода, совершенно неподходящее Гене. 

- Я бы парней не бросил, - твердо говорит парень, не давая Оксане закончить фразу, - Если бы не все обстоятельства, то я бы остался. И не было бы этого.

- Ты так уверен?

- Ну я… 

- Мне даже интересно, как бы ты умудрился остановить Рауля с двустволкой наперевес. 

Гена насуплено молчит, очевидно, не зная что ответить. Вот именно. То что он их всех не поубивал там вообще чудо. Она прикрывает глаза и возвращается мыслями в те ощущения. Ей тяжело вспоминать о том, что произошло в душе. Также тяжело думать о кошмаре, устроенном на вечеринке. Охвативший ее ужас до сих пор призраком висит над ней: вымокшей, продрогшей, сжавшейся у этого чертового бассейна. Она увидела настоящего монстра, а вовсе не человека в тот вечер. Но даже после бассейна крохотная часть Оксаны, та, что знала Рауля практически с пеленок, не могла поверить в происходящее. 

- Оксан? - голос Гены вырывает ее из тягучих мыслей, - Ты в порядке?

- Ага, - она не может выдать ничего красноречивого, потому для лишней убедительности кивает.

- Так, знаешь что? У меня есть еще одна идея, - Гена стремительно расцветает, расплывается в улыбке и разводит руками, - Летний кинотеатр. 

Оксана к собственному удивлению тут же соглашается - что угодно, лишь бы перестать тонуть в этих поганых воспоминаниях. Добираются они быстро, не проходит и двадцати минут, как они усаживаются на примятое футбольное поле. Вокруг располагаются парочки, Оксана с тревогой оглядывает собравшихся и понимает, что боится встретить кого-то знакомого - с ее удачей все возможно. Гена рядом устраивается поудобнее и быстро спрашивает:

- Все хорошо?

Оксана улыбается и кивает, обращая все свое внимание на экран, где выплывают вступительные титры. Она чувствует себя странно волнительно, но это определенно приятное волнение. Ее словно окунает в детство - в последний раз они были в открытом кинотеатре много лет назад, когда Боря был крохотным малышом. А потом все стремительно закончилось - у мэрии больше не было времени на подобную чепуху, а у их семьи начались первые проблемы. Оксана выдыхает и прикрывает глаза, стараясь отпустить прошлое. 

Сейчас она в настоящем: сидит рядом с неплохим парнем и хорошо проводит время.

Она воображает себя совсем юной школьницей: они сидят на старом высохшем травяном покрытии большого футбольного поля - видимо администрация города в кои-то веки решила использовать старый стадион хоть для чего-то. Гена упирается раскрытой ладонью в землю, и почему-то это не дает Оксане покоя. Он ее даже не касается, как обычно пытались сделать другие парни: не приобнимает за плечи, не кладет свои пальцы на ее ноги, даже не заводит руку ей за спину. Гена молча смотрит на происходящее на экране и, кажется, будто его вообще не волнует чужое присутствие рядом. Оксана напоминает себе, что сама же назвала это не-свиданием.

Глупое чувство в груди подмывает прижаться к пестрой куртке ближе, положить голову на крепкое плечо и прикрыть глаза, забыв про фильм. Оксана пытается одернуть себя, но сладкое волнение захватывает с головой. Она опускает руку, сдвигает ее выше по искусственной траве и, когда сталкивается с пальцами Гены, вздрагивает. Они соприкасаются только самыми кончиками фаланг - на большее у Оксаны не хватает смелости. Девушка отворачивается, пытается смотреть на экран, но ее абсолютно не интересует сложная драма вымышленных людей. 

Ей достаточно собственной. 

Она выпускает дрожащий вздох, когда чувствует, как Гена проскальзывает подушечками пальцев по ее ногтям и сдвигается выше к костяшкам. Оксану начинает бить мелкая дрожь, которую она никак не может успокоить. Сердце запускается с новой силой, бешено стучась о ребра, пытаясь выбить кости из пасов и раскрыть грудную клетку. Оба не двигаются, словно любой жест может разрушить волшебство этого странного момента. 

