эи – это макото.

макото – это эи.

эи и макото – груз общей ответственности бытия архонтками – бережливое участие и ненавязчивая опека. как для иназумцев, так и для друг друга.

— падать в бездну было не страшно, даже весело. куда страшнее казалась мысль, что я застрял там навечно.

тошинори и айзава бросают все дела и обязанности, потому что могут себе позволить быть свободными.

кейе многое не нравится в альбедо, начиная от чрезмерной тупой рациональности и заканчивая тягой к геноциду.

аффогато может перетаскивать ковры с комнаты в комнату; ему позволено менять местами искусственные цветы в вазах или вносить свои поправки в недельное меню.

куда укажет заостренный ноготок аффогато – то через пару часов будет стоять на пороге.

ему можно все – и ничего одновременно, потому что мир не ограничивается дворцом клоттед крима, но для аффогато – да.

— когда ты вообще понял, что влюбился в меня?

— а я никогда и не влюблялся в тебя, — мурлычет аффогато, ластясь к ладони клоттеда, поглаживающей чувствительную кожу под линией челюсти.

клоттед лишь смеется – смеется, и ничего не говорит в ответ, – мягким движением прижимая руку аффогато к сухим губам.

клоттеду быть с аффогато до отвратительного нужно.

аффогато быть с клоттедом до ужасного необходимо.

поэтому все чертовски логично: неправильное – к неправильному, поломанное – к разбитому, минус – к минусу, чтобы создать исцеляющий союз плюсового значения.

и это очевидно, что подобное неправильное никому не нравится.

аффогато лучше всех знает, что нужно клоттеду:

клоттеду до безумия нужно внимание.

клоттеду до смерти нужна поддержка.

клоттеду жизненно нужно счастье.

клоттеду отвратительно нужен аффогато.

кто бы что ни говорил, но губы дьявола слаще яблок в запретном саду эдема; кто бы что ни утверждал, но преданность адского отродья сильнее, чем любой мирской дворняги; кто бы как ни считал, но любовь низшего существа чище любви любого райского создания.

когда аякс погибает, мир по прежнему существует огромным и несовершенным творением ике: тейват так же напряженно спокоен, селестия возвышается в далеком небе над гаванью лиюэ, а в заоблачном пределе присматривают за людьми адепты.