По дороге домой я чуть было снова не заплутала. Мимо меня резво пронесся дилижанс, запряженный двумя белыми лошадьми и доверху набитый различного рода багажом. Пассажиров я разглядеть не смогла, однако многочисленные чемоданы и сумки на крыше повозки выглядели достаточно опрятно и дорого для того, чтобы можно было догадаться, что приезжими были небедные люди, которые посещали деревню лишь сезонно, ради летних развлечений и отдыха от городской суеты. Может, это были жильцы той самой белой усадьбы на холме? Я была уверена, что в деревне это был не единственный богатый дом, однако из-за того, что другие мне еще видеть не довелось, только усадьба с лебедями на крыше занимала все мои мысли. Отвлеченная этими догадками и предположениями, я почти упустила нужный мне поворот, но к счастью, вовремя опомнилась и благополучно дошла до дома.
После пешей прогулки с корзиной в руках, ноющая боль в плечах вновь дала о себе знать, и потому я твердо решила, что на сегодня придется отложить масляную живопись, по крайней мере, за пределами моего двора, чтобы не носить на себе килограммы красок в деревянном ящике. Немного подумав, я решила заняться карандашными набросками по ходу того, как буду обходить соседей и рассматривать их окружение. Я собрала в сумочку из грубой льняной ткани папку бумаги, пару карандашей и нож, и с таким набором решила отправиться на знакомство. Конечно, будь у меня лишние деньги и время, я бы подготовилась как следует и подумала бы об угощении, как это сделала Оливия, но сейчас такой возможностью я не располагала. Говоря об Оливии, именно к ней и ее отцу я собиралась зайти в первую очередь, поскольку их дом находился ближе всех к моему и я уже примерно могла представить, в какую сторону мне стоило свернуть, чтобы оказаться у их двора. Подумав о том, что солнце уже достаточно высоко, сегодня я позаботилась о том, чтобы найти среди своих вещей простенький светлый капор, украшенный широкой розовой лентой, и надев его была готова отправиться в гости.
Долго искать дорогу на этот раз не пришлось: по пути на развилке мне встретилась служанка, которая как раз возвращалась домой с покупками. Это была немолодая женщина по имени Рита, с пухлым красным лицом и седоватыми кудрями, заправленными под чепец. Она была явно больше заинтересована в исполнении своих обязанностей, чем в развлечении незваных гостей, и я могла ее понять. Мы обменялись парой стандартных для знакомства вопросов, и так я узнала, что отца Оливии зовут Адриан Эванс. Он был потомственным лекарем – никогда не посещал институт или какое либо еще специальное учебное заведение, но был обучен своими родителями и старшими братьями. Сейчас уже никого в живых не осталось, только мистер Эванс и его дочь, которая последние два года приезжала к отцу лишь в сезон охоты. То же самое мне сказала и сама Оливия вчера днем.
Дом был ощутимо крупнее того, в котором жила я, все-таки здесь раньше жила большая семья, да и сад в этом имении был приличный. Большая часть его, правда, располагалась на заднем дворе, которую я смогла увидеть уже из большого окна в гостиной, куда меня почти сразу же сопроводили. Подле широкого окна в пол в большом кресле сидела Оливия, занимающаяся вязанием.
– Каралин, это все-таки вы! – воскликнула она, завидев меня, – А я все гадала, когда же мы снова увидимся. Приятно знать, что вы все-таки способны проявлять любезность.
И вновь ее слова меня задели. Почему она так обращается со мной, что такого я сделала? Почему она думала, что я на любезность не способна? Если при первой встрече я постаралась себя сдержать, то на этот раз уже не вытерпела.
– Вы же сами меня пожурили за то, что я не пришла в гости сразу же, а теперь вновь меня поддеваете. Может, я покажусь вам и не самой приятной соседкой, но я такой же как все человек, и быть отшельницей в мои планы не входит.
