Мира шла домой в полной уверенности, что сейчас же займется поисками возможности расколдовать Кевина, но стоило ей увидеть его у ограды своего дома, как эти мысли мигом вылетели из головы. Мира подбежала к мальчику и воскликнула:
— Что ты тут делаешь!
— Ах, Мира… я не мог не думать о тебе весь день, — произнес Кевин дрожащим голосом. — Поэтому я хотел увидеть тебя, во что бы то ни стало увидеть! Но дома никого не было…
Мира знала, что отец дома, просто он не открывает дверь, сколько бы ни звонили. Да и хорошо — не дай бог мама узнает, что к Мирабелле заходил мальчик…
— Ну, вот я здесь, — кокетливо улыбнулась Мира. — Чего хотел?
— Может быть, прогуляемся? — улыбался Кевин. — Совсем недолго?
Мира прикинула: шесть часов уже было… но ради Кевина она готова была терпеть избиения!
— Пойдем, — она мило помялась, а затем робко протянула ему руку, и Кевин горячо ее обхватил обеими ладонями, отчего Мира просто захлебнулась в нескончаемом потоке счастья. — Кевин…
— Мирабелла…
Мире казалось, что нет ничего прекраснее, чем звуки ее имени из его уст.
Дома она была лишь в десять вечера. Мама, злая, как фурия, избила ее до кровавых полос и заставила долго молиться в святилище, называла самыми ужасными словами, но Мире все было все равно. Она думала только о Кевине, о его глазах, о его ямочках на щечках и всем том, о чем он рассказывал ей на прогулке. Мира была так счастлива, что не чувствовала боли.
Когда родители уснули, она достала гримуар и выпустила Оззи. Тот строго на нее посмотрел:
— Ты обещала расколдовать Кевина, помнишь?
— Я как раз за этим, — соврала Мира, разглядывая страницы гримуара. — Ну, где тут у нас анти-заклинание?
— Не все так просто, Мирабелла! Разве я не говорил? Создать заклинание легко, а вот разрушить очень сложно… здесь тебе гримуар не помощник.
— Ну, и что же мне сделать?
— Ты должна отправиться на болото и найти одну очень редкую траву, сварить из нее зелье…
— Ага, — кивала Мира, а сама встала и начала читать заклинание. Оззи замолчал и угрюмо смотрел на то, как Мирабелла создает себе новое бальное платье.
— Что? — спросила она, когда платье было готово. — Завтра же бал!
— Мира, ты должна расколдовать Кевина, — строго повторил Оззи.
— Послезавтра расколдую! Все равно же за этой травой далеко ехать, да? Значит, лишний день погоды не сделает!
Оззи покачал головой.
— Мирабелла…
— А знаешь, Оззи, ты лучше расскажи мне про инквизицию, — попросила Мира, принимаясь за создание тиары. — Что ты о ней знаешь? Почему Алиса такая злющая?
Оззи вздохнул, но покорился ее воле.
— Мирабелла, Инквизиция — это что-то вроде управляющего органа волшебниц. Они должны следить за деятельностью всех владелиц гримуаров и за тем, чтобы они не раскрыли существование магии и не создали что-нибудь ужасное. Их создают ангелы, высшие существа, об истории которых я сам особенно ничего не знаю. Ангелы находят детей, мучают их, накручиваают, превращают в безвольных злобных кукол и натравливают на неугодных волшебниц — именно детей, потому что их легче всего запугать и запутать. Взращивание в послушницах ненависти — это самая эффективная стратегия их воспитания. Уверенные в том, что все остальные люди — отбросы, юные инквизиторы легко убивают любую, на кого укажет перст ангела. Редкие маленькие инквизиторы доживают до взрослых лет...
— Вот ты все время говоришь «волшебницы», — задумчиво сказала Мира, — а волшебники бывают?
— Хотя в теории ничто не мешает мужчине найти гримуар, я еще ни разу такого не видел, — спокойно ответил Оззи.
Мира пожала плечами.
Утром она была в наилучшем настроении. Была суббота, уроков не было. Маме она сказала, что заболела, чтобы остаться дома и не участвовать во всяких работах, к тому же, после вчерашнего избиения это было не удивительно; а когда мама оставила ее в покое, Мирабелла закрыла дверь в комнату, натянула новое бальное платье, принялась наряжаться. До бала было еще очень много времени, но ей не терпелось начать готовиться, ее трясло от жажды деятельности, и каждая минута простоя казалась вечностью.
Она накрасилась, как умела, заплела волосы, надела сережки-клипсы и диадему — все эти чудеса вчера она создала с помощью гримуара, ведь, понятное дело, мама бы ей ничего из этого не разрешила. Оззи наблюдал за всем этим осуждающим, недовольным взором, но довольно долго молчал. Лишь когда Мира открыла окно, чтобы через него выбраться на улицу, он подошел к ней и сказал:
— Ведь ты понимаешь, что на самом деле он тебя не любит? Что это просто заклинание?