“Сама же говорила: это не-свидание,” - стыдливо думает Оксана, а потом встряхивает головой, под аккомент безумного клавишного саундтрека. На пару секунд ее захватывает игра актеров - она пристально вглядывается в слезы, стоящие в светлых глазах. А когда приходит в себя, понимает, что Гена уже давно убрал свою руку. Зуев выглядит так, словно ничего и не было. На секунду Оксана сомневается в реальности происходящего. 

Неужели и это ей привиделось? 

Остаток сеанса девушка проводит в собственных размышлениях, подтянув к груди ноги и уложив голову на колени. К счастью, Гена не задает глупых вопросов, не спрашивает, как она. Оксана ему искренне благодарна. Не только за это, а за весь день в целом. Они выходят со стадиона, огибая группки людей, и Гена останавливается в стороне, чтобы неловко уточнить: 

- Так что… - он покачивается на носках, пока пытается сформулировать вопрос, - Ты куда дальше? Хочешь прогуляемся…

- Мне домой нужно, - обрывает его Оксана с виноватой улыбкой. 

Уходить действительно не хочется, но оставаться еще страшнее. Тревога медленно начинает терзать девичью грудь, тянет ее в безопасную коробку дома. Оксана не хочет, чтобы мать с отцом начали разрывать телефон навязчивыми звонками, чтобы Боря написывал ей десятки сообщений - даже если они в ссоре, это не значит, что мелкий не будет за нее переживать. 

Лицо Гены меняется: оно преображается в тоскливую маску, от которой в болезненном спазме сжимает сердце. Оксане правда жаль. Может, и стоит все это сказать Зуеву прямо сейчас, поблагодарить, но отчего-то язык присыхает к небу и не дает выдать ни одного разумного слова. 

- Ох, тогда… До скорого? - в каждом следующем слове Гены слышится все больше неуверенности. 

- А, да, увидимся, - Оксана кивает на прощание, направляясь в сторону автобусной остановки.  

Домой она возвращается ровнехонько к ужину. Стоит ей переступить порог квартиры и почувствовать напряженную атмосферу, как она начинает жалеть, что отказалась от продолжения вечера в компании Зуева. Оксана проходит в кухню-гостиную, где за столом сидят все трое: недовольный отец, взвинченная мать и молчаливый брат. Мама начинает суетиться, подскакивает к плите, рыщет по ящикам в поисках чистой тарелки. Боря даже не шевелиться, пилит взглядом свою порцию картошки с котлетой, и едва ли смотрит на сестру. Зато отец не отрывает от нее пристального взгляда блестящих глаз. 

Оксана пока не может понять пил ли он, но всей душой надеется, что нет. 

- Где была? - первым делом спрашивает Хэнкин-старший, ковыряясь вилкой в миске с квашеной капустой. 

- Где надо там и была, - спокойно отзывается Оксана, возвращаясь в прихожу, чтобы повесить куртку на место. 

- Я тебя по нормальному спросил, Оксан.

- А я по нормальному ответила, - продолжает гнуть свою линию девушка, проходя мимо стола, чтобы налить себе сока - в горле начинает неприятно першить. 

- Оксан, ужинать садись, чего ты бродишь-то, - мать разворачивается, сжимая в руках найденную тарелку. 

- Я сыта.

Девушка достает упаковку сока из холодильника - насыщенно-оранжевая жидкость перетекает в стакан, и Оксана пытается сосредоточиться на этом. А не на подступающей к горлу панике. Она ощущает спиной взгляд отца и кожей чувствует сворачивающееся напряжение в воздухе. 

- И с кем ты там наелась?

- Слушай, какая тебе разница, а? - агрессия прорывается наружу быстрее, чем Оксана успевает взять себя в руки, - Что ты ко мне прицепился?!

