4 года назад
— Я блять не могу в это поверить. Ты, щенок, совсем страх потерял — вызывать меня в половине первого ночи! — он слышит голос Сокджина ещё до того, как тот врывается разъярённым быком в квартиру Шуги и тут же замирает.
Юнги стоит посреди гостиной, вымокший до нитки: мокрые волосы неприятно цепляются к лицу, полупрозрачная от воды рубашка липнет к телу, а в ботинках мерзко хлюпает. Но он замер на этом месте где-то с пятнадцать минут назад, тупо рассматривая окровавленные руки перед собой и не решаясь сдвинуться с места, будто вместе с ним замерло и время. Если Юнги двинется — оно снова начнёт свой бег, а сейчас он абсолютно не уверен, что готов столкнуться с неминуемой реальностью.
— Пиздец, — только и выдыхает Сокджин, замерев в паре шагов от Шуги. Они оба смотрят туда — на покрытые бледно-розовыми разводами ладони Юнги. Часть крови ещё недавно смыл проливной дождь, — Он?..
Юнги качает головой, и слышит повторное “пиздец”.
Зачем он позвонил Джину? Наверное, потому, что больше ему и некому звонить. Сокджин хоть и был правой рукой его отца, но порой вёл себя так, будто ненавидит старика больше самого Юнги. В целом, если уж собственный сын не смог отыскать в своём сердце хотя бы малейший зачаток любви к родителю, то о посторонних и говорить не стоит.
— Сядь, я приготовлю тебе чай, — в итоге говорят ему.
— Какой чай?
— Не знаю, — Джин беспомощно косится в сторону кухни, — Улун?
— Ты готовишь его только когда произошло что-то очень хуёвое.
— Ты как нельзя близок к истине, — хмыкает Сокджин, повторяя: — Садись и жди меня.
Когда адвокат появляется в гостиной теперь уже с двумя чашками горячего чая, то выглядит он гораздо лучше, но всё ещё недостаточно, чтобы убедить Юнги в том, что он знает, что делать.
Иногда ему кажется, что он вверяет в руки Сокджина слишком большую ответственность, хотя тот никогда не жаловался. Ворчал, но не жаловался.
— Надеюсь, ты добавил туда виски.
— Там чая почти нет, — Сокджин присаживается рядом, передавая чашку в руки Юнги, а сам тянется за телефоном. — Кто ещё знает?
— Куки. Он наверху.
У него в ушах до сих пор стоит тот нечеловеческий вой, который Чонгук издал за минуту до. Он, и оглушающий рокот прибоя, отголоски которого шумят в сознании Юнги и сейчас.
Чонгук закрылся в его спальне в тот же момент, когда они приехали сюда, и пока ещё не выходил. Он знает, что ещё какое-то время и не выйдет, что ему нужно пережить это самостоятельно, что он сейчас не подпустит Юнги к себе и на пушечный выстрел, хоть тот неоднократно повторял, что принимает Чонгука любым, даже в нечеловеческом обличии. Но это же Куки — он всегда старался быть для Шуги самым лучшим.
Юнги пробует то подобие чая, которое подсунул ему Джин, удовлетворяясь тем, что виски там действительно больше, чем самого чая. Обжигающий горло алкоголь позволяет на пару секунд отгородиться от событий этой ночи и взглянуть на Сокджина.
Тот уже что-то ищет в телефоне, бормочет себе под нос и изредка прикладывается губами к собственной чашке.
Сокджин его откровенно пугает. Всегда пугал, с того самого момента, когда пришёл в семью Мин девять лет назад. На маленького Юнги он смотрел всегда очень внимательно, будто пытался отыскать в нём все несовершенства, что сделать было проще простого — Юнги одно сплошное несовершенство. Снисходительно молчал, когда отец позволял себе отчитывать сына при других. Отводил глаза, когда в последние годы потерявший какую-либо связь с адекватностью старик мог поднять руку на него или на Куки. Многозначительно кивал, когда в лексиконе отца по отношению к Юнги не осталось ничего, кроме “никчёмный кусок дерьма”.
Когда они впервые встретились, Юнги было пятнадцать, а Сокджину — целых 23. Он только успел выпуститься из университета, как уже прославился тем, что молодым практикантом помог защитить одного криминального авторитета, которого хотели посадить за умышленное убийство с особой жестокостью молодой девчонки, которой не посчастливилось пересечься с ним дорогами. Дело бы даже не дошло до суда, но родители жертвы оказались настырными и просто так спускать дело на тормоза не хотели.
Тогда и появился Сокджин. Заплатил кому надо, поговорил с определёнными людьми, которые внезапно предоставили убийце алиби. Даже подделал записи с камер наблюдения. А вишенка на торте — его об этом никто не просил. Его контора даже понятия не имела о том, какие вещи Сокджин проделал за их спинами, и всё ради того, чтобы просто выиграть дело. Хотелось ему так.
Об этом подлоге, кстати, не знают по сей день. Отец рассказал ему однажды этот большой секрет ради того, чтобы в который раз указать Шуге на то, что все в этом мире умнее и талантливее его самого.
Разумеется, такие люди его старику нравились. Такие, как Сокджин, могли управлять его империей в сто раз лучше, чем собственный сын.
Тогда, 12 лет назад, Джин присягнул на верность отцу Юнги и с тех пор ни разу не давал усомниться в своих мотивах. Но Шуге в верности он не клялся. Не пытался набиться в друзья, не выказывал поддержки, не стремился наладить контакт. Он был рядом, разумеется, но только как связующее звено между ним и его отцом.
И сегодня эта ниточка оборвалась.
— Легион нас живьём сожрёт, когда узнает, — бормочет он себе под нос, продолжая выискивать что-то в телефоне. — Звони Ксиабо, проси поддержки.
— Ксиабо — ребёнок.
Восемнадцатилетний пацан, который чудом умудрился не поймать перо в бок, и подмял под себя наёмников, провозгласив себя их лидером. Действительно, кровь Минов.
— А ты не был ребёнком, когда он избивал тебя до полусмерти? — резко заявляет Джин, сверля Юнги серьёзным взглядом. — Звони Ксиабо и умоляй прикрыть твою задницу.
— Нахера тебе это? — он устало откидывается на спинку дивана, ставя себе на колено пепельницу. Алкоголь на голодный желудок действует как нельзя лучше, и Юнги почти готов послать всех и вся просто для того, чтобы никогда больше не вспоминать ни о своём отце, ни об этой ситуации, ни о том, чьим сыном является. — Он мёртв. Всё, больше не нужно подлизывать моему папаше и его сынку-недомерку. В твоих же интересах позволить всем узнать о том, какой я всё-таки херовый наследник.
Сокджин отрывается от телефона и смотрит в ответ убийственно. Нет, раньше Шуга его всё-таки не боялся, а вот сейчас — да.
— И я обязательно это сделаю, не переживай.
Юнги насмешливо улыбается, поджигая сигарету.
— Не сомневаюсь.
— И не сомневайся, — в тон отвечают ему. — Я прощу тебе эти слова только потому, что ты, очевидно, не в себе.
— Какая честь — заслужить твоё прощение.
— В чём твоя проблема, Шуга? — тон мужчины сквозит надменностью. — Я не погладил тебя по головке за то, что ты лишил нас компании этого мудака? У тебя для этого есть твой верный покойник.
— Не втягивай его в это.
— Тогда возьми яйца в руки и позвони Ксиабо, — раздражённо шипит Сокджин в ответ, — иначе в это втянут не только Чонгука, а ещё и Хосока, и твою сестру!
— Я сам решу, что мне делать.
— Хер там, Мин Юнги. Ты будешь делать так, как скажу я, потому что иначе нас всех завтра закатают в асфальт, — Сокджин не выдерживает и всплёскивает руками. — Ты реально не понимаешь? Я столько дерьма сделал другим людям по желанию твоего отца, что у меня выход из этой ситуации один — ногами вперёд. Не удержишь империю в руках — нам всем придёт колоссальная пизда.
Юнги флегматично выпускает дым из лёгких, гипнотизируя взглядом фотографию, стоящую на полке для телевизора. Простая чёрная рамка с изображением двух улыбающихся парней на ней. Это было так недавно, но по ощущениям где-то несколько жизней назад, и Юнги не может удержаться от мысли, что он больше ничего из этого не хочет. Совсем ничего, и такую жизнь тоже.
— Забирай.
— Что?
— Империю эту вашу любимую, — он морщится, перекатывая на языке горчащий привкус сигаретного дыма. — Ты столько лет терпел моего отца не для того, чтобы теперь прислуживать его непутёвому сыну.
Джин меряет его насмешливым взглядом, и то ли из-за плывущего перед глазами дыма, то ли потому, что он чертовски заебался за сегодняшний день, ему на секунду кажется, что во взгляде адвоката проскальзывают какие-то тёплые нотки.
— Тебе это может показаться абсурдным, но я никому и никогда не прислуживал. И начинать не собираюсь.
— Действительно. Бред какой-то.
