До обеда я успела написать еще пару совсем небольших этюдов, перебираясь из одного тенька в другой, вслед за солнцем. Как бы мне ни хотелось провести сегодня весь день за работой на волне душевного подъема от свежих впечатлений, нельзя было откладывать и другие мои прямые обязанности, поэтому постепенно я двигалась в сторону дома. Поскольку к моему приезду никто не соизволил заняться уборкой, сегодня мне предстояло выстирать все постельное белье и шторы, что имелись в моем временном жилище, а также избавить все комнаты от пыли. Благо, дом был совсем небольшой, гостиная была почти что единым целым с кухней, а наверху была одна спальня, где я и расположилась, да тесный кабинет, рабочий стол в котором я планировала использовать для вечерних занятий акварелью или миниатюрами. Гостиную я уже мысленно определила как свою основную мастерскую, так как в ней было просторнее и светлее всего – в самый раз для написания холстов. Правда для полного комфорта мне не хватало высокого табурета под палитру, но я бы и сама смогла сколотить себе самую простую тумбу, если бы только нашла у соседей пару-тройку досок, да бревнышки на ножки. Браться за пилу и молоток не было для меня непривычным занятием, ведь в целях экономии я предпочитала самостоятельно собирать свои подрамники и натягивать на них холстину, а потому я была уверена, что обращаться с деревом это дело нехитрое, и мне под силу сделать что угодно.
Вся дорога до дома прошла в размышлениях о том, как же славно я смогу обустроить свою импровизированную мастерскую, и не смотря на всю сладость этих мыслей, они рассеялись в тот же миг, как я ступила на порог и осознала весь тот объем домашней работы, что мне предстояло сегодня осилить. Оставив этюдник и сырой картон в прихожей, я тяжело вздохнула и решила начать уборку со стирки. Во-первых, пока погода была достаточно теплой и ясной, белье бы высохло если не к ночи, то хотя бы к завтрашнему утру, и о стирке таких больших масштабов можно было бы не вспоминать еще по меньшей мере месяц. Из всех бытовых занятий, стирка была одним из тех, что нравились мне меньше всего, во многом по той причине, что мою одежду каждый раз приходилось дополнительно застирывать из-за неожиданных пятен краски, которые появлялись даже в тех местах, где казалось бы, я бы не смогла случайно задеть себя кистью. К счастью, ни постельное белье, ни занавески этого дома еще не постигла участь превратиться в масляную тряпку, а потому я решила всего лишь прополоскать ткань единожды в холодной воде, дабы избавить от накопившейся пыли, и слегка намылить в кипятке, чтобы убрать затхлый запах. Матушка имела привычку причитать о том, что хозяйка из меня никудышная, и хоть это и явно не было причиной расторжения моей помолвки, но по правде говоря, иногда я действительно задумываюсь о том, что судьба моя сложилась бы несколько иначе, если бы я лучше выполняла работу по дому. Начиная с февраля, то есть уже почти четыре месяца, каждая моя маленькая неудача или неумение заставляли меня думать о том, что именно по этой причине никогда мне не быть желанной невестой. Я больше не плакала по ночам, но гложущая идея о моем несовершенстве так глубоко поселилась в моей голове, что большую часть времени я чувствовала себя червивым яблоком.
