Бакалавру было непривычно существовать так: в исследованиях, без спешки; понимая, что его перестали называть пижоном и все же признали заслуги – без чьего-либо удушливого покровительства.

Самозванка вошла в новую рутину сразу – ей была приятна светлая роль Хозяйки, которую любят и чьей помощи ждут; ощутимый контраст с тем, какие гонения ей пришлось пережить до скончания песчанки.

Nemo sapiens, nisi patiens – уж чего-чего, а времени мудрствовать у них теперь было в избытке. Испортив Властям игру, Бакалавр также понимал, несмотря на уязвляющее разочарование – они не всесильны. Они, по крайней мере, на время, потеряли интерес.

Так они и шагают всю жизнь - рука об руку, но все еще недосягаемо далеко друг для друга. Стоит одному потянутся вперед, как второй тут же бьет по протянутым пальцам. Да так сильно, что взвыть хочется. От обиды то ли. То ли от стреляющей меж ребер боли.

Или история о запутанной пере-дружбе Стаха и Грифа.

Она сидела на полу, не чувствуя холода, но осязая их тепло – оно было нужно ей столь же, сколь и им; может, потому она и могла любить их, когда все остальные гнали прочь? Сколько в них схожего – она и сама нежеланный гость практически в каждом доме, отвергнутая, внушающая брезгливость и трепет.

Его место – на коленях.

Ставший свидетелем сохранности Многогранника, но сломленный открытием своей природы, он метался вместе с собственным разумом: от желания бороться вопреки – до понимания, что уже сдался.

Но уж по крайней мере, кому сдаваться – выбор его. Сеterа desiderantur.

Возраст и обстоятельства брали свое. Вторая вспышка была не ко времени. Борец, все эти годы отстаивающий интересы города – что осталось от него сейчас?..

Бакалавр не отводит револьвер, смотрит на Самозванку почти безразлично: поздно каяться, да и не перед кем; осталась, как он, ни с чем – даром, что Хозяйка теперь. Не развязали ей руки, да и обмана, похоже, никакого не было. Только... слепота. Словно не глаза у них – пуговицы, через отверстия которых виден лишь легкий просвет, но не полная картина. И звонкий, голосистый хохот доносится откуда-то сверху.

– Я еще не принял решение, – тихо констатирует он, будто признавая собственное поражение. Одно только сомнение в том, стоит ли стоять на своем до конца, или переложить тяжесть решения на чужие плечи, бьет по гордости так, что хочется выть. Но уж конечно, не при ней. Определенно не при ней.

"Инквизитор сходит с поезда с высоко поднятой головой и по-королевски прямой осанкой. И не скажешь, что еще пару дней назад ее, словно преступницу, волокли по коридорам столичного суда. Что, сгорбленная, она стояла перед трибуналом Коллегии инквизиторов. Никто здесь, в Городе-на-Горхоне, не должен знать..."

Сборник драбблов и мини про Аглаю Лилич. Конкретные теги - в примечаниях к частям.

Пародия на одноимённое стихотворение Натальи Кончаловской.