— Я не ради тебя стараюсь, Шуга. Мне вообще похер на то, где ты завтра окажешься, но свою жизнь я люблю. Империя твоя по праву, и откажешься ты от неё исключительно через мой труп.
Он поднимается с дивана, одёргивая полы своего пиджака и критически осматривая Юнги перед собой.
— Завтра жду у себя на переоформление документов. Постарайся выглядеть так, будто ты хотя бы немного скорбишь. Общественности такое понравится, — Юнги дёргает губы в подобии вымученной улыбки, которая всё же больше напоминает оскал. — И, пожалуйста, сделай нам одолжение — покажи, что мы все ошибались на твой счет.
Юнги удивлённо дёргает бровью, но не успевает и слова сказать, когда Сокджин добавляет едва ли не торжественно:
— Поздравляю вас со вступлением в наследство, Князь Мин.
И склоняется в поклоне.
Сокджин никогда не клялся Юнги в верности, но в ту ночь он сделал гораздо больше — поверил в него.
***
Юнги присаживается на шезлонг в саду, с удовольствием вытягиваясь на нём в полный рост и щурясь от октябрьского солнца. В кои-то веки в Шанхае выдался солнечный денёк, который он с удовольствием провёл бы у себя дома, занимаясь не-ваше-собачье-дело-Намджун-я-ваш-начальник, но нет.
Фэй на соседнем шезлонге поплотнее закутывается в тонкий плед, наблюдая за тем, как на лужайке у фонтана Дара беснуется с волком в два раза больше неё самой. Юнги всегда удивляло то, какой смелой растёт его племянница, которая и в фонтан без спроса залезет, и руку по локоть волку в пасть запихнёт, и даже любимого дядю Мина начнёт шантажировать. Однажды Юнги задолжал ей 38 порций мороженого за то, что Дара случайно увидела в его кабинете пистолет, а потом грозилась рассказать матери о том, что “Дядя Юнги, мама сказала, что только очень плохие мальчики играются игрушечными пистолетами”. Плохим мальчиком он быть не хотел, как и выслушивать от Фэй, почему рядом с её дочерью оказалось оружие. Хотя ребёнок сам забрался в кабинет без его спроса и обшарил добрую часть стола, перемешав все возможные документы, но сестре этого, конечно, не докажешь.
С тех пор он зарёкся вести переговоры с пятилеткой и даже не спросил, откуда такое странное число — 38.
Свой долг, кстати, он выплачивает по сей день.
— Они неплохо ладят, — замечает Фэй, наблюдая за тем, как дочка в третий раз пытается забраться на спину волку, но непременно терпит поражение, потому что лапы у того длиннее.
Юнги смеряет её знающим взглядом, но никак не комментирует. Он самому себе пообещал, что влезать в отношения этих двоих не станет. Однажды это едва не стоило ему их обоих.
— Не смотри на меня так, — цокает девушка, поправляя растрепавшиеся от внезапного порыва ветра волосы, — спрашивай уже.
— Почему Таван не приехал?
— Я же сказала, у него дела.
— Эти дела относятся к тому, что ты выбрала остановиться у Хосока вместо того, чтобы, как и было раньше, вернуться в особняк?
Фэй нервно теребит край пледа, оглядываясь по сторонам, прежде чем выдать неуверенное:
— Ну, здесь тоскливо.
Ещё бы. После смерти отца Шуга твёрдо намеревался избавиться от места, в котором они провели практически всю свою жизнь, потому что ничего хорошего оно в себе не таило, но Фэй твёрдо настояла на том, что дом остаётся.
Он ненавидит сюда возвращаться, и делает исключение только из-за того, что Даре нравится носиться по поляне здесь на пару с Хосоком.
— В последнее время у нас не всё так гладко, — добавляет она спустя пару минут задумчивого молчания.
Да ладно.
— Даре нужен отец, а он пропадает сутками на работе. А когда дома, это в целом не отличается от того, как если бы его там не было.
— Хосок не запасной вариант.
— Я не… — и тут же замолкает, нервно теребя нижнюю губу.
Юнги знает, что она скажет. Фэй говорит это уже три года.
Таван, в целом, неплохой парень, и Юнги был не против их отношений, как было с тем же Хосоком, но пока Фэй впопыхах устраивала личную жизнь, пытаясь закрыть в сердце дыру от внезапной потери их первенца, он пытался не дать Хосоку сорваться окончательно. И в этом их принципиальная разница: Фэй там не было, а Юнги не должен был там находиться. Поэтому он и молчит, не желая портить отношения с сестрой.
— Дара в нём души не чает.
Шуга в ответ только хмыкает. Дара — ребёнок, которому нравятся большие грозные волки и шантажировать дядю Мина. Не больше.
— Юнги, — просяще тянет сестра.
— Помнишь, что тебе всегда говорил отец, когда у тебя что-то не получалось?
— Шаг назад возможен только для разбега.
Юнги задумчиво кивает. Прекрасная фраза, жаль, что в свою сторону он слышал менее мотивирующие утверждения.
Фэй всегда была любимицей отца. Наверное, потому, что он никогда не видел в сестре возможную преемницу его империи, следовательно, мог любить её безвозмездно (если в целом мог любить). Юнги никогда её в этом не обвинял, хотя в детстве до скрежета зубов хотелось встать в позу и высказать ей все самые нелестные вещи, но даже тогда он понимал, что это — дорога в никуда. Стравливал ли отец их специально, из раза в раз указывая Юнги на то, что Фэй была более сообразительной, более усидчивой, более талантливой и способной? Безусловно. Для него это было как спорт.
— Если ты вернёшься, заставишь его искренне полюбить Дару, а потом снова сбежишь обратно к другому мужику, это окончательно его добьёт.
С возрастом Юнги понял, что иногда Фэй всё же нужно высказать без прикрас. Они больше не дети, и за внимание отца уже не соревнуются.
— Извини, что пытаюсь исправить ошибки прошлого. Я хотя бы пытаюсь что-то сделать в отличие от некоторых.
— Ты не поняла меня, — Юнги качает головой, игнорируя очевидную шпильку в свой адрес, — разберись со своим браком для начала, прежде чем в который раз обнадёживать его.
После потери ребёнка Фэй наотрез отказалась оставаться в Китае. Юнги её в этом не винил: смерть отца, выкидыш на фоне стресса, вступление Юнги в наследство, непрекращающаяся травля первые полтора года со стороны Легиона — Шанхай перестал быть безопасным местом для них всех, но только она уехала, не оглянувшись ни на кого из них. Предложила Хосоку уехать вместе, но когда он ответил чётким отказом, настаивать не стала. Может, она по-прежнему злилась на Юнги за то, что Хосок предпочёл службу у него вместо беззаботной жизни в Таиланде, но когда спустя год она объявилась на пороге его квартиры вместе с Таваном и приёмной Дарой на руках, наступила очередь злиться уже Юнги.
Сколько сил и нервов он потратил на то, чтобы удержать Хосока в этом мире, а Фэй разрушила все его старания одним только приездом домой.
Фэй — умная девушка, умнее их всех, потому что не захотела связывать свою жизнь с тем криминальным наследством, которое оставил им отец, но за то, что она сделала с Хоби, он имеет право винить её по сей день.
— Дядя Мин! — Дара забирается на шезлонг и сразу тянет руки к стакану с лимонадом на столике между шезлонгами. — Хосок сказал, что научит меня пользоваться статопом.
— Стетоскопом, — мягко исправляет он, плотнее закутавшись в большой махровый халат, который всегда держит рядом, чтобы по-быстрому накинуть на себя что-то после обращения.
— А Хоби не говорил тебе, что умеет видеть, что у людей внутри?
— Кишки?! — девчонка страшно выпучивает глаза, прижимая маленькие ладошки к своему животу.
— Юнги, — укоризненное от сестры.
— Или мозги. Я проверял — у него они есть.
— Я не хочу, чтобы дядя Хоби смотрел мои мозги.
— Напрасно, — Юнги пожимает плечами, — вдруг из нас всех у тебя самые большие и самые умные мозги.
Дара воодушевлённо кивает, очевидно, заведомо соглашаясь с этим фактом и без каких-то там проверок.
— Ты учишь её ужасным вещам, — не удерживается от комментария Фэй.
— Я буду тем самым крутым родственником, который научит её потом как пить, чтобы на утро не было похмелья, и в какие акции вкладывать деньги, чтобы не прогореть.
— Что такое похмелье? — тут же осведомляется ребёнок, на что Фэй только закатывает глаза.
— Идём, Дара, время обеда.
Сестра продолжает кидать на него укоризненные взгляды, на что Юнги демонстрирует ей снисходительную улыбку и невинно пожимает плечами, наблюдая за тем, как Фэй с трудом уводит за собой в дом упирающуюся племянницу, желающую всё же узнать об этом страшном звере “похмелье”.
Когда они остаются наедине с Хоби, Шуга ловит на себе его внимательный взгляд.
— Злишься?
— За то, что ты позволяешь ей помыкать собой? Разумеется.
Хосок усмехается, занимая на шезлонге место Фэй.
— Хотел попросить у тебя пару выходных.
— В Шанхае больше не осталось больных? — Юнги вопросительно выгибает бровь.