Я присела в кресло напротив нее. Сегодня на Оливии было свободное зеленое платье в голубую клетку, с белой рубахой снизу. Ее кудри цвета темного ореха были так туго завиты, что казалось, если их распустить, то локоны лягут до самой поясницы. Пряжа, которая лежала возле нее на маленьком столике в аккуратной корзинке, была светло-голубого цвета, и судя по той форме, что вырисовывалась на спицах, девушка вязала маленькую шапочку для будущего ребенка.
– Да разве я вас поддевала? – она улыбнулась, будто бы искренне не понимая моей реакции, – Каралин, какая же вы угрюмая.
– И все же, вы были рады меня видеть и пригласить к себе, а значит моя угрюмая компания вам зачем-то нужна.
– Ах, видите ли, в этой деревушке вольно или невольно становишься отшельницей. Людей здесь проживает не то что бы мало, однако большинство из них либо старцы, как мой отец, либо заняты в полях и на фермах. Многие люди моего возраста давно уже уехали в город в погоне за деньгами и развлечениями. Глупцы! Как будто в деревнях не нужны швеи и портные, как будто люди здесь не едят хлеб и печенье, будто людям здесь не нужны врачи и строители. Они только и говорят: “я стану актером, а я стану танцовщицей или певицей, я буду художником”, а что потом? Сколько из них, уехавших в погоне за лучшей жизнью, действительно чего-то добились, а не спились до чертиков и не превратились в свиней, спуская накопления своих родителей в казино? Кажется, что в моей родной деревне в самом деле остались лишь дети да старики.
– Разве вы сами с мужем не живете в городе? Вы не скучаете по нему?
– По кому, по городу или по мужу? – она вздохнула и отвернулась к окну, – Родной дом я люблю больше, надеюсь такой краткий ответ вас устроит. Здесь у меня есть собственный сад, такой роскоши среди городских апартаментов не найти. Вот, посмотрите.
Я проследила за ее взглядом и тоже стала разглядывать убранство заднего двора. В отличие от дворика моего дома, здесь сад был крайне ухоженным и благоухающим, ему явно посвящали много времени. Аккуратно оформленные клумбы были полны самых разных весенних цветов, но мое внимание сильнее всего привлек клочок земли, усаженный ирисами – он находился совсем недалеко от окна. Оттенки цветов переливались от белого к сиренево-голубому и пурпурному, и ярким пламенем среди них горели рыжие цветы. Признаться, я не так уж и хорошо разбиралась в цветах, и меня всегда поражало, как у одного цветка может быть столько разнообразных и непохожих друг на друга оттенков. К своему удивлению, я заметила, как один из пламенных бутонов зашевелился, а затем среди лепестков показались маленькие сиреневые ручки, после чего на мгновение показалась мерцающая вспышка и вот уже на соцветии восседала… Амалия? Она выглядела совершенно так же, как та старшая фея, с которой я познакомилась сегодня утром, однако она была совсем маленькая, даже мельче фей-малышек, которые пытались стащить мои кисти для своих игр. Разглядывая кроху, теперь я понимала, что платье ее полностью состояло из лепестков рыжего ириса, ведь сейчас размер соответствовал настоящим цветкам растения. Сидя на цветке, фея приглаживала ладошкой свои густые кудри, и завидев меня улыбнулась и помахала. Я не была уверена, стоит ли мне помахать в ответ, все-таки рядом со мной сидела Оливия, которая фею не видела, и могла бы посчитать мое поведение, мягко говоря, странным.
– Каралин, от чего ваше лицо так хмуро, что-то не так? – настороженно спросила хозяйка.
Я и сама не заметила, как сдвинула брови к носу, пока разглядывала фею и размышляла. Это была моя давняя привычка, напрягать лицо подобным образом каждый раз, когда меня поглощало некое наблюдение, и разумеется, окружающие часто задавались вопросом, чем я, по их мнению, так недовольна. Попытавшись прояснить недопонимание, я робко улыбнулась.
– Нет-нет, все в порядке. Я была так увлечена разглядыванием ваших цветов, что сконцентрировалась, пожалуй, чересчур сильно.
– Так вам нравится? – кажется, мой ответ ее вполне устроил, – Что ж, тогда вы можете заглядывать ко мне почаще, и в следующий раз я распоряжусь, чтобы нам подали чаю на заднем дворе.
