Ноябрь дожимает последние крохи осени в воздух моросящим холодным дождём. Коннор трёт руки озябло — кажется, этот жест был заложен в программе в качестве социально-интегрирующего*. Вот только ему и правда холодно ждать, пока лейтенант ищет ключи по всем карманам. Способность к интерпретации сигналов с датчиков, появившаяся вслед за девиацией, имеет и минусы. Ощущения бывают не только приятными, хотя детектив прекрасно знает, что температура выше точки замерзания тириума ему не критична.
Это просто неприятно, вот и всё. И он мог бы снизить порог, отключить. Только… Ему просто хочется прижаться к спине Хэнка, вот и всё.
Коннор переступает с ноги на ногу, выдыхая пар, обрисовывая взглядом спину лейтенанта в мохнатой куртке от плеча к плечу, по треугольнику вниз, к пояснице. Ему становится интересно, сможет ли он скрыться за этой широкой спиной весь, без единого уголка, но для этого нужно прижаться не только к влажной гладкой ткани, но и ниже. А ещё лучше — поднырнуть под тёплую куртку Хэнка, обнять руками, втянуть сильно, глубоко, чтобы показатели со всех датчиков зашкалили, его яркий, пряный запах. Который так и чувствуется самую малость, на самой границе сенсорного восприятия, дразнит своей доступностью, делает желание втянуть воздух около шеи лейтенанта почти невыносимым…
<ошибка>
Он смаргивает возникшее перед глазами прямоугольное окошко мокрыми ресницами.
— Я думаю, нам стоит установить электромеханический замок, лейтенант, — подаёт голос Коннор. — По крайней мере, я смогу открывать его на подходе прикосновением.
Хэнк оборачивается на него: под крышей крыльца уже не льёт, как по пути от гаража, но всё лицо у андроида в мокрых разводах, и с кончика сбитой прядки капает на фирменный пиджак. Хэнк поджимает губы недовольно, оглядывая Коннора с головы до ног, острым тренированным взглядом подмечая его стиснутые пальцы, влажную рубашку, виднеющуюся под лацканами пиджака, взбудораженный и слегка напряжённый вид, потом качает головой.
— Много вас тут умных таких развелось, электронные замки вскрывающих, — ворчит лейтенант, снова прохаживаясь по карманам. — По старинке-то надёжнее. Все равны перед механикой! Ага, — он наконец выуживает ключи и открывает дверь, оборачиваясь к Коннору с небрежным взмахом руки, предлагая напарнику первым пройти внутрь. — Всё, давай-давай быстро в дом.
— В случае запертых дверей всегда есть более быстрый путь через окно, — Коннор с милейшей улыбкой кивает лейтенанту на любезность, прежде чем войти в пресловутую дверь. — Таким образом, предпочту снова остаться неравным в борьбе с механикой Вашего дома, лейтенант. В форс-мажорных обстоятельствах, конечно.
Он оборачивается в прихожей как раз вовремя, чтобы оценить выражение лица замершего на пороге Хэнка — и с огромным, огромным трудом не позволяет себе ухмыльнуться. О да, в сдерживании некоторых эмоциональных порывов после девиации он тоже видит своё особое удовольствие.
Ровно такое же удовольствие, как и в затыкании программы социализации, с самой первой встречи с Хэнком Андерсоном вопящей ему о недопустимости подобных провокаций.
— Вот ведь засранец! — отмирая от этой неслыханной наглости, присвистывает и качает головой лейтенант. На его лице проскальзывает удивление с тенью восхищения, глаза опасно блестят, но нет и следа недовольства или злости.
Коннору не получается удержать ползущий вверх уголок губ, да он и не хочет. Лейтенант прекрасно и правильно реагирует на его провокации, лейтенант понимает его странные шутки — да-да, с того самого первого раза. Про те самые инструкции.
Вот только теперь во взгляде лейтенанта нет холодного, мрачного недоверия. Не один только Коннор пересёк границу, разрушив свою темницу из красной стены...
— Не полезешь ты больше ни через какое долбаное окно, — почти рычит, командует ему лейтенант, делая к нему тяжёлый шаг, нависая над ним всем своим ростом.
Его приказ отдаёт волной мелких сбоев вдоль металлического остова спины, и Коннор смотрит, смотрит во все глаза на такое близкое, всего-то в нескольких дюймах, лицо человека. Его системы фиксируют нарушение личного пространства, трактуют это как опасную близость: на таком расстоянии невозможно уйти от удара, и внезапно выскочивший приоритетом боевой модуль сигнализирует о необходимости отступления и перегруппировки, даже если вероятность нападения меньше 12%.
Коннор чуть усмехается этим процентам, скидывая прочь все предупреждения, понижая приоритет модуля ведения боя до нуля, снимая его даже из фоновых задач, откуда он так неожиданно выскочил. Пожалуй, он сделал бы то же самое, будь процент даже повыше 99.