— Хочу свозить их в Хайнань пока есть возможность.
Шуга недовольно поджимает губы, с трудом удерживая себя от едкого комментария, потому что какого хуя эти оба творят? Ладно, сестра без царя в голове, но Хоби же уважаемый врач, состоявшийся профессионал. Какие-то остатки здравого смысла в нём ведь должны остаться?
— Запрос на выходные одобрен, — спустя пару минут молчания оповещает он, меряя Хосока предупреждающим взглядом.
Тот этот взгляд то ли игнорирует, то ли действительно не понимает посыл, расплываясь в благодарной улыбке.
С другой стороны, в свете последних событий его семье будет даже полезно провести время не в городе.
***
Ло Зихао.
Так зовут человека, который представился подчинённым Юнги тогда в порту. Уже к утру Намджун прислал ему ту самую фотографию контейнера, на дне которого белой краской был выведен символ лотоса.
Спустя пятнадцать минут пребывания Джуна в порту и двух десятков напуганных работников, ему дали имя.
Ещё спустя трое суток ищейки Джина, которые прошерстили каждый закоулок этого ненавистного Шуге города, смогли установить его примерный маршрут, и конкретный план на этот вечер.
У Юнги остаются три часа до гонки, и он желает поскорее начистить морду этому Ло Зихао и добраться до трека. Настроение прекрасное, впервые за долгое время всё идёт так, как ему нужно, и он нехотя отмечает, что сегодня был бы даже не против увидеть на трибуне Чимина. Последняя их встреча хоть и оставила неприятный осадок, но он с удивлением для себя думает о том, что было бы любопытно посмотреть на то, что из себя представляет парень суккуба, и почему тот так отчаянно цепляется за эти отношения.
В великую любовь он верит с трудом. Не при таком раскладе.
Он насвистывает себе что-то под нос, рассматривая яркие витрины магазинов в окне. Намджун рядом усмехается, заметив приободрённый вид своего начальника.
— Как-то просто, не находишь? — осведомляется Намджун, сворачивая вглубь города. Их снова ждёт бордель, но на этот раз в подчинении Хо. Технически, это всё же бордель Шуги, потому что все бордели в городе принадлежат ему, пусть и находятся в подчинении других семей, но конкретно этот — целиком и полностью под управлением Хо Гу. Он выпросил его ещё тогда, когда Шуга не проклинал себя за связь с ним, а потом просто оставил его в подарок. На память, если так можно сказать.
И всё же прав был его отец — абсолютно все пути ведут в бордели, как ни крути.
— О чём ты?
— Если бы я хотел подставить Князя, то прятался бы чуть лучше. Желательно, в другой стране.
— Намджун, твой пессимизм нужно лечить, — фыркает Юнги в ответ, узнавая знакомую улицу впереди себя. — Дай насладиться прекрасным вечером, в котором всё, наконец, идёт как задумано.
Намджун хмыкает в ответ, глуша мотор. Юнги уже подносит руку к двери, как Джун его осаждает:
— Подожди.
Юнги удивлённо оборачивается на него.
— Я ценю твоё рвение побыть со мной наедине подольше, но давай как-то потом.
Его полностью игнорируют. Вместо этого Намджун высматривает что-то за его спиной, и когда Шуга возвращает свой взгляд обратно на улицу, внутри всё мгновенно вспыхивает от злости.
Он тут же выпрыгивает из тачки, в несколько шагов преодолевая расстояние до входа, но последний шаг ему сделать не дают — Чонгук вырастает перед ним каменной стеной.
— Хён, подожди, — просит Куки, но Шуга не видит перед собой ничего, кроме фигуры последнего существа, которого он ожидал здесь увидеть.
Тэхён прислонился к каменной колонне у входа, безразлично рассматривая что-то вдалеке и абсолютно не обращая внимание на закипающего перед ним Шугу. У того едва ли пар из ушей не идёт, когда он переводит взгляд на виноватого Чонгука.
— У тебя есть десять секунд, чтобы переубедить меня в том, чтобы не трогать его.
— Хён! — возмущённо рычит Чонгук, с силой дёргая Юнги за локоть и буквально волоча того на пару шагов в сторону. Он пытается поймать его взгляд, но всё, что видит Юнги — это невозмутимый лик сирены, и у него руки чешутся исправить это выражение лица. Желательно, на что-то болезненное.
— Да блять, Юнги! — не выдерживает Чонгук, с силой дёргая того на себя. — На меня посмотри!
Шуга нехотя переводит взгляд на Куки.
— Он мой информатор.
— Мне похуй. Убери его отсюда.
— Я говорю на другом языке?! Он мой информатор. Это он дал наводку по Зихао.
Юнги молча сверлит Чонгука взглядом, ожидая продолжения.
— Ты же знаешь, что он детка, — о да, в этом и проблема. — Он работает не только в “Утопии”. То есть, не эксклюзивно. Знает многих деток, вхож в круги многих борделей, в том числе на чужих территориях. Это он нашёл Зихао.
— Мне его теперь расцеловать? — ядовито цедит Шуга.
— Попробуй просто не убить.
Юнги раздражённо сбрасывает с себя чужие руки и тянется в карман за сигаретами.
— Что я тебе говорил о том, что видеть его рядом с тобой не хочу? А теперь ты притаскиваешь его сюда?
— Да если бы не он, нас бы здесь вообще не было. Нашёл мне этого мужика спустя полчаса, как я обмолвился об этом.
Юнги сверлит младшего тяжёлым взглядом, периодически стреляя глазами в сторону по-прежнему невозмутимого Тэхёна, который и на миллиметр не сдвинулся со своего поста. Может, Юнги тогда не просто потерял память, а переместился в параллельную вселенную, где его подчинённые творят непонятную херь? Когда блять он вообще разрешал кому-то из них притаскивать на внутренние разборки своих пассий, туда, где, возможно, полетят чьи-то головы? Сокджин и Намджун не в счёт.
— Здесь он нахера?
— Детка, с которой этот чувак проводит время, сегодня его ожидает. Через полчаса, если быть точнее. Он откажется помогать, если Тэ не будет рядом — его условие.
Шуга раздражённо выдыхает, с силой вдавливая ботинком окурок в асфальт и представляя на его месте голову сирены.
— Мальчики, — окликает их ровный голос Тэхёна, — если вы закончили, то прошу внутрь. У нас мало времени.
— На работу опаздываешь? — не сдерживается Юнги, заслуживая от Чонгука локтём в ребро.
Тэхён пропускает едкое замечание.
— Если вы только не собрались встречать гостя здесь, то предлагаю переместиться в более уютную обстановку. Мне холодно.
Их заводят в скромную по меркам “Утопии” комнату. Скай, детка, о которой упоминал Чонгук, кланяется Шуге три раза и нервно бегает взглядом по остальным присутствующим, очевидно, не рассчитывая на целую делегацию, а потом говорит, что приведёт гостя сюда как только тот объявится. По их расчётам — через двадцать минут.
Времени они берут с запасом для того, чтобы не светиться лишний раз ни перед борделем, ни внутри него.
В помещении устанавливается гнетущая тишина как только все находят себе места. Куки с Юнги в креслах, Намджун остаётся стоят у двери, держа руку на кобуре, а Тэхён — на кровати.
— Не терпится приступить к работе? — Юнги аж пыхтит от самодовольства, но тут же сдувается, как только за едким комментарием не следует никакой реакции.
— Юнги, пожалуйста… — шипит ему в ответ Чонгук.
— Не переживай, Чонгук-и, кому-то из нас придётся быть взрослым мальчиком, — Тэхён складывает ногу на ногу, устремляя колкий взгляд на Юнги.
Пусть он и ведёт себя как ребенок, но это всё на благо его лучшего друга, который, очевидно, не понимает, в какую историю он ввязался. Шуга привык защищать его с детства, и эта ситуация не станет исключением.
Когда на часах остаётся около пяти минут до прибытия гостя, Чонгук начинает нервничать. Шуга редко когда берёт его на встречи — исключительно по желанию самого Куки или в случае абсолютной необходимости. Младший никогда не выказывал особого рвения работать в поле, предпочитая быть на подхвате, и всё чаще занимал позицию молчаливого наблюдателя. В разборки, конечно, мог влезть, в драку или даже перестрелку, отлично владел техникой рукопашного боя и уверенно держал оружие в руках, но Юнги не просил. Знал о непростых отношениях младшего со смертью и никогда не пользовался своим положением, пусть и был абсолютно уверен в том, что Чонгук ради него ввяжется в абсолютно любое дело.
Когда в назначенное время никто не появляется, Намджун сосредоточенно смотрит на дверь.
Когда и спустя десять минут после условленной отметки в помещение никто не заходит, нервничать начинает уже он сам.
— Что за фигня? — обращается он к Тэхёну.
— Я с вами в одной комнате. Откуда мне знать?
— Ты ведь договаривался с ним.
Сирена равнодушно пожимает плечами.
— Может, он испугался и убежал? — предполагает Намджун.
— Скай всё сделает так, как я попросил.
