Однако новый Феликс хранит в себе всё, кроме воспоминаний.

Одинаковая ровная походка, нахмуренный взгляд из-под густых бровей, сложенные на груди руки, едва заметно царапающие рукава белоснежного халата, и бесцветный голос, из раза в раз повторяющий одну и ту же заложенную в его программу фразу, когда он впервые заходит в лабораторию.

С самого начала это не имело смысла: повторял он, и вторил другой. А потому и обещание стало «ничем», и лишь повторялось, лопаясь на языке с такой лёгкостью, с какой распадается хрупкость мыльного пузыря под собственным давлением лжи.

Видимо людям свойственно меняться. Или скорее оживать.

От самого белого общества на свете.

Мне не нравится Шарлотта Уилтшир. Но, похоже, ей нравлюсь я.

Я впервые использую его сосуд. Впервые. Мне хочется быть им, и в тоже время я хочу покинуть его.

Он скоро умрёт, оставит наследство следующему Феликсу Хониккеру. Следующий Феликс будет более совершенным, Хаксли может даже уберёт ему эмоции, чтобы работа шла эффективнее. Феликс думает, что он, возможно, последний "живой" Хониккер в Доме.

Темное пространство окружало двух личностей в черных нарядах. Груда органов представила виду: разнообразные части органов лежали друг на друге, олицетворяет бесформенный вид Оракула. Но запаха не было, или так казалось. В самом низу сидел Фрей, а именно так воображение представляло его, и сама Шарлотта. Девушка безвольно сидела, пока существо гладил ее волосы и заплетало в косу. Тишина их окружала, но и не мешала им. Иногда это шло на пользу обоим.

– Плачут на людях только эгоистки, Шарли. Нормальные школьница не должны показывать, что им плохо

Которым они ненадолго дадут смысл.