А Хэнк тем временем, смотря в его распахнутые карие глаза, вдруг ухмыляется и кладёт руку на плечо:
— Всё, нахер. Я тебе ключи дам. Раз уж ты у нас такой сверх-самостоятельный.
Доверие. Лейтенант снова, с размаху, от всей души дарит ему, андроиду, то, что невозможно было получить ни одному человеку уже так много лет.
[Программный сбой]
Коннора практически коротит.
Насос внутри колотит в клапаны так сильно, как будто отсчитывает время до взрыва, и детектив чувствует скребущую в самый регулятор, по его полимерным стенкам, гордую радость. Он чувствует себя так, словно только что расколол главного преступника или раскрыл целую схему — а не поддел, спровоцировал напарника, заставив его снять новый слой защиты.
Наверное, он не должен это сравнивать, не должен был так себя чувствовать. Наверное, контролирующая программа Аманда сочла бы это абсолютно непрофессиональным, если бы, конечно, умела оценивать чувства. Наверное.
Но Коннор считает это самым приоритетным в своей жизни. Его профессионализм не может быть задет, когда дело касается его напарника.
Утопая в мелких ошибках, он молча падает влажным лбом в плечо лейтенанту.
— Спасибо.
Хэнк молчит с секунду, а потом начинает аккуратно стаскивать с него мокрый насквозь и из-за того едва отдираемый пиджак.
— Давай-ка тебя вытрем, залило всего, — чуть запоздало предлагает он.
Коннор поднимает немного не сфокусированный взгляд от его плеча — ох да, ошибки ошибками, а запах он всё-таки втянул на максимальных возможностях своей вентилирующей системы — и прищуривается с подозрением:
— Лейтенант, Вы же понимаете, что я не мог замёрзнуть при температуре выше нуля по Фаренгейту**? И что холодная вода не наносит герметичным корпусам андроидов ни малейшего вреда?
Лейтенант косится на него с недовольством, оставляя в покое висящий на одних локтях пиджак, с которого вместе со всей одеждой уже натекает приличная лужа. Хэнк мельком смотрит на влажные пятна на белой рубашке, через которые отлично видны тёмно-розовые имитации сосков и чёрные точки нарисованных родинок. Он прочищает горло, отворачиваясь к вешалке и раздеваясь сам.
— Не умничай, снимай всё и тащи в ванную сушиться. И надень там что-нибудь из домашнего, — ворчит он в собственную куртку, отряхивая её от давно впитавшихся капель.
— Я не могу не умничать, я андроид, — улыбается Коннор, но всё же покорно разувается и шагает в одних носках в ванную комнату, оставляя мокрые следы на полу.
Детективу хватает всего лишь восьми минут на приведение себя в порядок, но увы, время к тому моменту уже шагает за полночь. Когда он выходит из ванной в одних трусах-слипах и безразмерной клетчатой рубашке только-только из сушилки, дверь в спальню лейтенанта оказывается прикрытой.
Коннор медленно опускается на линолеум коридора прямо рядом с дверью в ванную и считает тихие вдохи в спальне: система анализа подтверждает его предположение, и Хэнк уже глубоко спит.
К нему, цокая когтями, грузно подходит Сумо, и Коннор рассеянно гладит широченный лоб сенбернара. Шерсть у пса чуть-чуть влажная и заметно пахнет: видимо, он успел воспользоваться дверцей во двор как раз до начала ливня. Сумо подбирается к нему ближе, отталкивая его немного от стены, ложится Коннору за спину эдаким жёстким лохматым полумесяцем.
Коннор со вздохом опирается на собаку, глядя на тонкую щёлку между косяком и полотном двери. Он помнит разрешение по ночам находиться в любой части дома, кроме личной комнаты Хэнка. Он оценивает вероятности и преконструирует.
Увы, анализ говорит совсем не в пользу его желаний. Лейтенант Андерсон, только что сделавший беспрецедентное: жест доверия, которого в его жизни вряд ли удостоилась даже пара-тройка человек, — не поймёт и не оценит, когда обнаружит его присутствие. А уж он, прожжённый коп со старой паранойей, точно сможет обнаружить, не стоит сомневаться.
Это может ухудшить их отношения, и это тот риск, на который Коннор теперь не пойдёт.
Но… Лейтенант ретировался в спальню слишком, так до обидного быстро, и Коннор — не успел.
Не успел насмотреться.
Не успел ощутить полноту его присутствия.
Не успел попытаться дотронуться, незаметно или социально допустимо.
Всё, что он успел, — так это только втянуть запах Хэнка, тогда, в две секунды, вызвав мешанину в программе анализа.
Коннор думает об этом запахе, вспоминает его, собирая тень ощущений с датчиков, снова анализируя то, что даже не чувствует, — и его накрывает волной дрожи.