Юнги раздражённо фыркает. Его бесит самоуверенность этого мальчишки, а ещё то, с каким вызовом тот иногда посматривает на Шугу. Юнги хоть и делает вид, что не замечает этих надменных взглядов в свою сторону, но мысленно ведёт счётчик в голове, и не дай бог этому числу перевалить за десять.
Ещё спустя десять минут дверь, наконец, открывается, но за ней только Скай, кланяется с порога и виновато косится на Шугу.
— Я не знаю, что произошло… Он не пришёл.
— А он вообще был? — раздражение и нетерпеливость Юнги растут в геометрической прогрессии с каждой секундой. Он уже готов прижать эту наглую сирену к стене и потребовать вразумительных объяснений. Тому даже Чонгук не поможет.
— Тэ-тэ, — детка мгновенно кидается в ноги Тэхёну, — он никогда не пропускал наши встречи. Ни одной. Я и словом ему о тебе не обмолвился!
— Чшшш, — сирена ласково поглаживает мальчишку по голове, — ты не виноват.
— С хера ли? — тут же возникает Юнги. — Что за цирк вы тут оба устроили?
— Вы его пугаете, — с нажимом отвечает Тэхён.
— Прикинь, мне как-то похер, — он мгновенно вытаскивает пистолет из-за пазухи, потому что уровень терпения стремительно близится к негативной отметке. Куки мгновенно вскакивает с кресла, но между ним и Тэхёном вставать не решается. У них всех есть одно правило: никогда не становиться под пулю, как бы ситуация не обернулась, и кто бы не находился по обе стороны.
— Юнги, прекрати, — просит Куки.
— Шуга, — предупреждающе рычит Намджун.
— Я правда не понимаю, почему он не пришёл! — Скай всхлипывает, с надеждой жмётся к ногам сирены и заглядывает тому в глаза. Проблема в том, что не его сейчас нужно убеждать в правдивости этих слов.
И только Тэхён остаётся невозмутимым под прицелом пистолета. Он выпрямляется, внимательно следя за Шугой своими выцветшими голубыми глазами, но на его лице по-прежнему играет снисходительная ухмылка.
Дело в том, что Юнги его боится. Благодаря Чонгуку когда-то давно он понял, что умение признать и принять свои страхи — это не удел слабых. Чонгук боялся смерти, хоть и был с той на короткой ноге. Шуга боялся пауков, летать и найти во фруктах червяка. А ещё он боялся сирен, потому что те — тикающие бомбы замедленного действия, которым он, человек, ничего не может противопоставить, имея даже целый гарнизон за спиной.
— Хён, убери оружие, — настоятельно просит Чонгук.
Юнги переводит на него оценивающий взгляд, раздумывая о легитимности подобной просьбы, но оружие опускает. Три человека в комнате облегчённо выдыхают.
— Думаю, нам пора, — предлагает Намджун, выглядывая в пустующий коридор, — ловить здесь нечего.
Врываясь в октябрьскую прохладу вечернего города, Юнги мгновенно щёлкает зажигалкой.
— Садись в машину, — отстранённый приказ Чонгуку, и тот покорно тянет Тэхёна за собой, скрываясь в салоне автомобиля. Намджун рядом с ним сокрушённо вздыхает и тоже присоединяется к перекуру.
— Думаешь, это он? — Юнги гипнотизирует взглядом тонированное стекло задних сидений. — Я с ним в одной машине не поеду.
— Переставай вести себя как ревнивая сука, Шуга. Зачем ему это?
— Подставить нас. Он же шлюха, ему заплатили.
— К твоему сведению, Чонгук больше не твой мальчик-зайчик, и за такие слова может без раздумий откусить твою патлатую башку.
— Теперь и ты на его стороне?
— На чьей? Здравого смысла? — Намджун обводит взглядом пустующую улицу, уходящую вверх под наклоном. В конце той пару раз в предсмертных конвульсиях мигает фонарь, а потом гаснет с концами. — Неудивительно, что он так не хотел тебе говорить об этом. Они вместе уже четыре месяца, Шуга, нравится тебе это или нет.
Он — что? Юнги переводит на Джуна неверящий взгляд.
— Предупреждая твой вопрос, это не наше дело — рассказывать ему тебе об этом или нет.
— Мне всё больше кажется, что я попал не в ту вселенную после аварии.
Юнги докуривает, обжигая пальцы о тлеющий фильтр и раздражённо выкидывая тот в сторону, прежде чем кивком головы указать Намджуну на машину.
Сам он забирается на переднее сидение, полностью игнорируя сидящую сзади... Пару, получается? В голове не укладывается. Чонгук четыре месяца молчал об этом? Как далеко они зашли? Как ему это остановить? Теперь понятно, почему он так рьяно упирался, когда Шуга сказал ему прекратить эти встречи с сиреной в клубе, потому что, судя по всему, встречи уже давно вышли за пределы только борделя.
— Что ты возишься? — кидает раздражённо Намджуну, который по-прежнему не завёл мотор. Ему хочется убраться отсюда поскорее, почувствовать под собой ревущий мотор своего спорткара, вдохнуть запах машинного масла и той ароматизированной херни, которую Куки повесил ему в салон.
— Что-то не так, — внезапно подаёт голос Тэхён, обеспокоенно вертя головой по сторонам, но за пределами салона только пустующая улица и ряд припаркованных машин перед ними.
— Да, твоё присутствие здесь, — невесело отзывается Шуга, наблюдая за тем, как Намджун в третий раз пытается завести двигатель, но тот только натужно рычит и глохнет спустя пару секунд.
— Нет, что-то…
Первым до них долетает звук — оглушительный раскат взрыва раздаётся настолько внезапно, что сначала Юнги даже не может понять его исток, пока следом в конце улицы не вздымается пламя от подорвавшейся тачки.
— Сука… — только и успевает он выдохнуть, когда Намджун даёт команду:
— Все в здание!
Но как только он открывает дверь со своей стороны, автоматная очередь рассекает воздух где-то совсем рядом с машиной. Юнги едва успевает скатиться вниз под сидение, когда стекло с его стороны со звоном осыпается на него, задетое просвистевшей рядом пулей.
А потом ещё один оглушительный взрыв. Юнги морщится, встречаясь глазами с беспомощным взглядом Намджуна.
— Все живы?
Нестройный хор голосов доносится до него как сквозь вату из-за обилия звуков вокруг.
— Впереди семь машин, это была вторая.
— Очень блять рад твоим математическим способностям, — огрызается Юнги, с трудом вытаскивая из-за пазухи пистолет. Знал ведь, что сегодня он ему понадобится.
— Я не могу понять, откуда стреляют, — подаёт голос Чонгук, пытаясь разглядеть стрелка из своего укрытия, но шансов мало — вокруг безликие многоэтажки, в темноте которых дай бог что-то разглядеть. — Тэ, ты как?
Тэхён слабо отмахивается.
— Надо выбираться, — говорит Шуга ровно в тот момент, когда на воздух взлетает третья по счёту машина. Окончание фразы тонет в тяжёлом звуке скрежета металла. Юнги инстинктивно вжимает голову в себя, когда за оглушительным взрывом следует новая порция автоматной очереди.
Их не хотят застрелить на месте. Просто удерживают здесь, пока до них не дойдёт очередь подорваться.
— Куда, блять? Если мы высунемся отсюда, то сразу превратимся в решето, — Намджун ещё раз пытается завести мотор одной рукой, но все четверо заведомо знают, что это абсолютно пустая трата времени.
— Гук-и, — Тэхён мягко одёргивает напряжённого Чонгука за лацкан кожаной куртки.
— Не вздумай.
— Чонгук, — более уверенно.
— Ты не посмеешь. Не смей думать об этом, Тэ.
— Что он хочет? — Юнги плохо видно со своего места, что там делают эти двое, поэтому он полагается только на слух, улавливая обеспокоенность в словах младшего прежде, чем четвёртая по счёту бомба разрывает воздух.
Три. Осталось всего три машины.
— Дай мне свою руку, — Тэхён протягивает к нему ладонь, но остаётся полностью проигнорированным. — Твою мать, Гук, у меня нет другого выбора!
— Дай ему эту чёртову руку! — хрипит Юнги со своего места, уверенный, что Тэхён не подержаться за ручки перед смертью решил. Что бы это ни было, но сейчас вера в сирену возрастает в нём с небывалой скоростью, очевидно, от абсолютной безысходности данной ситуации.
В воздухе противно пахнет жжёной резиной.
— Ты уверен?
— Я буду в порядке, обещаю тебе, — Тэхён одаривает Чонгука мягкой, уверенной улыбкой прежде, чем крепко ухватиться за его ладонь. — Когда я скажу — вы выходите из машины. Десять секунд, чтобы добежать до здания.
— Чего?! — в один голос отзываются Юнги с Намджуном.
— Он знает, что говорит, — прилетает в ответ от Чонгука, но голос у него необыкновенно слабый, тихий.
Всегда громкий, пышущий энергией Куки в одну секунду теряет всякий запал в своей интонации, когда раздаётся шестой по счёту взрыв.
