Могут ли у абсолютно нормального человека быть такие глаза? Глаза, не имеющие цвета.

Никто не понимает Дазая так, как это делаю я. Никто не понимает меня так, как это делает он. Он мне нужен. Ему нужен кто угодно, кроме меня.

Кастория является воплощением смерти. Ласковой, нежной с виду, но неотвратимой. От одного её взгляда вянут цветы. От одного её слова замолкают птицы. И одного её прикосновения достаточно для того, чтобы убить кого угодно.

Обычно в свою спальню Авантюрин никого не допускал. Допустить в спальню означало бы допустить и в свою душу, показать свою уязвимость. Довериться. Воскресенье в списке тех, кому можно было бы довериться, находился если не на последнем месте, то где-то около того.

Но сейчас – только сейчас – Сигма позволяет себе обмануться и представить, что о нём действительно переживают. Как за человека, а не как за удобный инструмент.

Подпускать Дазая к кухне – величайшая ошибка. 

Пять раз, когда Герта пытается намекнуть о своих чувствах, и один раз, когда Жуань Мэй берёт всё в свои руки. 

И Светлячок учится доверять этому миру – Стелле – вновь. Учится тому, что тепло не обязательно губительно, учится быть человеком, а не оружием с номерным знаком. А ещё учится тому, как танцевать, даже если Стелла и сама делать этого совершенно не умеет.

Света, падающего в комнату из окна, слишком мало, чтобы что-то разглядеть – это была пугающая, безлунная ночь, – но этого и не требуется. Хватает одних только ощущений.

Куклы не могут видеть сны, но он – исключение.