Для Леви секс — это просто секс. Приятное удовлетворение физиологических потребностей. Ему не нужна вся эта праздничная мишура в виде чувств. Эрену, кажется, тоже. Но этот мальчишка выглядит так, будто знает куда больше, чем говорит.

Если бы Леви знал, чем обернётся просьба Ханджи, он ни за что не пустил бы её на порог.

Они оставили за плечами училище, гетто и растоптанные мечты. Не знавшие мира дети отправлялись на войну, и крапленые карты достались далеко не всем.

У меня пересыхает во рту. Мальчишка нещадно сводит меня с ума. Такого, чтобы я хотел с кем-то не только трахаться, но и проводить свое время, в моей жизни еще не было. Вот так вот запросто есть синнабоны с совершенно дурным количеством крема, делить на двоих одну пижаму, общаться о чем-то важном и глубоком или бездумно слушать о том, как он провел утро, пока я дрых в полном отрубе. Паршивец умудрился запасть мне в душу менее чем за 10 жалких часов. И у меня нет больше сил этому сопротивляться.

В бестолковой эреновской голове плодятся идеи одна дурнее другой. По сей момент Ривай Аккерман с этим как-то справлялся, но всегда напрягать внимание он тоже не мог.

Леви всегда проигрывал смерти, когда ставкой были жизни близких ему людей. И сокрушался после, не смеющий остановиться на своём пути из-за ссыпающегося осколками к самой земле сердца. Но эта ситуация была исключительной: смерть позарилась на душу Эрвина Смита. И Леви чувствовал, как ломается весь, без остатка, глядя на покидающий эти синие глаза огонёк жизни.

Он — бандит, имя которого известно каждому в Подземном городе. Она — воровка, которая по собственной глупости перешла ему дорогу. Но так ли проста эта история? И как повлияла на всю жизнь будущего капитана Разведкорпуса и сильнейшего воина человечества?

Первый полёт на УПМ, ещё живущая в сердце надежда и боль потерь, которая никогда не станет легче.

Армин живёт у моря в крохотном городке Кастере. Почти каждый день море приносит ему бутылку с записками с некого острова, где нет пиццы.

— Ты снова весь дрожишь... — заботливо замечает Эрен и ведёт пальцем вдоль бледной ключицы. Тело приятной тяжестью ластится рядом с ним: пудровость запястий согревает и даже немного сводит с ума. Армин все ещё, до окончания их жизни, мягкий, томно-приторный. Первородный яд. Йегер жарко выдыхает ему в губы. — Можно мне согреть тебя, рождественский мальчик?

Йегер не собирался препятствовать ее походу в город с Кирштейном. Подумаешь, всего-то прогуляются. Вместе. Без него. Микаса и Жан. Что-то внутри вспыхнуло и неприятно кольнуло, стоило вновь представить это. Эрен не станет удерживать Микасу. Не станет уговаривать ее остаться. Не станет думать о том, что ему хотелось бы самому вот так сходить с ней вдвоем в город. Или просто не хотелось себе признаваться?