Не происходит ничего. Вернее, отрезанный от них мир кипит и горит, трещит покорёженным металлом и сходит с ума полыхающим огнём, но внутри салона становится необычайно тихо. Так, что Юнги слышит собственное заполошное дыхание и рваное биение сердца, прежде чем новая волна звуков неумолимо врывается в их укрытие, разрывает тишину очередным взрывом, а потом Тэхён говорит:
— Бегите!
Юнги не даёт себе и секунды на размышление, не спрашивает о том, что будет дальше, не переживает даже о вполне реальной возможности быть застреленным прямо здесь, когда открывает дверь машины и выскакивает на улицу, будучи абсолютно готовым принять в себя сразу несколько пуль.
Только их нет.
За те несчастные несколько секунд, которых ему хватает для того, чтобы броситься ко входу в здание, он не слышит ни одного выстрела — а может, не слушает, — вдыхая полной грудью только в тот момент, когда за ним закрывается дверь. Рядом Намджун с Чонгуком, такие же взмыленные и заполошно дышащие.
— А где…
Он резко оборачивается в сторону входа. Тэхён не бежит. Он идёт, уставившись на Юнги ярко-синими радужками. Вены на шее и руках вздуты, волосы вздыблены и колосятся вверх, будто сирена сейчас под водой. И воздух вокруг наэлектризован — буквально, с каждым движением парня вокруг него мелкими искрами стреляют вспышки электричества, и только когда Тэхён подходит очень близко, Юнги удаётся рассмотреть — это пули, отскакивают от него с характерными вспышками.
Чонгук бесцеремонно отталкивает его в сторону, ловя Тэхёна за талию ровно в тот момент, когда тот заносит ногу над порогом.
— Это была моя любимая тачка, — загробным голосом сообщает Намджун, равняясь с Юнги и наблюдая за тем, как полыхает в огне уже их машина.
Юнги невесело усмехается, в следующий момент путаясь в ногах, и не очень аккуратно прочёсывает ладонями по стене, пытаясь удержать равновесие.
— Эй… — обеспокоенно окликает его Намджун.
Юнги хочет повернуться к нему, но ногам внезапно хочется вместо этого подкоситься, и он спиной проезжает по стене вниз, а плечо простреливает резкой вспышкой боли. Он прижимает ладонь к полыхающему от боли месту и с удивлением обнаруживает, что его пальто промокло.
Разве на улице был дождь?
— Сука, он ранен, — громыхает где-то сверху Намджун, — Звони Хосоку.
— Он ещё в самолёте, — как сквозь вату доносится до него голос Чонгука, а Юнги всё продолжает смотреть вопросительно на окрашенную в кровь ладонь — такого быть точно не должно. — До больницы ехать хер знает сколько, а на территории Хо нужно разрешение. Чёрт, у нас же даже машины нет!
Постойте-ка. Но ведь Тэхён закрыл их от пуль.
Намджун резко стаскивает с него пальто, что заставляет Юнги едва ли не завыть от новой вспышки боли, прокатывающейся по всей руке. Он ничего не чувствует кроме неё, хочет поднять руку, чтобы остановить Джуна, но конечность абсолютно не поддаётся.
— Стой, стой… — Намджун прижимает ладонь к его груди, ограничивая попытку пошевелиться. — Не дёргайся.
— Я… — хрипит он, морщась от шума в ушах.
— В борделе есть врач, — это, кажется, Тэхён, но он не уверен. Не уверен даже в том, кто склоняется сейчас перед ним, потому что зрение плывёт, а потом ему нестерпимо хочется закрыть глаза.
***
Юнги морщится.
Первым, что проникает в сонное сознание — мерный пиликающий звук кардиомонитора. Ему бы очень хотелось забыть о том, как звучат такие вещицы, но слов из песни не выкинешь, как и у него не получилось прикинуться, что он не понимает где находится.
Даже тяжёлые веки не нужно поднимать, он по острому запаху медикаментов чувствует — больничная палата.
Левой рукой пошевелить не удаётся — боли он не чувствует, но та словно превратилась в камень. На грудь давят тугие бинты, ему нестерпимо жарко и хочется пить, но когда он пытается поднять правую, здоровую руку — он же помнит, что та была здоровой, — то опять терпит поражение.
Приходится всё же открыть глаза, раздражаясь от собственной беспомощности.
Очень интересное зрелище предстаёт перед его глазами.
Он не мог пошевелить правой рукой, потому что на ней сейчас лежит суккуб — пристроился рядом с больничной койкой, уткнувшись лбом в сложенные перед собой руки и, тем самым, бедро Юнги.
Шуга торгуется с собой добрых пять минут — будить или не будить, а потом сам себя спрашивает: “Откуда такая забота о чужом сне?”, и аккуратно пытается высвободить руку из-под Чимина.
Сам себя убеждает, что плевать он хотел на то, чтобы не потревожить парня, но конечностью всё же двигает осторожно, сантиметр за сантиметром, проезжая тыльной стороной ладони по его щеке. Чимин только что-то невнятно бурчит во сне и отворачивается от Юнги на другую сторону.
В голове неприятно зудит навязчивая мысль разбудить суккуба и потребовать объяснений что тот вообще здесь забыл, но он гасит её стаканом холодной воды и тянется к телефону.
Волчок:
«Если я приеду — а ты сдохнешь, то я откачаю тебя и убью лично»
Адвокат дьявола:
«Немедленно позвони, когда придёшь в себя»
«Хотя нет»
«Не звони»
«Хоть отдохну от тебя по-человечески»
Ага, разбежался.
Намджун:
«Я въебу тебе, если свалишь из больницы без разрешения Хоби»
И совсем короткое:
Куки:
«Прости, хён»
На календаре уже понедельник, значит, он провалялся в отключке почти двое суток. И пропустил гонку. Красота.
Просматривая новостную ленту о событиях субботнего вечера, он натыкается на красочные заголовки криминальной хроники о загадочных взрывах в центре города. Ни слова о нём или о борделе, или о взбеленившейся сирене, на ходу останавливающей пули. Очевидно, Сокджин поколдовал над репортажами.
Некстати он вспоминает о Тэхёне, и в груди вновь сворачивается клокочущий клубок из гнева и негодования. Он уверен, что этот сучёныш их подставил и чуть не унёс жизни всех троих. Другого варианта нет: сирена сам организовал эту встречу, каким-то волшебным образом нашёл Ло Зихао — он с Сокджина ещё спросит за это недоразумение, — и устроил засаду. В “Утопию” тоже он мог пронести яд, потому что там работает.
Зачем их спас — другой вопрос. Не ожидал, что в машине окажутся они с Чонгуком? Передумал в последний момент? В целом, похуй, спросит перед тем, как проделать в башке Тэхёна аккуратную дырку.
Он откладывает телефон в сторону, пальцами сжимая переносицу и мелко моргая от накатившей внезапно головной боли. Рука на платиновую макушку опускается сама собой, пальцы тонут в мягких волосах, беспорядочно перебирая те в успокаивающем темпе, пока Юнги тяжело сглатывает и ожидает момента, когда боль отпустит.
За собственной борьбой с накатывающей помимо головной боли тошнотой он не сразу замечает, как его руку что-то сжимает. Кто-то.
Суккуб смотрит на него сонно, но внимательно, и крепко сжимает руку Юнги в своей, подушечкой большого пальца успокаивающе поглаживая запястье. Шуга, может, чуть больше позволенного смотрит на их скреплённые руки прежде, чем резко выдернуть ту из захвата.
— Простите, — виновато шепчет суккуб, тут же пряча собственные руки на коленях и немного отъезжая от койки на стуле на колесиках. — Рад, что вы проснулись.
А он как рад, словами не описать.
— Что ты тут делаешь? Только не говори, что умеешь пробираться не только в гаражи, но и в частные, охраняемые больницы.
Чимин коротко усмехается, склоняя голову набок.
— Я думал об этом. Вы пропустили гонку, а потом не появились в мастерской ни в субботу, ни вчера. Но там я встретил Чонгука, и он сказал, что может отвезти меня к вам.
Ну конечно. Кто как не добросердечный, готовый помогать всем на этом белом свете Чонгук решил, что идеальным решением будет привезти к бессознательному Юнги парня, которого он видел дважды в жизни. После того, как накануне его же парень пытался грохнуть Шугу.
Если это такой способ загладить вину, то он не впечатлён.
— И что? Ты здесь со вчера?
— О, нет, — Чимин поднимается для того, чтобы налить в пустой стакан Юнги воды, и тем самым прячет смущённую улыбку, — вчера к вам ещё не пускали. Где-то в пять утра разрешили.
Юнги смотрит на настенные часы. Почти час дня.
— Пуля застряла в плече, так что вас прооперировали и сделали переливание крови. Вы много потеряли из-за того, что вас долго не могли доставить в больницу, — делится Чимин деловито.
Шуга смотрит на него странно, неверяще в какой-то мере, и Чимин, видимо, улавливает чужое смятение, вытаскивая из держателя карту пациента и протягивая ту Юнги:
— Врач сказал, что вы первым делом захотите ознакомиться.
