Всё хорошо, и будет таковым. Я не одинок, когда ты со мной рядом.

Люцифер собирает ангелов для восстания против порядка в Раю, и один архангел, буквально окрылённый своими идеями и целями, легко соглашается на подобное мероприятие, однако не получает ожидаемого рвения от дорого ему херувима. Рафаил пытается убеждать себя, что все закончится как надо. Азирафаэль же мечется между чувствами и принципами.

От скуки спасает секретное специальное задание. Покидать друзей не хочется, но никто его не спрашивает. Для людей это погоня за образованием. Друзьям об этом было сказано как о депортации. Только... Почему один из них не приехал попрощаться?

АУ: Идеальная реальность

Зачем ей очки, если солнце и не светит вовсе? Всё было окутано кровавым маревом, не давая хотя бы одному лучику просочиться. По лицу барабанят капли дождя, стремительно превращаясь в ливень. И было так хорошо — прохладно и спокойно, Блэйд даже не заметил, как стал пленником в железной хватке пары рук.

Аластор усвоил одну до хохота очевидную истину: людям следует периодически напоминать, насколько он им нужен.

Лют не помнит, как здесь оказалась. Но почему-то это кажется совершенно неважным, когда рядом с ней Адам.

Его сломали…

Абсолютно всё, что он думал, чем дорожил и к чему стремился — было навязано одним страшным человеком в белом халате, который с чистой совестью и пустой головой решил втянуть ребёнка в проблемы. Проблемы, которые не мог решить сам…

Чуя, чёрт возьми, шаг за шагом подсел на эти эмоциональные качели, прикипел к доверчивому взгляду, странной нежности, привык быть жизненно важным для столь особенного человека: отстранённого, холодного, опасного и вместе с тем беззащитно-игривого только с Накахарой. Лишь осознавая вросшую во все клетки тела привязанность, Чуя вдруг подумал, что к этому Дазай и стремился с самого начала, когда затеял их нетипичный для партнёрских отношений – да и любви – танец.

Когда в последний раз они не печалились над тем, что с ними стало? А ведь стало многое: романтик-трудоголик ныне проживает в постели как угасающий уголёк, а тонкой натуры ведьминская душа рушится натисками бессилия, пока чужие объятия всё же пытаются победить тревогу.

Дзин со всеобъемлющей нежностью смотрит на хрупкую, совсем юную Фуу, на неотёсанного, растрепанного, исписанного летописью шрамов Мугена и наблюдает за мыслью, скользящей по рассудку: "Насколько же уместна эта нежность?".

И Дзин даже себе самому признаться в честном ответе не может.