– Не пойми меня неправильно, Джокер. Когда тебе кажется, что ты вот-вот умрёшь, ты способен на импульсивные поступки.

Наверное, за это Шепард его и ценит: Гаррус всегда придерживается тактики «меньше слов, больше дела». Не то что некоторые.

Джокер поднимает на неё взгляд, и Шепард понимает, что он едва сдерживает смех.

Шепард стоит с непроницаемым лицом.

В никогда не останавливающейся, теперь чужой и незнакомой галактике последний протеанский солдат впервые видит мир без Жнецов и войны.

В израненной, искалеченной, но все еще до боли родной галактике некогда многообещающая ученая до сих пор мечтает написать книгу.

Джокер усмехается себе под нос; все идет вполне себе неплохо. Если не думать о возможной скорой смерти, присутствии очень сомнительных людей – и не только людей – на борту и, вероятно, уже несмываемых пятнах на его репутации – он бы даже сказал, что все идет замечательно.

Настолько замечательно, что получается не думать. По большей части. О совсем нехороших вещах.

//

или проще: Джокер, Алкера и рождающееся на ее орбите чувство вины.

Тессия сильно потрясла и без того нестабильное душевное состояние Шепард.

Пригоршня металлических жетонов, снятых с некоторых сослуживцев, впиваются в ладонь, будто бы куча острых осколков, сквозь плотную ткань защитных перчаток, выпачканных в кровь и песок. Их всего семь — это даже не треть тех, кому её упрямство и ненависть стоили жизни.

Захотелось Массыча в старом добром гоблинском переводе. Ничо не знаем, нам смешно.

За стенами их крошечного укрытия бушует шторм, Шепард прижимается к нему так крепко, что тяжело вдохнуть, а всего в десятке сантиметров от них спит грёбаный лейтенант Аленко. Эта ситуация просто не могла стать ещё более неловкой... О Духи, как же он ошибался.