Ладан

Когда Антон открывает глаза, в ногах кто-то сидит. Он моргает, постепенно привыкая к сумраку, и кто-то сдвигается под тусклый свет синего солнца. Антона сковывает леденящее оцепенение: на станции только он, Сережа и Паша; сидящего же на его постели не может быть ни здесь, ни где-либо еще в этой вселенной.

— Привет, — говорит Арсений, робко улыбаясь.

У него морщинки вокруг глаз, родинки те же, что Антон и запоминал долгими ночами пальцами, взглядами и губами, мягкие волосы, приподнятые надо лбом, без следа жуткой кровавой дыры, которую Антон увидел на опознании.

«Когда

На дощатом полу, где валяются детские школьные сумки, обрывки пергамента и перьев, распластываются ленивые солнечные зайцы. Арсений выглядывает из-за полок, проверить, остался ли кто в библиотеке, и, заметив мальчонку-первокурсника, накрепко занятого игрой в плюй-камни, крадется к нему по тени, осторожно обходя яркие разоблачающие мазки — у него охота не на зайцев.

Он сжимает в кармане мантии шоколадную конфету потными пальцами; светлый затылок все ближе и ближе, и Арсений едва сдерживает неуместное в перестуках и плевках камней хихиканье. Он шуршит фантиком, вытаскивая конфету, делов-то, — тихонько подсунуть ребенку под локоть и сбежать, как тот оборачивается, пригвождая его к мест...

Арсений бибикает еще раз, недовольно поглядывая в зеркало заднего вида на целующуюся парочку. Этот Антон наконец отрывается от Нины, закатывает глаза, бросает сумку назад и падает на пассажирское сиденье, хлопая дверью. Арсений не обращает внимания — он самое спокойствие и его курсы медитации не прошли зря.

— За рулем будем меняться каждые три часа, на карте я пометил точки остановок, карта в бардачке. Ехать восемнадцать часов, поэтому останавливаться на всякие перекуры, я не планирую.

Услышав в ответ молчание, Арсений выжидающе оборачивается — Антон сверлит его мрачным взглядом.

Над Антоном всегда город ангелов — всегда светит солнце, отчего он прячется глубже в капюшон и щурится на лучи, поделать ничего не может, улыбается всем вокруг.

— Кто меня бесит? — спрашивает Саша Гудков, задумчиво скользя по ним взглядом. — Знаешь, есть люди... солнечные, такие.

Над самим Гудковым тусклое солнце, но ехидные взгляды все равно падают на смущенно поджавшего губы Антона.

Когда он искоса глядит на Арсения, его черную тучу над головой прошивает молния, но Арс улыбается и поднимает вопросительно брови — в чем дело?

Антон знает, что при монтаже все их настроения спрячут за бельмами солнц, но сейчас-то он видит, несмотря на широкую улыбку, и Паша, и зрител...