Юнги берёт папку, бегло пробегая взглядом по абсолютно не интересующему его диагнозу. Обезболивающие. Ему нужно знать, чем его накачали, и насколько хуёво ему потом будет слезать с этого.
В графе предписанных медикаментов прочерк.
— Позови-ка мне этого врача.
Чимин уходит незамедлительно, а возвращается на пару с сияющим как медный пятак Хосоком.
— Подожди за дверью, Чимин, — мягко обращается он к суккубу прежде, чем закрыть за собой дверь. — Ещё день — и я приводил бы тебя в сознание пощёчинами.
— Инновационный метод выведения пациентов из комы?
— Чисто для тебя разработка, — Хосок внимательно просматривает показатели кардиомонитора, задумчиво мыча что-то себе под нос.
— На чём я?
— Классный коктейль, да?
— Я вообще нихера не чувствую.
— Не переживай, — Хосок бесцеремонно выхватывает из рук Юнги карту, начиная переносить показатели на бумагу, — постепенно будем снижать дозу, а после выписки заменим на что-то полегче, так сказать, для поддержания настроения.
— И когда этот торжественный день?
— Недельки через две-три, в зависимости от твоего поведения, — Хосок щёлкает ручкой, закончив писать, и пихает ту в нагрудный карман.
— Да брось, Хоби, я отлично себя чувствую.
— Ты сейчас на таких колёсах, что мог бы спокойно добраться до Наньтуна вплавь. Правда, потом всё равно бы сдох.
Юнги закатывает глаза. У него нет двух, а тем более, трёх недель, чтобы отлёживать здесь бока, пока на воле гуляет ёбнутый на всю голову Тэхён, а Чонгук, судя по всему, думает исключительно членом, а не головой. А что, если тот переключится с Шуги сразу на Чонгука, как на более уязвимую цель?
— А пока тебе компанию составит твой очаровательный мальчик.
Он так и знал, что этой беседы им не избежать. Комментарий этот он оставляет без внимания, что Хосока не напрягает от слова совсем, когда тот продолжает:
— Я тебе уже говорил, что никогда не поверю в то, что мальчишка с тобой абсолютно безвозмездно?
— Раз восемь.
— Не отходил от тебя ни на шаг, когда я разрешил посещения.
— Всего лишь восемь часов.
— Что на семь часов и пятьдесят две минуты дольше, чем у Сокджина, — подводит итог Хосок, деловито цокая, — Намджун с Куки ещё не приходили.
— Как они?
— Мелкие царапины, не больше. Намджун продолжает разбираться с тем, что произошло в субботу, — Хосок присаживается на край койки, бесцеремонно отпихивая ноги Юнги подальше, чтобы освободить себе больше места.
Ноль звёзд этой больнице. Он больной, вообще-то!
— Есть записи с камер, где видно, как пара ребят подкладывают бомбу под машину как раз тогда, когда вы были внутри, но личности пока не удалось установить. Они в масках и полностью чёрной одежде без опознавательных знаков.
Юнги внимательно слушает, полагая, что следующие две недели будет заниматься исключительно брейнстормингом недавних событий.
— Чонгук, думаю, ещё не скоро появится. Он чувствует себя жутко виноватым.
— Я его ни в чём не виню.
— Ты здесь при чём? Из-за твоих разборок он чуть парня не потерял.
Юнги возмущённо открывает рот, собираясь напомнить, что его парня туда никто не звал, и если бы не Тэхён — ничего из этого и вовсе бы не произошло, но Хосок опережает его:
— Сокджин здесь рвал и метал. Иногда мне кажется, что он тебя всё же любит.
— Скажи честно, ты тоже своим коктейлем балуешься?
— Бывает, — уклончиво сообщают ему. — Отдыхай, приду к тебе вечером, если будет настроение.
— Класс, — Юнги кисло улыбается ему. — Скажи суккубу, чтобы шёл домой.
— Но…
— Выполняй.
***
Спустя неделю нахождения в больнице Юнги готов лезть на стенку. Или по кирпичику разобрать ту до основания, чтобы его выпустили отсюда ввиду того, что больницы больше не существует.
Колёса Хосока оказываются отменными настолько, что позволяют без лишних проблем рыскать по больничным коридорам, пугать молодых медсестричек и сраться с охранником из-за того, что тот не выпускает Юнги покурить.
А он, между прочим, лучший друг главврача, самый любимый спонсор и просто хороший человек. Только охраннику на это плевать с высокой колокольни, когда он запирает внутренний двор больницы ровно в 10:30 вечера, а у Юнги пик активности приходится как раз после одиннадцати.
Он пробовал курить в самой палате, но отхватил такого нагоняя от местной уборщицы, какого, возможно, не получал даже от самого отца. А ещё подозревает, что его прокляли на семь поколений вперёд, но в потоке отменной брани от, казалось бы, интеллигентной женщины где-то пятидесяти лет он мало что разобрал. Кроме самой брани, даже пару словечек выучил.
Чимин навещает его каждый день.
Юнги казалось, что ещё в первый день он ясно дал понять суккубу сюда больше не приходить, но это оказалось ясным только для него самого, в то время как Чимин продолжает свои визиты.
Сначала это раздражало — он не привык, когда его не понимают с полуслова. Где-то день на третий он смирился, тем более, что кроме как залипать в телефон и действовать на нервы охраннику у него, в целом, расписание вполне свободное. Суккуб надолго не задерживался, чинно интересовался самочувствием и настроением, рассказывал о погоде за окном — у Юнги ведь нет глаз, а палата под землёй, — и нёс другую отвлечённую и малоинформативную чушь.
На восьмой день, сегодня, он принёс ему большой стакан горячего американо, по привычке справляясь о состоянии здоровья.
— Откуда ты узнал? — Юнги косится на стакан на тумбе.
— Видел в прошлый раз пустой стаканчик на столе. В автомате продаются только американо и чай.
Юнги морщится, с содроганием вспоминая вкус больничного кофе — столько бабок сюда вкладывает, а нормальную кофе-машину никто так и не удосужился купить.
— Наблюдательный, значит?
— Я уже говорил, суккубы…
— Умеют подмечать детали, — заканчивает за него Юнги, делая небольшой глоток.
Наконец-то. Нормальный, человеческий кофе, а не та бурая размазня из автомата.
— Что ещё умеют суккубы?
Чимин кажется застигнутым врасплох из-за того, что обычно их беседы больше напоминают монолог: суккуб разговаривает, а Шуга угукает в ответ.
— Ну… — он взглядом спрашивает, можно ли присесть, и Юнги великодушно кивает. — Помимо умения любить?
— Трахаться.
— Любить, — с нажимом повторяет Чимин, — боюсь, мне нечего добавить к уже сказанному. Мы хороши только в вопросах понимания потребностей других.
— Ну, это уже больше, чем способно сделать большинство людей.
— Пожалуй, — легко соглашается суккуб.
— Никакого чтения мыслей, да? Скажем, суккубы не умеют останавливать пули взглядом? Заглядывать в будущее? Манипулировать временем?
Суккуб смотрит на него странно, теребя пальцами край своих джинсовых штанов.
— Ну… По поводу пуль… — он мнётся, очевидно, подбирая слова, в то время как Юнги напрягается всем телом, с замиранием сердца готовясь к откровению века. Пауза затягивается, а лицо Шуги сереет с каждой секундой, пока Чимин накручивает драматизма, а потом с весёлой улыбкой сообщает: — Я бы хотел на это посмотреть.
Юнги издаёт раздосадованное кряхтенье, наблюдая за веселящимся суккубом, а потом и сам не сдерживает маленькой, едва заметной улыбки.
— Подай мне пальто, — просит он, пока сам не без труда зашнуровывает ботинки — наклоняться ему по-прежнему чертовски больно несмотря на ударную дозу обезболивающего в крови.
Чимин смотрит вопросительно, но просьбу выполняет молча, и даже помогает Юнги вдеть здоровую руку в рукав.
— Пойдём.
— А?..
Юнги высовывает голову в коридор, проверяя тот на предмет любопытных медсестричек или врага номер один — тётушки-уборщицы. К его счастью, никого там не наблюдается, и Юнги резво выскакивает из палаты, беря курс на кабинет Хосока.
Чимин едва поспевает за ним, семеня позади, а Юнги развивает небывалую скорость для того, чтобы обчистить кабинет Хосока до того, как тот вернётся с планёрки — последние три дня он потратил на тщательное изучение расписания врача, и тот каждый день в одно и то же время отчаливает на рабочие переговоры. И как только не устают обсуждать одно и то же каждый день?
— Жди здесь, — приказывает он Чимину, — увидишь такого тощего, с бейджиком “Главврач” — падай в обморок.
— Но…
Он просачивается в кабинет Хосока и видит её, королеву этого заведения. Кофе-машину, сверкающую блестящими хромовыми боками в мини-баре Хосока.
Псина такая. И ведь словом не обмолвился.
Те остатки совести, которые может и лениво ворочались где-то в голове Юнги, умирают с концами, когда он хватает с рабочего стола ключи от машины и кидает последний, грустный взгляд на мини-бар.