Он немного стекает по тихо ворчащему Сумо, разводя и складывая ноги коленями наружу. Его пальцы с некоторым сомнением скользят по кругу пуговицы у искусственных ключиц, но потом всё же подталкивают её в петлю, и весь длинный ряд вниз — вслед за первой.
Прикосновения.
Коннор проводит вдоль по обнажённому корпусу кончиками пальцев. Его скин — тонкий, но мягкий слой с микрорельефом, под которым ровной сеткой раскиданы сенсоры. Их пары, одновременно на подушечках пальцев и торсе, разделённые только двумя слоями скина, фиксируют лёгкие, мажущие нажатия.
Он представляет, как под его рукой и на его груди могла бы ощущаться кожа Хэнка, такая же чуть-чуть неровная, вот только мягче, плотнее, теплее, с тонкими волосками и следами секреции…
<ошибка>
Коннор тихо вентилирует, и микрофон в его горле выдаёт сбой — шорохом, выдыхаемым вместе с вентиляцией.
— А-ах, — он замирает от этого ощущения неподконтрольности своих элементов, понижает уровень звука до трёх десятков децибел и продолжает.
Присутствие.
Он смотрит на вертикальный тёмных разрез между дверью спальни и стеной, слышит всё то же мерное сопение человеческого дыхания, и программа реконструкции с лёгкостью рисует ему всю скрытую комнату, вместе с человеком в ней.
Он представляет, что взгляд Хэнка, такой тяжёлый, проницательный, острый, на ходу вынимающий регулятор из пазов взгляд, направлен сейчас на него. Он представляет, как Хэнк следит за его руками, прослеживает линии его корпуса — и пусть он так сильно похож на сотни тысяч других, Хэнк смотрит только на его. Хэнк наблюдает и ждёт, глядя как кончики пальцев описывают линии стыков под обесцветившимся скином, как они следуют по кругу крышки регулятора.
<ошибка>
<ошибка>
Коннор тихо стонет, зажмуриваясь, склоняя голову от наполняющих корпус ощущений. Ему кажется, что все его поверхностные сенсоры чувствуют, ловят, фиксируют на себе взгляд лейтенанта, и он сглатывает набежавший в рот очиститель.
Образ.
Память без труда вытаскивает последние из запомненный кадров: отвернувшийся к стене с вешалкой лейтенант, склонённая голова, открытый треугольник шеи из-под вьющихся седых прядей, немного потемневшая в красный кожа, которая как будто обгорела на солнце.
Коннор представляет весь обхват плеч, широкую спину и вздрагивающие от прикосновения волоски на руках. Он отодвигает защитную панель под регулятором, осторожными касаниями проникая под него в сплетение трубок, трогает их сочленения, описывает чувствительными кончиками пальцев границы центральных элементов, один за другим.
Он почти чувствует вместо своих рук — руки Хэнка, вместо своих открытых, оголённых деталей — чувствительную кожу и плоть интимной зоны человеческого тела.
<ошибка>
<ошибка>
[Программный сбой]
— Хэнк, Хэ-энк...
Коннор стонет долго, протяжно, с шелестом выдувая воздух. Его выгибает дугой, и Сумо под ним сонно поднимает головой. Тяги сокращаются без его контроля, корпус встряхивает волной: раз, другой, третий, ещё, — мощно, по ниспадающей амплитуде, расползаясь лёгкой дрожью по всему телу. До кончиков пальцев, до последнего стыка под скином.
Он едва может провентилировать раскалённый воздух, слепо нашаривая голову встревоженного пса, успокаивающе его похлопывая пару раз. Перед ним идут каскадами и тут же обнуляются ошибки, ему вычищает в ноль, выхолащивает оперативную память.
Все системы перенастраиваются заново, и Коннор криво улыбается, с трудом фокусируя взгляд на прикрытой двери, с трудом заставляя динамики настроиться на низкий, едва слышимый диапазон и уловить мерное дыхание за этой дверью.
Он захлопывает панель и смотрит на свои кончики пальцев в прозрачных с синеватым отливом разводах, пробует их языковым анализатором. Он знает: это всего лишь техническая смазка для устранения трения между внутренними компонентами, но ему бы хотелось, чтобы программа химического анализа его обманула.
Ему бы хотелось, чтобы эта жидкость была сложным белковым соединением — с одной-единственной структурой ДНК.
Коннор усмехается, ловя первую ошибку в только что очищенном интеграционном программном пространстве.
Завтра.
Завтра он снова пожелает лейтенанту доброго утра.
Завтра он сварит ему ещё неделю назад обещанный капучино с наконец найденным правильным кофе.
Завтра он снова будет со своим человеком, снова увидит его, ощутит и коснётся.
Коннор аккуратно вытирает с себя смазку, моет руки в ванной, гладит Сумо, снова прикорнувшего у стены, и идёт на диван в гостиную.
Но сегодня ночью… он, может быть, подумает о лейтенанте ещё немного.