Поймав себя на развитии не самых приятных мыслей, я покачала головой, будто бы физически пытаясь вытряхнуть их из своей головы, и принялась собирать все белье, что было в доме. Сложив найденные в шкафах простыни и полотенца в один большой деревянный чан с высокой ручкой, который я нашла во дворе, и вскипятив крупный латунный чайник, я докинула сверху белья необходимые стиральные принадлежности, которые словно поджидали меня в ванной на самом видном месте, и уж было я приготовилась к выходу, как вспомнила о своих кистях. Раз мыло и кипяток при мне, то стоило бы и кисти замочить как можно скорее. Пока краска была еще совсем свежей, гораздо проще было оставить их в кипятке с кусочком мыла на некоторое время, а затем попросту промыть, чем выжидать несколько суток того момента, когда растворитель наконец возьмет свое и поможет очистить уже затвердевший слой масла с жестких щетинок. Положив все использованные на сегодняшнем пленэре кисти в стеклянную банку, найденную на кухонной полке, и залив их кипятком, я оставила это “зелье” на лавочке во дворе, а затем взгромоздила на свое плечо деревянный чан, и уж было пожалела о своем решении устроить одну глобальную стирку вместо нескольких, но я была слишком упертой чтобы бросить задуманное, и уравновесив себя горячим чайником в другой руке, я собралась к реке. К счастью, речка была не так уж и далеко от тетушкиного имения, и тащить на себе непосильную ношу было совсем недолго. Хоть я и привыкла носить на своих плечах по несколько килограмм красок в этюднике со связкой холстов наперевес, и была совсем не тонкого телосложения, все же сил у меня было не более чем у любой другой девушки моего возраста, я лишь была склонна к переоцениванию своих возможностей в подобных ситуациях и готова была взять на себя больше, чем могла бы спокойно донести. Что мне невзгоды, если я смогу вынести на своей спине так много всего, ведь правда? Может быть, если бы я была сильнее физически, то выделялась бы на фоне других женщин, и свадьба бы состоялась? На этот раз дурная мысль оборвалась не покачиванием головы, а покачиванием меня самой, ведь задумавшись о подобных глупостях, я пропустила кочку под ногами, и чуть не упала вместе с раскаленным чайником. Мне повезло, что сегодняшний день обошелся всего одним падением, и в этот раз, несмотря на весь мой балласт, мне удалось сохранить равновесие и не покатиться на берег, роняя простыни и путаясь в пододеяльниках. Опустив наконец на землю свою непосильную ношу, я дала себе пару мгновений, чтобы отдышаться и насладиться видом, к которому мне явно следует вернуться позже, уже не в компании пыльных тряпок, а с краской и картоном. Река в этом месте была не слишком широкой, и на противоположном берегу можно было разглядеть несколько небольших домов из темного дерева, выглядывающих из-за кустов и заборчиков. Должно быть, при лучах заходящего солнца можно было бы увидеть поистине потрясающее отражение на водной глади. Прохладный ветерок приятно обдувал мои разгоряченные щеки, и понаблюдав за пейзажем еще с минуту, я закатала рукава своей блузы и принялась полоскать белье. К великому моему несчастью, монотонная физическая работа всегда сподвигала мой воспаленный разум к не самым приятным думам, и как бы я ни старалась отгонять от себя воспоминания и безутешные мысли, все же вопрос моего несостоявшегося замужества все еще был кровоточащей раной, даже спустя несколько месяцев. С силой полоща белье об стиральную доску, в очередной раз я думала о том, какой же никудышной невестой я была, раз за пять месяцев до свадьбы мне предпочли другую женщину. Умей я тщательнее стирать, была бы я лучше нее? Может быть, если бы я готовила более изысканные блюда, или умела бы петь и играть на инструментах, и была бы более успешной художницей, если бы мой характер был сильнее и вела бы я себя серьезнее, если бы умела красиво завивать кудри и более симпатично наряжаться… Раз за разом я приходила к выводу о том, что в любой сфере моих талантов было недостаточно для того, чтобы меня возможно было искренне полюбить, и моей судьбой был либо брак без любви, либо же полное одиночество. Тяжело нахмурившись и до боли искусав внутреннюю сторону щеки, я так сильно погрузилась в нелюбовь к себе и своим недостаткам, что чуть случайно не залила свою руку кипятком вместе с намыленной занавеской.