Некоторое время мы обсуждали тонкости садоводства (если быть точнее, то я слушала, как Оливия сетует то на сорняки, то на жучков и прочих насекомых), и когда я вновь взглянула на те самые ирисы, феи среди них уже не наблюдалось. В ходе разговора с хозяйкой выяснилось, что ее отец не поощрял интерес к такой декоративной ботанике, по его мнению, разведение любых не плодоносящих и бесполезных в медицине растений было пустой тратой времени, Рита присматривала за садом лишь из доброй памяти к наследнице дома, которая теперь была здесь не частой гостьей. Так, слово за слово, разговор зашел о ее семье, в ходе этой беседы я понемногу начинала понимать, от чего моя соседка так пренебрежительно отозвалась о моем творчестве в нашу первую встречу. В ее окружении попросту не было людей, которые бы поощряли хоть какое-нибудь стремление к любой форме искусства. Мистер Эванс полагает, что любая деятельность, не приносящая физической пользы человеку попросту не несет в себе никакого смысла и является бесполезной. В ту пора, когда его дочь была еще совсем юной девочкой, а старшие родственники были живы, в доме не было ни одного музыкального инструмента и гостей никогда не развлекали музыкой и танцами. Мать Оливии, тоже ныне покойная, не покупала дочери ни единого лишнего бантика, ведь чрезмерное украшательство в их семье считалось дурным тоном. Оливия рассказывала о заповедях родительского дома с ноткой приятной ностальгии в голосе, а я ощущала от ее истории своеобразную горечь, ведь представляла, что бы со мной было, окажись я на ее месте. Какой ужас! По моему мнению, физический труд всегда должен чередоваться с духовной пищей и культурным созиданием, будь то игра на инструменте или чтение романа, что есть человек без тяги к прекрасному? Я уж было собиралась выразить несогласие с таким положением вещей, однако прежде чем я успела начать свою тираду, с улицы послышался собачий лай и громкий голос Риты.
– А ну кыш, кыш! Уходи отсюда, негодница! – ругалась она на собаку.
– Это должно быть Жюли прибежала! – воскликнула Оливия, обращаясь ко мне, – Я же вам говорила, что она постоянно убегает с пастбища? Это создание теперь запомнило где находится мое жилище и порывается сюда в поисках сосисок (вы не подумайте, что я ее балую, но бывает же!..).
– Так значит, ее надо отвести обратно хозяину, верно? – я поднялась с кресла и взялась за ручку сумки.
– Пойдемте же скорее, пока эта пушистая мордашка не получила по носу метелкой.
Похоже, что ситуация эта происходила явно не впервые. Когда мы вышли из дома, Рита действительно держала в руках метлу и пыталась выгнать за забор маленькую колли, которая задорно лаяла на женщину. Оливия подозвала щенка к себе, и Жюли покорно подбежала к ней, радостно прыгая и пачкая своими лапками клетчатое платье девушки. Мы вышли за калитку и направились в сторону пастбища, где сейчас должна была находиться собачья мама со своим выводком и их хозяин, юный пастух. Я была удивлена тому, как послушно Жюли бежала за Оливией, не отвлекаясь на шорохи в траве и ни разу не сворачивая с тропы, по которой мы шли. Во время этой прогулки Оливия показывала мне домики вдали, располагающиеся на более низких холмах, и рассказывала, кто где живет. Большая часть этих домов пустовала круглогодично, а в некоторых жизнь появлялась лишь летом и в сезон охоты, когда их владельцы возвращались из города. По мере того, как мы спускались все ближе к низине, дома стали появляться чаще, и возле них уже можно было заметить людей и скот. Наконец, перед нами открылся вид на пастбище, огороженное тонкими колышками. Я завороженно замерла, разглядывая сотню (я не смогла бы в самом деле их сосчитать, но мне показалось, что сотня достаточно хорошо описывает увиденное мною количество) овец, гуляющих по зеленому лугу. Большинство из них были целиком белыми, у некоторых была черная голова и копыта, и, если то был не обман света, еще несколько овец были светлого кремового оттенка. Я сразу же подумала о том, какие пасторальные сюжеты можно было бы написать с этим дивным пейзажем. Солнце стояло высоко, белоснежные пушистые облака на небе глубокого голубого цвета чудесно перекликались с белыми пятнами в виде овец на фоне яркой зеленой травы с вкраплениями желтых цветов, ну прямо таки готовая картина! Мои мысли прервала Оливия, которая окликнула меня, чтобы я не отставала и продолжала идти за ней и собакой.
