Он стоял спиной к окну, за которым стелилась бесконечная мгла и ночь, лишь тонкий полумесяц освещал узкие дороги. Но Иоганн знал, что самая большая опасность кроется не среди темноты, а в глазах Маркиза. Маркиза Де Сада.

      Ее плечи пахнут небом.

      В ее глазах царит свобода.

      Изящной птицей возлетает.

      Она над нами и судьбою.

— Если твой дедушка узнает, он меня убьет.

Печально вздыхал ученик последнего курса гимназии Аристов, весь румяный от стеснения и мороза на улице, устало опираясь на чужую грудную клетку, и пытаясь уши все еще к верху держать — не получалось. Их скромно целовал однокашник — Дамантов. Оба в мятом, перекошенном, мятежном. Оба с огромным страхом гладят друг другу руки — им есть чего бояться. Столько денег и лет, а исключат из-за унизительной связи. Это не унизительно. Почему, черт возьми, кто-то может решать, кого кому любить? 

В знойное лето у Миледи Виолен, могущественной вампирши-феодалки, родился сын от человеческого мужа. Она назвала мальчика Шарлем, и он, слабый, маленький ребенок, стал диковинкой. Никогда досели не было случая, что кровопиец происходил из связи вампира в женском обличье и  смертного мужчины. Юный Шарло с ранних лет нес груз грязной крови, всю жизнь пытаясь доказать свою пользу.

Но в замке Миледи Виолен были и люди, были и те, кем Шарло наполовину являлась, и кто смиренно обслуживал их общую госпожу. Все они презирали и не принимали Шарло, как презирали и не принимали вампиры. И единственный кто понял и успокоил несчастное юное сердце, стал человеческий брат — Лука Сонье.

Винтер влюблен, Винтер влюблен полностью. Абсолютно, но милая Пенелопа этого не зрит. Многие леди, и даже замужние дамы, таяли пред вежливостью и добротой волшебника. Это никак не поражало, ничего не давало и никак не интересовало. Ему, мягко говоря, было на это наплевать. Его редко волновал бессмысленный флирт… А вот долгие лиричные мучения – вполне.

На одном из вечеров юный русский граф знакомится с французской кокеткой, по юности своей, без всякой мысли, с ней деля ложе, не обращая в страсти своей на всякую странность в образе ее, отдавая душу свою на растерзание пучине похоти, лишь после думая.

Двое умных особ сидят у костра и приходят к тому, что один из них страшно похож на мальчишку, а второй страшно похож на старика. Это принуждает их к странной шутке, а шутка к логичному выводу – гимназисты вынослевее старикашек.

Каин всегда смотрел на него. В пол тона, в пол взгляда. Он пытался сделать вид, что смотрит на кого-то другого, на что угодно, но не него. Оскар, по наивности своей, не чувствовал, не смотрел, или тоже смотрел специально вбок.

Только боярин продажный не поляка предал, хотя может и его, а родину, а от того стыд ныне не сильно мучал. Мучало лишь томительно свернувшиеся в чреслах ожидание, блуд не отмываемый. Будто поцелуями своими влажными пан метку в ад ставил, будто только в этих устах все бедствия мира замешаны. Горит страна, двоевластие, смута, народ в рабстве, а он, Лев Дмитрич, гнется шепча латинское имя:

— За пять гривен я травить не буду, Карол, — будто не его ныне, как блядину последнюю держат на полатях.

— Луша, как я тебя люблю! — прощебетал в порыве чувств Карл и прислонился губой к губе, к напуганному брату. Лукьян Аристов просто не смог отказаться, впервые в жизни чувствуя себя живым, а не бесконечно умирающим.

На утро, конечно, ему было стыдно. Ему было настолько стыдно, что все то лето он избегал семьи, и скрывался в любых укромных тенях.

Но Карлушка то помнит, помнит, помнить будет даже спустя лет десять того события, когда оставался Луше год доживать.