Она слышит растерянное мамино “Оксан”, но ей плевать. Все ее внимание сосредоточено на хмуром отце, сжавшим вилку так сильно, что того гляди дешевый алюминий погнется под мясистыми пальцами. Оксана сжимает зубы, готовая принять бой. По крайней мере, она думает, что готова к этому.

- Потому что ты в моем доме живешь! - отец резко встает, поднимается грохот, скрипит стол, жалобно звякает посуда, - И ты будешь вести себя, как я скажу! 

- Я могу делать, что захочу!

Отец шарахает кулаком по столу, да так, что Оксана невольно вздрагивает. Девушка вытягивается, превращается в напряженную струну, готовая в любую секунду бежать. Отец никогда ее не бил, никогда даже подзатыльника не давал - такое обычно доставалось Боре, и крайне возмущало старшую сестру. Но почему-то возникает страх, что именно сегодня это может поменяться.

И у Оксаны нет никакой уверенности, что ее бросятся защищать. 

Оксана ошибалась. Нихрена она не готова ни к какому бою. Легкие сдавливает от страха, сжимает в крепких тисках, перекрывая доступ к кислороду. Оксана отступает, не отрывая взгляда от отцовского кулака, упирающегося в веселенькую скатерть. А потом девушка разворачивается и почти бежит прочь. Может стоило бы выскользнуть из квартиры, позвонить Наде, девочкам-синхронисткам, да хоть тому же Гене. Но сейчас Оксана превращается в маленькую девочку, которая искренне думает, что в стенах комнаты с ней не произойдет ничего плохого. Нужно лишь закрыться, да забиться с головой под одеяло, тогда никакие монстры ее не достанут. 

Оксана влетает в свою комнату, хлопая дверью и щелкая замком. В этом шуме тонет отцовское яростное “Дверьми не хлопай!”. Оксану трясет, она яростно сжимает кулаки вновь и вновь вонзаясь ногтями в ладони. Кожу саднит, на ней появляются красные, наливающиеся кровью борозды. Девушка отчаянно пытается взять себя в руки, вернуть себе контроль, но ничего не получается. Страх побеждает, заставляет ее опуститься на пол перед изножьем кровати и почти свернуться в комок. Когда слезы уже застилают глаза, Оксана слышит оповещение и чувствует вибрацию в кармане толстовки. Она вытаскивает телефон и смотрит на экран, смаргивая выступившую влагу. 

“Спасибо что согласилась сходить со мной”

Это сообщение заставляет ее замереть, некрасиво шмыгнув носом. Ей хочется обернуться, осмотреть комнату - не следит ли за ней Зуев. Девушка не понимает, как он может так тонко считывать, в какой момент лучше всего писать. Она замечает, что рука, сжимающая смартфон, едва заметно подрагивает. Она крепче перехватывает серебристый корпус и устраивается поудобнее на ковре. 

“Было здорово.”

С каждым новым словом тревога отступает все дальше. Оксана быстро трет глаза и пытается придумать ответ, проводя рукой по стремительно краснеющему кончику носа. Она думает о яркой улыбке Гены, развалившегося на кровати или диване в съемной квартире, и ей становится легче. 

“Может сходим еще как-нибудь?”

В голове возникает кричащее: “Конечно”. Но Оксана сдерживается, вызывает клавиатуру и торопливо печатает ответ, пытаясь попадать дрожащими пальцами по буквам. 

“Да, хорошо. Мне тоже понравилось - у тебя хороший вкус”. 

Она краснеет кончиками ушей и торопливо добавляет:

“В еде”.

Гена тут же присылает смеющийся стикер и лайкает ее сообщение. Оксана запрокидывает голову, упираясь затылком в мягкий плед, и чувствует себя непривычно. Она старательно отмахивается от страшного слова “влюбленность” - оно слишком громкое, слишком серьезное для того робкого волнения, родившегося после сегодняшнего не-свидания. Но Оксана не пытается отрицать то, что сегодня что-то точно изменилось.