Он опускается до того, что дрочит на Мотю после тренировок прямо в общей душевой, украдкой от других парней. В его фантазиях Мотя умопомрачительно послушная, позволяет делать с собой что угодно и где угодно, лепечет нежное _люблю, люблю, люблю_ столько раз, сколько Глеб хочет от неё услышать. Постепенно эти фантазии становятся более несдержанными, всё вернее срываются с цепи. Глеб отдаёт себе отчёт в том, что такими мыслями он в какой-то степени мстит Моте за её равнодушие днём.

Пауза, которую Матвей берёт на размышление, оказывается откровенно долгой. Дни убегают стремительнее, чем вода сквозь пальцы. И чем ближе январь, тем настойчивее Артуру кажется, что ответа никакого и не будет вовсе, что это так, смягчённый способ отказать – хотя смягчённый ли? Разве здесь смягчает хоть что-то эта пытка надеждой?

– О, да не бойся, – бормочет Артур. Его палец смещается и теперь скользит вдоль линии нижней челюсти, обводит её контур и влажно размазывает грим почти нежно, так, что у Матвея загривок покрывается какими-то совсем неприличными мурашками. – Я помню. Чистый левый профиль, его не трогаю.

Глеб немедленно оскорбляется и заявляет: – Ты бы вместо того, чтобы выдумывать всякую хрень, познакомился бы лучше со мной нормально. А то сидишь, всякие зверства мне приписываешь. Я так и обидеться могу.

В общем, где-то в этот момент он и распахивает с ноги ворота в ад, и без того уже приглашающе приоткрытые.

Петя на льду кажется ещё прекрасней в своем соревновательном костюме. Вот где сила и грация! Два в одном! Или ни два, а сто в одном, а может и больше! Даже на разминке он выглядит грациозно, элегантно штампуя прыжки, а его волосы красиво разлетаются от скорости. На него можно завороженно смотреть бесконечно, не отрывая взгляд и не понимая своих чувств. Снова это приятное тепло...

- Ты проиграл, Моть, - смеется Глеб.

- Так и знал, что не нужно было с тобой спорить, - чужой голос звучит совсем не расстроенно, скорее наоборот, воодушевлено и хитро. 

Это пугает.