Вдох. Выдох. Осаму прислушался – кажется, все закончилось, и периметр чист, не считая нескольких трупов, которым свет покореженной вывески будто намекал, подмигивая, что аптека больше им не поможет. 

– Скоро все закончится, – с довольной улыбкой тихо сказал Дазай, отмотав часть более-менее чистого бинта с левой руки и кое-как наложив повязку на оцарапанный бок. Хорошо, что пуля лишь слегка задела, проскользнув мимо. В голове очень четко всплывали слова Мори о том, что возраст берет свое и, если хоть немного расслабиться, можно потерять сноровку. Что ж, у каждого свой отведенный срок. О своем собственном Осаму никогда не задумывался, каждый раз ходя по краю и старательно пытаясь сверзиться вниз.

С того дня, как Одасаку умер, Дазай не проронил ни слезы.

Он кричал, рвал волосы, челюсть сводило, в горле стоял мешавший дышать ком, а глаза болели от хотевших вылиться слëз, но Дазай так и не смог заплакать. Он, казалось, сломался, не в силах выразить всю ту боль, что испытал, и потому она осталась внутри, мучительно убивая.

Посмотрите прямо – там вы увидите горнолыжный курорт. Поверните голову налево — там вы увидите своего напарника, который считает, что вы для него экс. Поверните голову налево. Да поверните, ну. Сверните её уже, наконец

Ода подозревал, откуда у него появились такие мысли. Наверное, надо меньше общаться с Дазаем и позволять ему раз за разом упоминать своего одноклассника. Но если Осаму заводился на тему извечного заклятого друга, остановить его могло только чудо.

Так много красок и так мало смысла пытаться понять происходящее. Голос со стороны, или же это свой собственный? Мысли… чужие или же свои? Не ответа. Только снова и снова вспышки, будто золотые фейерверки на каком-то невообразимом фестивале. Отчаянный бег вперед, попытки продраться сквозь них, чтобы успеть найти в огромной толпе шествующих того, кого непременно надо успеть схватить за руку, только бы не опоздать, – ни на миг. И чтобы больше никогда не отпускать…

Расширенная версия первого фика с новым жильцом.

– Осаму…

Дазай оборачивается, затем переводит взгляд на поставленную перед ним простую железную кружку, от которой идет легкий дымок. Осаму принюхивается, прикрыв глаза. От чая явственно ощущался ненавязчивый аромат можжевельника. Такой приятный, успокаивающий… Мысленно сам для себя Дазай называл этот аромат запахом объятий.

Через полчаса Осаму стоит на пороге пропахшей табаком квартиры Оды, неловко кутается в плащ и бормочет под нос: «Да не надо было…» Сакуноске окидывает юношу быстрым родительским взглядом и, с молчаливой досадой улавливая этот тон, понимает, что надо.

...Молодой русал впивается в руку Оды, пытаясь откусить её, а Ода думает о том, как избавить длинный чёрный рыбий хвост от железной сети...

[AU, в которой Рюноскэ русал, а Ода - пират]

В доме Оды Сакуноске пахнет кардамоном.