— Посмотри на это лицо, — попросила Мира, указав на себя пальцем, — на эти волосы, похожие на мышиный хвост, на эти бледные тонкие губы, впалые щеки, мешки под глазами, в которых можно картошку хранить. Разве меня может кто-то полюбить без магии?
— Я уверен, что может, — Оззи дружески коснулся лапкой плеча Миры. — Ты очень хорошая девочка. У тебя еще есть шанс…
— Он смотрит на меня, он говорит со мной, он улыбается мне, держит меня за руку! Что, если не это, должно называться любовью? Все, Оззи, я ушла! Буду поздно, о-о да, я буду так поздно…
Она выбралась на улицу, подобрала подол пышного платья и короткими перебежками добралась до ворот, надеясь, что мама не увидела ее через окна (впрочем, судя по тому, что за ней не неслась злая тетка с ремнем в руках, мама ее не увидела). Поправив волосы, она вышла за ограду, улыбаясь самой счастливой на свете улыбкой.
Мамин голос огорошил ее так, что Мира припала к забору, как собачка, и боялась вдохнуть.
— Это просто ужасно, — сочувственно говорила мама, — Вот что бывает, когда в столь юном возрасте девочка думает о мужчинах!
— Да разве же ей запретишь? — Мира услышала другой голос и узнала маму Анны. — Так у них все хорошо было с этим мальчишкой… А теперь уже который день рыдает беспрерывно, исхудала, бедняжка…
Мирабелла сглотнула и напрягла слух, вслушиваясь в разговор.
— Оно и к лучшему, — строго сказала мама. — Зато перестанет думать о мальчишках.
— Что ж вы говорите такое, — пожурила ее мать Анны. — Девочка страдает…
— Зато возьмется за ум.
Мира решила, что с нее хватит. Тихим облаком она проскользнула обратно в свой двор, задрала пышную юбку платья, вскарабкалась на дерево, чудом не испортив своего костюма, и повисла на ветке, обхватив ее руками и ногами — с такого ракурса она могла легко разглядеть все, что происходило в комнате Анны, а мама вряд ли бы увидела дочь в рыжей листве.
Сперва ей показалось, что в комнате Анны никого не было. Но, прислушавшись, она различила тяжелое, надрывное дыхание глубоко в темном помещении, а затем и сдавленный всхлип. Совершенно точно. Анна сидела в комнате, где-то в самой ее глубине, вероятно, под одеялом, иначе Мира увидела бы ее прекрасные волосы, и, видимо, горько плакала. А судя по словам мамы Анны, уже не первый день. Исхудала. Бедняжка.
Чувство, которое охватило Мирабеллу, было ей совершенно незнакомо. Казалось бы, у Миры все хорошо. Сегодня ее ждет бал, самый прекрасный бал в мире, и на него ее поведет самый прекрасный мужчина, и одета она будет в самое чудесное платье; но ничто из этого ее больше не радовало. Мире было отвратительно, гадко на душе, и богатое платье как будто жгло ее, и хотелось сорвать его с себя, а вместе с ним и кожу, ведь в собственном теле ей вдруг сделалось невыносимо душно. И пусть Мира и не могла понять причин, почему ей вдруг стало так плохо, но зато она точно знала, что должна сделать, чтобы это чувство исчезло. Кивнув собственным мыслям, она по дереву добралась до дома, спустилась на землю и забралась в свое окно. Розовое платье было все выпачкано, а местами и порвано, но Мирабелла без сожаления стянула его с себя, бросила на кровать, и раскрыла гримуар.
— Оззи! Я знаю, ты злишься на меня, но помоги мне разок! Это не для меня, это для Анны!
Оззи удивленно уставился на нее, но кивнул рогатой головой. Мира заглянула в книгу и начала читать заклинание, после которого в ее руках появилась записка, написанная чужой рукой.
— А теперь приведи в порядок платье, и вместе с тиарой и сережками отнеси Анне. А, и записку не забудь! Только так, чтобы она не увидела тебя, само собой.
Оззи посмотрел на Миру, и ей вдруг показалось, что он все, все понял.
— Оззи?
— Я очень рад, что именно ты нашла гримуар.
— Нет времени на нежности, глупый котик! До бала осталось всего часов пять, а мне еще нужно найти в городе болото, и разыскать растение… как оно выглядит?
— Это белоснежный пятилепестковый цветок, цветущий в самой топи. Будь осторожна, Мира, добыть его невероятно сложно! После этого ты должна будешь сварить зелье из земли, своих слез и щепотки корицы, варить на среднем огне двадцать две минуты, а после в эту жижу ты погрузишь цветок и напоишь его кровью из своего сердца! Если твои помыслы чисты, цветок заплачет от жалости к тебе, и эти слезы ты должна дать выпить Кевину, тогда заклинание будет развеяно.
— Поняла! — Мирабелла уже бросилась к двери, прижимая к себе гримуар.
— Подожди! Ты точно поняла? Ты должна вонзить себе нож прямо в сердце! Ты можешь умереть!