Оказавшись возле ограждения с редкими деревянными кольями и перекладинами, Жюли тут же юркнула под него и тяфкая побежала по направлению к своей матери. Я увидела издалека, что ее встретила большая пушистая собака, с такими же черными ушами и рыжей мордой, вокруг которой было еще несколько похожих щенков колли. Обратив внимание на собачью суматоху, вскоре показался и пастух. Молодой человек, скорее даже подросток (Оливия упоминала, что он немногим младше меня, но на вид ему явно не было и двадцати лет), обходил короткостриженных овец и что-то командовал собакам. На нем была грязная белая рубаха, темный коричневый плащ и такой же темный картуз . Мальчишка был крепким и загорелым, а каштановые пряди, выбивающиеся из-под головного убора, были прожжены солнцем и теперь поблескивали на свету золотым цветом. Он подошел к ограде, и облокотившись на нее обеими руками, поприветствовал нас с Оливией, а затем кратко поблагодарил за возвращение щенка, то и дело поглядывая на меня.
– Дик, познакомься с Каралин, она теперь живет в доме, где раньше проживали Уитли, – представила нас Оливия.
– Дороти Уитли это моя тетя. Она с мужем переехала в город и теперь я присматриваю за их домом, я здесь всего второй день.
– О, моя матушка рассказывала мне байки про эту Дороти. Будто до замужества она была жуткой чудачкой, может быть даже больной, а после переменилась, будто ничего такого и не было. Правда, муж ее был неприятным человеком, да? – он посмотрел на Оливию.
– Я думаю что в обществе Каралин такие обсуждения неуместны, – она ответила ему грозным выражением лица.
– Нет, почему же, – я вздохнула, – Ее муж и правда не из приятных людей, но моя бабушка одобряет этот брак лишь из тех соображений, что ее дочь наконец остепенилась и живет достойной спокойной жизнью.
– А вы, Каралин, еще не замужем? – поинтересовался пастух.
Мальчишка разглядывал меня, а я его, то и дело сталкиваясь взглядом с его большими зелено-голубыми глазами. Его лицо целиком было усыпано веснушками, но с его тонкими чертами они сочетались достаточно хорошо, все в нем было гармонично, и если бы только его переодеть и умыть, он бы мог сойти за городского джентельмена. На какой-то миг его внешность показалась мне знакомой, но я так и не смогла понять, кого именно он мне напомнил. Возможно, я просто видела подобные черты на портретах в музеях?
– Могла бы быть, но моя помолвка сорвалась, мне предпочли другую женщину.
Говорить это мне до сих пор было больно, но и скрывать правду я не видела смысла. Пускай же весь мир знает, насколько я несчастна и унижена.
– Ну надо же! – ахнула Оливия, – Какой негодяй, неужели она оказалась более удачной партией?
– Я лишь знаю, что она не богаче и не беднее меня, а потому он действовал по зову сердца, а не из чувства корысти. Всевышний ему судья…
– Радуйся, Каралин! – вдруг захохотал Дик и отойдя от ограждения на пару шагов назад, широко раскинул руки, – Вся деревня в твоем распоряжении! Когда еще ты сможешь быть чудачкой, как твоя тетка, если не до замужества? Вот Оливия больше никогда не познает этого чувства свободы, ведь теперь она должна быть прилежной женой и матерью.
– В следующий раз твою собаку растерзают волки, ведь я буду слишком занята исполнением своего женского долга жены и матери, помяни мое слово, глупый юнец! – она топнула ногой и демонстративно отвернулась от него.
