[ПЕРЕЗАЛИВ СТАРОЙ РАБОТЫ]

Пять стадий принятия Лорда-Защитника.

[ПЕРЕЗАЛИВ СТАРОЙ РАБОТЫ]

На одной чаше весов — перспектива смерти, если повезёт, то быстрой и почти безболезненной. Смерти в качестве самого себя. На другой — перспектива лишиться всего и отдаться существованию, без чувств, эмоций, ощущений. Бледная тень того человека, каким он был.

Однажды Йован спросил у одного из усмиренных в башне, что ощущаешь, когда <это> происходит?

«Как погружение в ледяную воду», — был ему спокойный ответ.

[ПЕРЕЗАЛИВ СТАРОЙ РАБОТЫ]

У него даже ничего не было: телефон, разрываемый новыми сообщениями от друзей, выпал из кармана, когда Пудиторе перебегал через ограждённую улицу, чтобы сократить путь, а деньги… Какой от них толк, если его разыскивают по всей Флоренции?

От тела позади снова послышался недовольный хрип, и Ви развернулся.

Тело занимало собой всю двухместную кровать, раскинуло руки в стороны, а одну ногу согнуло в колене.

Тело выглядело как Джонни Сильверхэнд.

Тело обладало привычками Джонни Сильверхэнда.

Тело даже говорило как Джонни Сильверхэнд.

Определенно, это тело, находящееся с Ви в одной комнате, было Джонни Сильверхэндом.

Нишитани умудрялся балансировать на грани: идеальный убийца, неуловимый зверь, и вместе с тем — нахал с полным отсутствием субординации, позволяющий себе слишком много вольностей. Предупреждения сыпались не раз, но находили отклик лишь на время.

Ханава… слишком многое спускал ему с рук, отмахиваясь теми же не имеющими смысла предупреждениями и выговорами, как будто те однажды и правда могут возыметь успех.

Каждый раз это приносило лишь проблемы.

Но мысли стирались с каждым новым биением сердца, и звуки, зарождавшиеся в горле, тонули в прерванном выдохе. Прямо как десятки лет назад, когда впервые встретились взглядами после собрания патриархов Тоджо: её — стойкий и уверенный, властный и жесткий; его… А его — по-глупому влюбленный, если честно. И совсем не изменившийся с тех пор.

Так просто: прикрыть глаза, задержать дыхание и даже не почувствовать, как сознание медленно отстраняется куда-то далеко, где нет сырости и вкуса крови в пасти; разжать челюсти и не слышать скрипа зубов, не чувствовать на языке скрипучую крошку эмали.

Так просто оказаться мертвецом, чье тело движется лишь благодаря рефлексам.

Слишком просто — для них обоих.

В ладони сжата рукоять служебного револьвера, но пальцы по-прежнему помнят тяжесть революционного антиквариата. Ощущение ужасающе неправильное.