Спускаясь на лифте вниз, на частную стоянку, Юнги бегло проверяет телефон на предмет новых сообщений, но если их кто-то и засёк, то Хосоку пока не доложили.
Чимин всё это время смотрит на него выжидающе, пока лифт лениво везёт их с пятого этажа на минус второй, и в какой-то момент не выдерживает:
— А вам можно покидать больницу?
— Конечно, — врёт он в ту же секунду, — я же не пленник.
Лифт звякает, а механический голос услужливо подсказывает: “Парковка”. Юнги опасливо озирается по сторонам, убеждаясь, что путь чист, а потом жмёт на кнопку отключения сигнализации. Машины Хосок меняет как перчатки, и Шуга абсолютно не ебёт, какая из этих красавиц его, пока одна из них не мигает ему приветливо фарами — серебристая камри так и манит сесть в неё.
Юнги уже делает шаг по направлению к машине, как из-за угла показывается тёмно-зелёная униформа охранника. Он только и успевает, что бесцеремонно толкнуть суккуба в сторону, утаскивая того за бетонную колонну.
Чимин поражённо ойкает, и к его губам тут же прижимается указательный палец. Юнги взглядом приказывает заткнуться, осторожно выглядывая из-за колонны, чтобы убедиться — охранник встал ровно между машиной и их хлипким прикрытием.
Суккуб что-то невнятно мычит, пытаясь обратить на себя внимание, и с недовольным видом переводит взгляд то на палец, то на Юнги. Он возвращает своё внимание на суккуба, но яростные молнии из его медовых глаз игнорирует принципиально, дожидаясь, пока охранник соизволит пойти дальше.
Но и через пять минут этого не происходит, а Юнги уже откровенно заебался вжимать Чимина в стену позади них. Если охранник сейчас свернёт за угол, то наверняка подумает, что они здесь просто зажимаются, и в какой-то мере будет прав — в попытке не обнаружить себя Юнги всем телом навалился на Чимина так, что разделяет их сейчас только тот самый несчастный палец, что он так и не убрал.
В такой непосредственной близости он впервые обнаруживает, что от Чимина пахнет костром. На барбекю что ли был?
— Отвлеки его, — шепчет Юнги.
— Что? — возмущённо шипит Чимин, широко открывая глаза. — Как я должен это сделать?
— Ты — суккуб, вот и решай, — и с этими словами бесцеремонно выталкивает Чимина из их укрытия.
Парень поражённо оборачивается на Юнги, но берёт себя в руки достаточно быстро, в следующую секунду подлетая к охраннику. От неожиданности тот даже роняет телефон из рук, последние пять минут проводив за наблюдением футбольного матча.
— Дяденька! — обеспокоенно выдыхает суккуб, нервно осматриваясь по сторонам. — Вы обязаны мне помочь!
— Слушаю.
— Тут такое дело… — Чимин драматично заламывает руки, нерешительно топчась на месте и напуская на себя вид абсолютной скорби. — Я потерял машину. Всю парковку оббегал, а свою найти не могу. У вас есть камеры?
Охранник окидывает его смятенным взглядом.
— Давайте ключи, попробуем найти.
— Эм… ключей нет, — ставит он растерянного охранника перед фактом. — Думаю, забыл в машине. Но теперь её здесь нет! Как и ключей. Что у вас за парковка такая? — он мгновенно меняет растерянное амплуа на воинственное, теперь уже напирая на растерянного мужика. — Я такие деньги плачу за приём не для того, чтобы у меня ещё и машину воровали. Достаточно опустошённого кошелька.
— Послушайте… — охранник вскидывает ладони в примирительном жесте. — Такого быть не может. Если машина здесь — мы её обязательно найдем. Пойдёмте в контрольную, посмотрим камеры.
И в эту же секунду на парковке раздаётся автомобильный гудок, заставляя обоих подпрыгнуть на месте.
— А… — Чимин стреляет взглядом в Юнги за рулём. — Кажется, это за мной.
— Но вы же…
— Представляете, так спешил на приём, что из головы совсем вылетело. Меня же друг подвозил, — Чимин пятится назад, рукой нащупывая автомобильную дверь, — Классная парковка! Отличный сервис!
И мигом прыгает на переднее сидение. Машина трогается сразу, оставляя растерянного охранника в зеркале заднего вида.
— Скажите, что мы только что не угнали тачку, — умоляюще просит Чимин.
Юнги цокает.
— Одолжили.
Суккуб обескураженно выдыхает, складывая руки на коленях и пытаясь унять нервно подрагивающие пальцы. Он краем глаза косится на Юнги, уверенно ведущего автомобиль одной рукой. Взгляд у того хмурый, но сосредоточенный, когда машина ловко лавирует по дороге в море загруженного городского траффика.
Он уверен, что Юнги держит путь либо в ангар, либо в мастерскую, но стеклянные высотки впереди не заканчиваются, а наоборот, становятся только гуще и выше. На улице вечереет, и всё больше городских огней зажигаются вокруг них, мерцая разноцветными огоньками и отражаясь в стеклянных панелях высоток. Чимин вертит головой по сторонам, цепляя взглядом яркие неоновые вывески на зданиях, лениво проплывающих мимо них.
Машина плавно тормозит напротив огромного исторического здания. Кажется, мэрии по скромным догадкам Чимина — он в таких районах бывал раза два от силы.
Юнги ничего не говорит, молча выбираясь из машины, и Чимин считает это знаком следовать за ним. Он упирается взглядом в мощную спину Юнги, затянутую в чёрное пальто, а потом насмешливо щурится — Князь Мин по-прежнему одет в домашние свободные флисовые штаны бежевого цвета, что абсолютно нелепо контрастируют с классической верхней одеждой и увесистыми берцами. Хотя бы не в больничных тапках.
— Что? — Юнги оборачивается к нему, заслышав веселящиеся смешки за спиной. В губах у него уже привычно тлеет зажженная сигарета.
— Ничего, — суккуб легко пожимает плечами, даже не пытаясь скрыть веселья на лице, — не боитесь, что завтра в газетах появится статья о том, в каком виде вы вышли в люди?
Шуга пожимает плечами.
— Знаешь, сколько людей здесь в действительности знают кто я? Процента полтора.
— О, так знакомство с вами — это по типу священного таинства?
— Скорее, тяжкий крест, — Юнги указывает здоровой рукой вперёд, — нам туда.
Перед ними расстилается загруженная набережная Вайтань. Чимин взглядом мажет по спокойной водной глади, разделяющей город на две части, обе стороны которого застроены величественными офисными многоэтажками. На набережной тьма народа, и ему приходится ускорить шаг, чтобы не потерять тёмное пальто Шуги в толпе таких же безликих, однотонных прохожих, вальяжно разгуливающих по каменной кладке.
Они доходят до яркого фуд-трака, увешанного мигающими гирляндами до той степени, что из-за огоньков даже не видно металлической обшивки того. Рядом с ним стоят несколько столиков с зонтиками, все без исключения занятые посетителями.
Они останавливаются перед витриной, богато набитой десертами, и Чимин завороженно разглядывает каждый как отдельное произведение искусства.
— Бери что хочешь, — слышит он голос рядом Юнги.
— Юнги, сынок, ты какими судьбами здесь? — из-за прилавка выглядывает пожилая женщина с седыми волосами, затянутыми в плотный пучок на голове.
— Оказаться здесь и пройти мимо ваших потрясающих сладостей? — он строит обиду на лице. — Да за кого вы меня принимаете?
Чимин поражённо вслушивается в диалект кёнсандо, на котором внезапно начинает говорить Шуга.
Женщина прищуривает глаза, нисколько не тронутая таким душевным откровением от Юнги, и выдаёт веское:
— Плут. Тётушку вспоминаешь только когда что-то от неё надо. Хоть бы раз приехал просто так! Говори, что надо!
Юнги легко посмеивается, облокачиваясь здоровым плечом о стойку, и головой кивает в сторону суккуба:
— Дайте ему ваше лучшее печенье якква.
— Негодник! — женщина наигранно-серьезно замахивается на него половником, и на долю секунды Чимин всерьёз опасается за здоровье той, но Юнги всего-то ловко уворачивается от летящей в его сторону утвари. — Ещё и оценку моим десертам раздавать смеешь?
— Но оно ведь и правда лучшее!
Женщина кидает на него грозный взгляд, но потом добавляет мягкое:
— Самое лучшее, — а после переводит вмиг изменившийся на добродушный взгляд на Чимина. — Достаёт тебя? Не говори, знаю, что достает.
Чимин не может сдержать широкой улыбки, принимая от тётушки бумажный пакетик, доверху набитый печеньем, и не замечает, как Юнги рядом с ним склонил голову набок, внимательно наблюдая за суккубом.
— Спасибо, аджумма!
— Ба! Ещё и кореец, — ахает та, склоняясь к суккубу ближе. — Ты этому извергу ничего не давай. Он мне и без того задолжал за все те разы. Только и может, что еду бесплатно клянчить, — а после возвращает строгий взгляд обратно на Юнги, — тебе как обычно?