Так я бы и провела остаток дня, омрачая сама себе настроение, если бы мое внимание не привлекло странное происшествие, случившееся у меня в саду. Вернувшись со стирки в упадническом настрое, я натянула на столбцы чистую веревку, и принялась развешивать белье, как вдруг услышала звон стекла: точно так же звенит стеклянная банка в тот миг, когда с ней сталкивается металлическая обойма кисти, что соединяет ворс с ручкой. Сперва я не придала этому значения, ведь на лавочке на переднем дворе прямо сейчас замачивались мои инструменты, и это могла быть всего лишь игра ветра, с которым я уже успела познакомиться на холме с утра. Однако сейчас погода была тиха и спокойна, а звон слышался вновь и вновь, пока наконец не раздался резкий и слишком уж громкий звук – будто бы все кисти разом стукнулись об стекло. Подумав, что банка скорее всего укатилась со скамьи из-за дикого животного, я прицепила последнюю наволочку к веревке и побежала скорее спасать свои кисточки от неизвестной напасти. Как я и предположила, банка действительно упала на землю и грязная мыльная вода растекалась неряшливой лужицей по плешивой траве. Наклонившись к земле, чтобы собрать инструменты и отнести их в дом промываться в раковине, я сразу же заметила, что их количество ощутимо поредело. Мой стандартный набор для пейзажей всегда состоял из одинакового количества кисточек: две требовалось для написания неба, поскольку для поддержания эффекта чистой синевы голубая краска не должна была смешиваться с другими оттенками, которые мог бы вобрать в себя ворс во время написания земли и прочих темных объектов, и поэтому я использовала отдельную крупную кисть для небесного покрова, и еще одну чуть поменьше для написания облаков, а также две плоские кисти разного размера для написания зелени и прочих элементов пейзажа, и наконец, при мне всегда была совсем небольшая кисть с круглым ворсом, которой можно было бы прописывать небольшие детали вроде цветочных лепестков в траве или маленьких камушков у дороги. Собрав кисточки в охапку, я непременно заметила, что двух с зеленой краской не было ни возле банки, ни под скамьей, ни где-либо в редкой траве поблизости. Закончив осмотр моего окружения, я выпрямилась, держа в одной руке оставшиеся кисти, боясь вновь оставить их без присмотра на скамейке. Очевидно, если мимо пробегал бездомный кот, или может быть даже лис (я не была уверена, что лисы склонны к свободным прогулкам средь бела дня, но мое воображение бежало вперед здравых мыслей), то он мог бы и прихватить пару кистей с собой, но где же тогда следы от лап? Или быть может, хотя бы клочок шерсти? Никаких шорохов в кустах у забора тоже не наблюдалось. Казалось, что кто бы то ни был здесь еще минуту назад, теперь же словно испарился в воздухе. В растерянности я стояла как вкопанная, не зная что и думать, разве что начинала чувствовать подступающую к горлу горькую досаду. Еще не хватало лишиться двух рабочих кистей в первый же день приезда сюда! Прежде всего стоит отметить, что бюджет мой был настолько скромен и до того точно прописан, что покупку новых материалов я бы смогла себе позволить только в том случае, если бы к концу июля уже сделала первую продажу. Во-вторых, осуществить покупку в деревне я разумеется не смогла бы, пришлось бы ехать обратно в город, а это трата не только денег, но и по меньшей мере четырех часов в пути в одну сторону. Возможно я бы и могла попросить кого-нибудь из сестер прислать мне пару новых кисточек, но это была настолько крайняя мера, что ради нее мне потребовалось бы переступить через себя и пройти через череду унижений и презрительных словечек, что закрепило бы за мной статус самой несостоятельной сестрицы. К счастью, дикий зверь (нафантазировавшись о лисах, уже я была уверена, что это именно зверь), вдруг показал себя шорохом под кустом старинной сирени, ветви которой были настолько тяжелы под весом майского цветения, что сползали до самой земли и закрывали собой ствол. Я осторожно подкралась