– Не слушай этого птенца, он сам еще жизни никакой не видал и не знает какова жизнь в браке. Я совсем не чувствую себя лишенной свободы, и ты тоже обязательно ощутишь это счастье, когда придет время!
Оливия пожала мне руку и мы распрощались: у нее были дела дома, и тратить время на пустую болтовню с юными пастухами она не могла. А ведь и у меня тоже были дела! Когда Оливия ушла, а Дик скрылся из виду среди овец, я наклонилась и перелезла через ограждение, чтобы подойти поближе к животным и порисовать с них наброски. Не смотря на то, что я оказалась внутри загона, я сразу не решалась подойти близко к овцам, и достав папку и карандаш, стала набрасывать общие виды издалека. Овцы с черными головами удачно вписывались в мои композиции, помогая задавать ритм, и я сделала пару набросков, на которых общим пятном намечала белую массу стада, а затем среди нее оттеняла широкими штрихами этих черных барашков. Набравшись чуть больше смелости, я пошла вглубь, ближе к овцам, чтобы сделать наброски уже более детальные. Я не могла сказать, что прямо-таки боялась скота, но все же я росла в городе, и испытывала некий трепет даже перед лошадьми, которых видела каждый день, а что уж и говорить о животных, с которыми я не сталкивалась так часто и не могла предугадать их поведение. Интересно, кусаются ли они? Стоило мне попасть в поле зрения пары барашков, как они обратили на меня внимание и подбежали к моим ногам. Я робко погладила одного из них, и постепенно страх начал отступать, овцы начали казаться мне не более чем крупными собаками. Мне удалось рассмотреть их морды поближе и сделать более портретные зарисовки с разных ракурсов. Может, мне и не пригодятся эти наброски напрямую, но когда я сяду за написание холста, они по крайней мере помогут мне вновь проникнуться атмосферой этого дня, прочувствовать все те ощущения, которые можно получить стоя на пастбище в солнечный полдень, в окружении стольких животных.
Спустя некоторое время вновь показался Дик, на этот раз он шел держа в руке пастуший посох. Он уверенно подошел ко мне и сразу же заглянул в мою папку, даже не спросив разрешения. Полагаю, особых приличий от деревенского мальчишки ждать и не стоило, учитывая наш разговор чуть раньше.
– Здорово, прямо как настоящие! А меня нарисуешь?
Я посмотрела на него и задумалась. Такие просьбы всегда предполагали, что человек ожидает получить полноценный портрет в свою честь, совсем не заботясь о том, что это вообще-то долго и дорого, и за красивое спасибо обычно не пишется. Но может быть, этот деревенский паренек обойдется и карандашным наброском, а я взамен смогу использовать его как модель для своих холстов? Если уж и писать пасторальный сюжет, скорее всего придется вписывать туда и фигуру пастуха, поэтому наброски с ним лишними не будут.
– Хорошо, я сделаю один набросок и отдам его тебе, но в качестве благодарности, потом, когда я приду сюда снова, ты будешь позировать мне и для других рисунков, которые останутся у меня. Идет?
– Звучит как-то не равноценно, но развлечений у меня тут особо нет, так что пожалуй я соглашусь.
Он улыбнулся и ушел вперед, кривляясь со своим посохом и делая жеманные позы. Я одернула его и сказала встать прямо и естественно, насколько это было для него возможно, и спустя некоторое время парень наконец успокоился и встал ровно, повернувшись ко мне в профиль, чтобы наблюдать за овцами вдали. Я принялась за рисунок, обращая все больше внимания на черты лица Дика, меня вновь посетило ощущение, что я уже где-то видела этот прямой нос и тонкие губы.
– У тебя много родственников здесь? – я подумала, что могла встретить кого-нибудь из его семьи, когда была на рынке.
– Отец да мать и младшая сестренка. Обычно отец занимается скотом вместе со мной, а я только учусь, однако недавно он повредил ногу, и пока он не поправится, овец впервые всецело доверили мне…
– Тебе нравится этим заниматься? Ты сказал, что развлечений у тебя почти нет.
