Пауза, которую Матвей берёт на размышление, оказывается откровенно долгой. Дни убегают стремительнее, чем вода сквозь пальцы. И чем ближе январь, тем настойчивее Артуру кажется, что ответа никакого и не будет вовсе, что это так, смягчённый способ отказать – хотя смягчённый ли? Разве здесь смягчает хоть что-то эта пытка надеждой?

– О, да не бойся, – бормочет Артур. Его палец смещается и теперь скользит вдоль линии нижней челюсти, обводит её контур и влажно размазывает грим почти нежно, так, что у Матвея загривок покрывается какими-то совсем неприличными мурашками. – Я помню. Чистый левый профиль, его не трогаю.

Глеб немедленно оскорбляется и заявляет: – Ты бы вместо того, чтобы выдумывать всякую хрень, познакомился бы лучше со мной нормально. А то сидишь, всякие зверства мне приписываешь. Я так и обидеться могу.

В общем, где-то в этот момент он и распахивает с ноги ворота в ад, и без того уже приглашающе приоткрытые.

Петя на льду кажется ещё прекрасней в своем соревновательном костюме. Вот где сила и грация! Два в одном! Или ни два, а сто в одном, а может и больше! Даже на разминке он выглядит грациозно, элегантно штампуя прыжки, а его волосы красиво разлетаются от скорости. На него можно завороженно смотреть бесконечно, не отрывая взгляд и не понимая своих чувств. Снова это приятное тепло...

- Ты проиграл, Моть, - смеется Глеб.

- Так и знал, что не нужно было с тобой спорить, - чужой голос звучит совсем не расстроенно, скорее наоборот, воодушевлено и хитро. 

Это пугает.