Юнги уверенно кивает, дожидаясь, пока тётушка до краёв наполнит пластиковый стакан обыкновенным глинтвейном, взамен отдавая той тысячную купюру жэньминби.
— Сынок, это же…
— Я же здесь не в последний раз, — отмахивается он, отвешивая женщине лёгкий поклон. — Хорошего вечера, тётушка.
Чимин вежливо улыбается ей на прощание, прижимая к груди пакет с печеньем.
— Вы не голодны?
— У меня одна рабочая рука, и между едой и алкоголем я предпочту второе, — незатейливо сообщает он, продолжая движение вдоль набережной.
Они вновь оказываются в эпицентре толпы, шагая вдоль кромки воды, но спустя десять минут такого вот неспешного променада Юнги всё сильнее сжимает пальцы вокруг приятно греющего напитка. Все взгляды устремлены, но не на него, а на суккуба. Кажется, что ни один случайный незнакомец, идущий им навстречу, не пропускает глазами Чимина. Кто-то смотрит просто украдкой, некоторые пялятся открыто и невежественно, а отдельные даже провожают Чимина долгими взглядами в спину. И с каждым последующим взглядом суккуб пытается уменьшиться в размере, втягивая голову в плечи и устремляя взгляд под ноги пока, наконец, не склоняется к Юнги, тихо шепча:
— Мы может уйти?
— В какое-нибудь тёмное, безлюдное место?
Суккуб, не улавливая иронической интонации Юнги, кивает пару раз.
— Смотри, Чимин, я без оружия, — он сталкивается плечом с чужим, вкрадчиво сообщая: — Так что в случае чего тебе придётся защищать нас обоих.
Суккуб вскидывает на него ошеломлённый взгляд.
— Вы же говорили, что вас здесь никто не знает…
Ответом ему служит только беспечное пожатие плеч и насмешливые нотки во взгляде, а после Юнги утягивает их обоих к ближайшей лестнице, служащей для спуска на нижний уровень набережной. Он ловко открывает калитку, держащуюся на честном слове, и устремляется вниз.
Чимин опасливо вертит головой по сторонам, широко распахивая глаза, когда лестница уводит их в узкий проход, застрявший аккурат между бетонным небосводом и водой. Решётки под ногами натужно скрипят, а уровню воды не хватает каких-то несчастных полметра, чтобы начать лизать пятки случайным гостям. Он озадаченно озирается по сторонам, не рискуя идти дальше, потому что эта конструкция на вид не внушает и малейшей уверенности в том, что сможет удержать двух взрослых мужчин.
Юнги останавливается, уловив, что шаги позади стихли, и оборачивается с вопросительным видом.
— Я не умею плавать, — подаёт голос суккуб.
— Я и не предлагал.
— Вы, может и нет, а вот оно… — он пальцем тычет в изрядно потрёпанный металлический канат, удерживающий секцию, на которой они сейчас стоят, — походу устало и хочет отдохнуть. Нам вообще здесь можно находиться
Юнги тихонько фыркает вместо ответа, а Чимин думает о том, сколько законов успел нарушить за такой короткий промежуток времени.
— Этот уровень раньше использовали для швартовки малых судов, чтобы не портить вид набережной. Потом здесь вообще убрали стоянки, — поясняет он. — Этой херне уже очень много лет и, как видишь, она всё еще здесь.
— Ну, я бы тоже хотел прожить в этом мире много лет, если вы не возражаете.
— Здесь так здесь, — пожимают плечами ему в ответ, а после Юнги опускается в своём наверняка шикарно дорогом пальто прямо на грязные решетки, проталкивая ноги между натянутых канатов и свешивая их вниз.
Он довольно выдыхает, имея, наконец, возможность отставить полупустой стакан в сторону и прикурить.
Суккуб в свою очередь остаётся на своих двоих, свешиваясь с металлической перекладины, и теперь они оба наблюдают за проплывающими мимо них смятыми пластиковыми стаканчиками, вымокшими жёлтыми листьями и прочим мусором, что так не радует глаз.
Не город, а помойка какая-то. Поднимающийся от воды смрад вблизи ощущается как нельзя выразительно, мешая влажный воздух с запахом тины и рыбного омбре, но ни одному из них это не мешает: Юнги рад оказаться на воле и в относительной тишине, а Чимин с задумчивым видом доедает второе по счёту печенье, пряча хвалебное мычание за рокотом патрульного катера, проплывающего мимо них.
— Нравится?
Суккуб кидает на него вопросительный взгляд и Шуга кивком головы указывает на печенье в его руке.
— А, да, очень вкусно!
— У тётушки лучшие в городе корейские сладости.
— Кажется, вы давно знакомы.
— Пару месяцев. Познакомились, когда я был в отчаянном поиске хоттоков.
— Вы не похожи на сладкоежку.
А это и не для него было, а для настырного ребёнка, которому в свой день рождения захотелось чего-то традиционного. Объяснить Даре, что она даже не кореянка, получилось скудно и пришлось тащиться через полгорода за хоттоками. Он успел к самому закрытию ларька, а потом ещё долго умолял тётушку приготовить ему две лишние порции — племяннице и себе, от стресса позабыв половину слов на корейском. Объяснялся в итоге на пальцах, но с тех пор заимел надёжную точку вкусных лакомств в самом центре Шанхая.
Телефон в кармане вибрирует, и Юнги с мстительной улыбкой читает:
Волчок:
«Следующие две недели проведёшь в коме»
«Чтобы наверняка»
Мин:
«Поймай меня, если сможешь»
Вдогонку ему прилетает скриншот из приложения, на котором указано точное расположение эиртэга с ключей.
Вот же предусмотрительный сучёныш.
— Ваш побег вскрылся? — догадывается суккуб по скорбному виду.
Юнги недовольно поджимает губы, не собираясь признавать собственное поражение и тот факт, что весёлые морщинки в уголках глаз суккуба тому очень идут. Особенно в свете закатного солнца, что роняет редкие лучи на припыленную загаром кожу Чимина.
— Учитывая час пик, загруженный трафик и скупость Хосока на такси, у нас есть минут двадцать.
— Вы же не собираетесь возвращаться в больницу? — предполагает суккуб, и по заискивающей улыбке мужчины понимает, что угадал.
Чтобы Юнги ещё раз сунулся в эту обитель лжи, предательства и утаивания кофемашины? Да никогда в жизни. Вместо этого он отстёгивает эиртег со связки ключей и отправляет тот прямиком в воду — пусть Хосок с аквалангистами порыскает тут.
— Такое часто бывает, да? — вместо ответа спрашивает он. — Это внимание к тебе.
— Редко, — врут ему в ответ, и парень даже не пытается скрыть неискренность в голосе, краем взгляда наблюдая кружащий где-то вдалеке патрульный катерок.
— И тебе это не нравится.
— А вам бы понравилось, если бы на вас смотрели как на животное в зоопарке?
— Не знаю, — честно сообщает он. — Обычно на меня стараются и вовсе не смотреть, чтобы не провоцировать.
— То есть, ведут себя с вами как с опасным животным.
О, он не рассматривал такой вариант.
Юнги барабанит пальцами по бедру, чувствуя, что либо тётушка изобрела новый рецепт глинтвейна, либо то, что намешано в его крови, наконец, встретилось с алкоголем, и теперь его слегка ведёт, когда он говорит:
— Брось, золотце, думаю, они просто восхищаются.
Потому что у Юнги есть глаза, и когда красиво — тогда красиво. Он был бы законченным лгуном, если бы не признал ещё в первую их встречу, что красота Чимина — это что-то на грани с безумием. И он понимает всех тех, кто смотрит на него во все глаза, когда даже сейчас на фоне блеклых многоэтажек, серого воздуха, облупленного, ржавого металла и проплывающих гор мусора у его ног Чимин выглядит как сверхновая, озаряющая своей красотой всё вокруг. В безразмерном свитере, джинсах, что явно ему слегка велики и неопрятными складками топорщатся на коленях, с потрёпанной кожаной сумкой через плечо и облезшим от частого контакта с кожей позолоченным браслетом на левой руке, но продолжающим грациозно опираться о металлическую балку с идеально ровной спиной и всем своим видом демонстрирующий, что слышал всё это уже сотню, если не тысячу раз.
Юнги их всех прекрасно понимает, но всё равно немного бесится.
— Хорошая попытка.
— Я старался, — честно делится он. — А теперь нам пора, иначе ты станешь свидетелем того, как я буду топить моего любимого врача в реке.
Он довозит Чимина до ближайшей ветки метро и кое-как удерживается от расспросов на этот счёт, напоминая себе, что это по-прежнему не его дело, но когда суккуб уже открывает дверь, чтобы выйти, спрашивает:
— Ты придёшь на следующий заезд?
— Вам же нельзя ездить.
— Я не это спросил.
Суккуб смятенно закусывает нижнюю губу, о чём-то размышляя, но в итоге все же говорит:
— Думаю, да, если мой парень будет в списке гонщиков.
И в этом “если” Шуга не слышит никакого условия. Он знает, что Чимин придёт, даже если его парень внезапно провалится под землю.