к кусту, шорохи под которым слегка стихли, но все еще не прекращались. Возможно, прямо сейчас этот зверь жует деревянное основание кисточки? Что ж, пусть бы и так, дерево я всегда смогу заменить, лишь бы хищные зубы не повредили ворс. Аккуратно раздвинув ветви, изумлению моему не было предела. У ствола стояло четыре крошечные девушки – феи! Каждая из них была ростом не более столовой ложки, и имела за спиной широкие крылья, формой напоминающие крылья бабочек, но полупрозрачные по своей текстуре, и самых разных оттенков. Каждая девушка имела длинные волнистые волосы, ниспадающие им до пят, и прикрывающие крупные бедра. Слушая в детстве рассказы о феях, я непременно представляла себе либо же озорных малюток, совсем еще детей, либо хрупких тонкошеих девушек, облаченных в струящиеся тонкие ткани. Однако же та картина, что предстала передо мной в реальной жизни, была далека от всех моих девичьих фантазий. Феи были крупно сложены, и будто бы совсем не отличались друг от друга: у каждой были пухлые ручки, среднего размера груди, и мягкий свисающий живот. Хотя они все и были обнажены, на их телах не наблюдалось никаких подробностей, указывающих на половую принадлежность, будто бы они были отлиты из фарфора, как дорогие куклы, предназначенные для детской игры. Кожа фей была разных цветов, и совсем не похожих на те, что присущи людям. Двое из них были зеленого оттенка, темно-изумрудного и светлого травянистого, одна была пыльно розовой, словно ягодное суфле, а последняя лазурно-голубой, как самое ясное весеннее небо. Под лучами солнца, пробивающимися сквозь ветви сирени, их кожа и крылья поблескивали радужным сиянием, будто слюда, и теперь я осознала, что ночью на холме скорее всего я видела именно их, те цветные огоньки непременно должны были быть феями, другого объяснения я теперь и представить не могла.
– Я, злобный дракон, съем каждую никудышную девчонку! – провозгласила травянистая фея, подняв с земли мою кисть (я была так увлечена разглядыванием девушек, что лишь сейчас вспомнила о кистях), и направив ее ворс в сторону других трех фей, стоявших в сторонке, расправила свои крылья. Смотрелось это крайне комично, хотя бы по той причине, что кисть была в полтора раза длиннее самой феи, и и держала она ее с трудом.
Полагаю, что я застала момент игры, и как бы мне ни хотелось прерывать происходящее и понаблюдать еще чуточку, пока мое присутствие не будет обнаружено, все же я вспомнила о том, зачем первоначально заглянула под этот куст, и буря неприятных эмоций от мыслей о том, что мне придется унижаться и просить у сестер купить мне новые кисти, вновь овладела мной.
– Вообще-то, это мое, – строгим тоном сказала я, и легким движением выхватила кисть из рук феи, заставив ее упасть от неожиданности, – Нельзя брать чужие вещи без разрешения.
Три феи, стоявшие в сторонке, прижались друг к другу и начали переглядываться, а затем перешептываться. Я не могла расслышать, о чем они говорили, до меня доносились лишь обрывки фраз: “там, на холме…”, “...еще вчера”.
– Уже и поиграть нельзя, что толку от твоих кистей, – фыркнула упавшая фея, поднимаясь с земли и отряхиваясь, – Сесиль всегда дает нам играть со своими красивыми камушками.
– Да, да! – подхватили остальные феи, – Он знает, как мы любим играть.
Должно быть Сесиль, тот самый молодой человек, которого я встретила утром, знал как поладить с феями, но я вижу их впервые и не знаю их намерений, а потому всего лишь не хочу лишиться ценных для меня вещей.
– Вот и играйте с ним, зачем ко мне пристали. Разве не видите, что я занята? И вечером кисти мне снова понадобятся, поэтому они должны быть чистыми, а не валяться под сиренью, – с этими словами я подобрала и вторую кисть, что лежала на земле.
– Занята то, занят се, мы слышим это целую вечность, – заныла розовая фея, – Сесиль с нами совсем не играет, только дает нам игрушки и фрукты, а потом опять занимается своими скучными делами, – она покачала головой и опустила разочарованный взгляд вниз.