– Нравится, еще как! – он вновь улыбнулся, – Но быть пастухом это большая ответственность. Знаешь, сколько здесь голов? Двести двадцать четыре, представляешь? И каждый раз я должен следить, чтобы домой вернулось ровно столько, сколько ушло из стойла. Да, поразвлечься на пастбище и правда нечем, иногда меня охватывает скука, но я вовсе не жалуюсь.
Мы обсудили разведение овец и пастушьих собак. Дик хоть и был еще совсем молоденьким, явно разбирался в своем деле и хорошо знал, как обращаться с животными. Многое из того, что он мне рассказал, я узнала впервые, поскольку никогда раньше не сталкивалась так тесно с фермерским бытом. Когда мой набросок был окончен, я подозвала свою модель к себе.
– Ты и овец нарисовала, ну надо же!
Он с интересом разглядывал мой рисунок, на котором был изображен он во весь рост, две овцы у него ног и мелкий силуэт стада на заднем плане. Почти как и всегда, я не могла сказать, что мне слишком понравился результат, но в конце концов это был всего лишь набросок, и главное, что он понравился Дику, для которого и предназначался. Мальчишка поблагодарил меня, а затем свернул листок и спрятал в карман брюк, достав оттуда нечто поблескивающие в лучах солнца.
– Смотри, что у меня есть, – он протянул мне на ладони серебряные часы.
Сначала я не поняла, на что мне стоило смотреть, он думает будто бы я часов никогда в жизни не видела? Но стоило мне взять их в свои руки, как я поразилась искусно оформленной крышке. На круглом серебряном полотне была выбита фигура овечки в окружении лесного мотива, по кругу обрамленного тонкими завитыми узорами. В той части, где должно было быть небо, были высечены звезды, и по центру этой композиции, внутрь рисунка самой крупной из звезд был вставлен совсем маленький камушек светлого голубого цвета. Разглядывая это творение, у меня возникло предположение, кто мог бы сделать такую тонкую работу, однако мне нужно было услышать подтверждение.
– Барашек здесь под путеводной звездой, чтобы овцы никогда не терялись. Здорово, правда? Эти часы мне подарил Сесиль, когда вернулся в деревню. Не знаю, повстречались ли вы уже. Это ювелир, который родился здесь, но на много лет уехал в город. В прошлый раз мы с ним виделись, когда мне было всего три года, и он говорит, что тогда мне очень понравились большие старые часы у него дома, от чего он пообещал, что подарит мне мои персональные часики, когда мы снова встретимся. Вот же дурак, а? Я был совсем маленьким и даже не помню этого, а он спустя четырнадцать лет сделал часы специально для меня!
Мое предположение подтвердилось, но я и подумать не могла, что такая роскошная вещь окажется подарком по старой памяти. Эта история меня заворожила.
– Значит, по какой-то причине ему было дорого это обещание… Ваши семьи дружили?
– Честно говоря, я не особо это помню. Мы с матушкой однажды были у них в гостях, и я запомнил те самые большие часы, но ни наши игры с Сесилем, ни разговоры взрослых совсем не припоминаются. Может быть и дружили, а может просто общались по соседскому долгу.
Теперь мне захотелось узнать подробнее об этой истории из уст самого Сесиля, ведь на момент того эпизода, он должен был быть лишь немногим младше Дика в настоящем времени, а значит должен помнить гораздо больше. Ведь должно же быть что-то, от чего подросток так серьезно воспринял свое обещание маленькому ребенку, и в самом деле его выполнил спустя столько лет, да еще и самым наилучшим образом.
Распрощавшись с Диком, я направилась к себе домой, попутно делая небольшие пейзажные зарисовки и заметки о том, куда в следующий раз можно было бы прийти с маслом и этюдником. Наверное, мне для знакомства стоило бы наведаться и в фермерские дома, в которых кипела жизнь, но я посчитала, что на сегодня с меня общения достаточно, и теперь пришло время углубиться в свою художественную работу и заняться бытом собственного дома.