Мира замерла на пороге, задохнулась от осознания, но даже страх за свою жизнь не смог поколебать ее решимость.
— Хорошая девочка страдает по моей вине, — ответила она мрачно. — Если я тоже должна страдать, то я хотя бы этого заслуживаю!..
Оззи вздохнул и отпустил ее с богом.
Гримуар сразу же подсказал ей заклинание телепортации, уже использованное ранее, и Мира перенеслась сперва в музей, где висела карта города, а затем, уже с ее помощью, к болоту — к счастью, в субботу музей был закрыт, и никто не увидел ее перемещений. Она хотела сделать все как можно быстрее, ведь и времени было совсем немного, но из-за спешки едва могла внятно читать заклинания, сделала несколько ошибок и едва не провалилась в трясину по самые уши.
— О, нет… «Как камень»! «Как камень»! Не «как рамен»! Что же это я сказала, рамен это вообще японский суп! О нет… Еще раз: «Волшебницам силы земли — не указ, и небо, и горы служат для нас…».
Последние слова заклинания она прочитала уже про себя, тихо булькая в трясине, но магия сработала, и ноги Миры наткнулись на что-то твердое. Она с трудом вытянула руку, схватилась за окаменевшее болото, вытянула свое грязное, промокшее тело, и поползла по-пластунски к центру топи, разыскивая волшебный цветок.
Но его не было. Не все так просто. Не на каждом болоте его можно найти.
Мира корректно выругалась и вернулась в музей, чтобы узнать, где еще есть заболоченные места.
Поиски волшебного цветка затянулись настолько, что Мирабелла не заметила, как настали сумерки. С немым ужасом она осознала, что времени до бала остается всего ничего, и все ее страдания могут оказаться совершенно бессмысленными; и именно в этот момент чуть не наступила на что-то белое, сиявшее маленьким огоньком над гладью окаменевшего болота. Она присела, подняла листок кувшинки, и воззрилась на прекрасный цветок, от белых миндалевидных лепестков которого как будто тянуло добротой и магией. Это точно был он. Это точно была магическая трава! Удача!
Вернув болоту его жидкое состояние, Мира осторожно вынула из трясины растение вместе с корешками, проложила себе дорогу из кочек до берега и поскакала по ним, прижимая драгоценную находку к груди. И странное дело: столько счастья, сколько она испытывала сейчас, ей не удавалось ощутить даже в те моменты, когда все ее друзья стали людьми, старый страшный дом — поместьем, а воображаемые угощения настоящими! Никогда прежде Мира не радовалась чему-то так сильно, как этому цветку.
Она расположилась на земле, раскрыла гримуар, создала себе небольшой котелок и развела костер. В котелок пошла горстка земли, которую Мирабелла тут же и набрала, щепотка корицы, а затем и ее слезы — расплакалась она легко, стоило ей лишь восстановить в памяти ту картину, которую она увидела в комнате Анны — темное помещение, как будто поблекшее от печали, и сдавленные всхлипы милой девочки где-то в глубине ее нутра, девочки, самые светлые чувства которой были жестоко ранены и безжалостно разбиты злодейкой-волшебницей. Девочки, которая ничего не могла противопоставить магической силе соперницы.
Ровно через двадцать две минуты земля в котле зашипела, запенилась, и Мира осторожно погрузила в нее корешки цветка. Уже успевшее завять растение вдруг ожило, окрепло, потянулось к темному небу вечера, и Мира дрожащими губами создала небольшой нож. Теперь последний ингредиент. Последний шаг на пути к счастью Анны. Она должна поразить себя ножом в грудь, и тогда то зло, которое она совершила, будет уничтожено и забыто.
О том, кто же доставит Кевину эликсир, если она умрет, Мира в тот момент не думала. Она не думала даже о маме или об ослепшем папе, не думала ни об Оззи, ни о школе, ни о ком; перед ее глазами стоял только образ Эллен, доброй и верной куклы, которая прощала ее, какие бы глупости Мира не совершила, и которая наверняка будет гордиться ею, когда узнает, какую смерть Мирабелла приняла. Эллен будет гордиться тем, что Мира погибла ради исправления своих ошибок, и поцелует ее холодные губы в гробу, как мать, как добрая и нежная мать, которой Мире так не хватало всю жизнь
Улыбнувшись этой картине, Мирабелла без колебания вонзила нож в свою грудь.
Красная кровь из ее сердца потекла по руке и одежде, волнообразно, толчками, и несколько ее капель упало на белоснежные лепестки цветка. Цветок вздрогнул, словно был животным, впитал алые капли, покраснел, и вдруг склонил свою красивую головку, сложил лепестки в плотный бутон, и из серединки скользнула капля прозрачной голубой жидкости — его слезы. Зажимая рану ладонью, Мира подставила под каплю небольшой стеклянный флакончик, и, хотя ей было очень больно и тяжело, а с каждым ударом сердечка сознание все сильнее затухало, она еще долго смотрела на то, как флакончик наполняется прозрачными слезами.
А затем Мирабелла уснула.