– Мы подумали, что Кара не такая, а ты еще хуже, ты даже игрушки не даешь! – сердито надулась зеленая фея, у которой я отобрала кисточку.
– Ну знаете ли, у людей, в отличие от таких беспечных созданий, как вы, есть такие понятия как долг и обязанности.
После моих слов они совсем поникли, и на мгновение мне даже стало их жаль. Но разве возможно иметь столько фей вокруг себя и не знать, как самим себя развлечь, не приставая к людям? Даже те четверо, что были возле моих ног, это уже целая компания, а я была уверена, что фей здесь должно обитать целое множество, потому что вчерашним вечером холм просто искрился от радужных огоньков. Когда я была совсем маленькой, мне никогда не было скучно в компании сестер, и лишь изредка в одной из нас разыгрывалось настроение поприставать ко взрослым, после чего в доме начинался настоящий хаос.
– Сесиль занят, а Кара на нас ругается, нас совсем никто не любит, – жалобно пропищала голубая фея, прервав мои детские воспоминания.
– Почему бы вам не пойти докучать другим людям? – я слегка нахмурилась в недоумении. Что же они все заладили Кара да Сесиль, во всей деревне больше некого найти?
– Они нас не видят, – топнула ножкой темная изумрудно-зеленая фея, что жалась к розовой, – Сдались бы нам такие упертые лбы как вы, если бы мы только могли найти кого-то повеселее, кто еще не разучился жить под гнетом обязанностей и страха.
– Не стыдно вам обзываться? Мы ведь даже не знакомы, я и имен ваших не знаю, а вы зовете меня по имени, да еще и оскорбляете, – я скрестила руки на груди.
Разумеется, я не сердилась всерьез. Несмотря на все старинные легенды и придания о том, какими коварными феи бывают в своих озорных играх, в тот миг я ни капельки их не боялась. Мне казалось бы, будто бы я застала в саду не фантастических могучих существ, обладающих неизведанной силой, а группу маленьких детей, что убежали от нянечки дабы подурачиться. Услышав мои порицающие слова, феи переглянулись так, словно я сказала полную несуразицу. Признаться, даже не смотря на их не самое приятное поведение, я все никак не могла оторвать от них взгляда, и готова была продолжать глупую перепалку, лишь бы подольше поглазеть на этих красавиц. За время нашей небольшой беседы, я успела получше рассмотреть их лица: все они были широкие, чуть заостренные к низу, но в остальном без ярких черт, очень похожие друг на друга, и все же достаточно разные для того, чтобы я могла их отличить. Глазки их были словно бусинки, смоляно-черные, с выразительными ресницами, а носы и губки, напротив, были маленькими и едва различимыми на овале лица.
– Имен у нас нет и быть не может, мы совсем еще маленькие, – серьезно произнесла светло-зеленая фея, – Нужно прожить не меньше ста лет, чтобы королева подарила нам имена.
– А мне осталось всего меньше года, – мягко улыбнулась голубая, – Я уже почти взрослая.
– Взрослая, а берешь чужие вещи без разрешения, тебе должно быть стыдно, – я потрясла в воздухе своими кисточками, тяжело вздыхая, – Никакого воспитания.
– Люди тратят свою несчастную жизнь на воспитание и выполнение придуманных обязанностей, а мы вольны делать что хотим, и когда хотим. Какая же с тобой скукотища, Кара, приходи с нами играть, когда перестанешь быть такой противной, – заявила самая бойкая из четверки, а после взяла за руку близ стоящую к себе фею изумрудного цвета, и кивнув друг другу, а затем взявшись за руки, они вдруг разом исчезли, оставив после себя лишь несколько блесток, плавно опускающихся к земле.
Их исчезновение оказалось для меня столь же неожиданным, как и сам факт их существования. Нет, не просто существования, а появления именно в моем саду. Прежде я была уверена, что все странности так или иначе связаны с тем самым холмом, и находясь в чертогах дома тети, я была обезопасена от всякого рода происшествий. О, как же я ошибалась.