//
Всюду шелестящий шëпот. Подкрадывается, пробирается под кожу. Его невозможно стряхнуть, невозможно не слышать — тишина и воздух наполнены им, являются им.
Знание.
Ввысь.
Сквозь.
Тот, кого никто не знает и кто знает всех, берёт Кайю за руку и ведёт вперёд. У него холодные пальцы, и этот странный неживой свет делает их совсем белыми, забирает из них всю кровь. Кайя видит чёрные борозды на его предплечье, разъевшие кожу чернильные реки, и это кажется —
Словно он видел это где-то — когда-то — он не помнит, где и когда.
Свобода, шепчет тишина.
Власть.
Темнота впереди дышит на них сырым и гнилостным, липко повисает на кончиках волос. Он хочет вырваться — свет остаётся за спиной, и он ещё не готов от него уходить, он ещё не понял его настоящий смысл; Кайя пытается сказать что-то, остановить того, кто идёт впереди, дёргает руку —
Суть.
Человек молчит и не оглядывается на него. Пальцы сжимаются на запястье сильнее, настолько, что рука кажется чужой, и его тянет вперёд, в холодное неизвестное никуда, пустое и пугающее, и он слишком слаб, чтобы сопротивляться, чтобы отказаться. У этого человека светлые волосы, и мир, который прогоняет их, окрашивается красным — перевёрнутый небосвод, разверзшаяся больная земля — и он знает это, он видел это уже когда-то — где-то — он не может вспомнить, где — и время смешивается в этой темноте, соединяя начало и конец, и —
//
Он просыпается с зашедшимся сердцем и комом в горле. Вокруг — серая утренняя муть, и тени ютятся по углам, как паутина. Тёмные яблоневые ветви за окном сонно покачиваются под блёклым небом.
Кайя садится в кровати, держась за лоб. В голове тяжело и тошно, и мысли разбегаются, едва попытаешься их поймать. Одеяло цепляется за рубашку, сползая с плеч.
— Кайя? — Алиса — тихие ноты тревоги в голосе — заглядывает к нему в комнату, кутаясь в шаль, — Тебя на том конце коридора было слышно.
Он отнимает ладонь от лица. Волосы липнут ко лбу. Кайя дышит глубоко и трудно, но мир понемногу перестаёт давить на голову. Возвращает себе осмысленность.
— Ничего, — отвечает он, чуть погодя. — Порядок. Приснилась какая-то дрянь.
Он дёргает головой, отгоняя от себя холодные тени. Алиса смотрит на него немного, поджав губы.
— Поспи, — говорит она наконец, и взгляд её мягкий и успокаивающий. — Ещё совсем рано.
Она смотрит, как Кайя ложится обратно на подушку, и тихо уходит. Он глядит в серый потолок. Сердце гулко колотит в ушах.
Холодные костлявые пальцы.
Он потирает ладонью глаза. Что-то кажется ему…
Сырой липкий туман, свет словно сквозь толщу мутной воды –
Ничего. Он просто слишком устал вчера.
Кайя переворачивается на бок и обхватывает себя руками. Слышно, как скрипит и закрывается дверь Алисиной спальни. По окну постукивают редкие капли — и начинает шуршать тихий дождь.
Он позволяет себе закрыть глаза.
Просто странный дурацкий сон.
//
Оставшиеся два часа мелькают, стоит ему забыться. Кайя просыпается с тяжёлой головой; он выпивает свою гигантскую кружку крепкого кофе, чтобы хотя бы немного прояснить мысли, и, попрощавшись с Алисой и чмокнув в щёку Кли, отправляется в Мондштадт. Дождь, зарядивший под утро, всё ещё сыпет мелкой моросью; по низкому небу вяло плывут бледные, как молоко, тучи. Он приезжает в штаб, и его затягивает в привычную круговерть дел — бумаги, встречи, собрания, всё то, без чего можно было запросто обойтись, если бы не дурацкие формальности; добрую часть он игнорирует, но и оставшегося достаточно, чтобы захлестнуть его с головой — и потому он совсем не думает ни о вчерашнем дне, ни о том, что ему приснилось.
Сегодня у него есть дела важнее.
Но под вечер, прежде чем уйти, Кайя сдвигает всю лежащую перед ним кипу бумаг на край стола и достаёт чистый лист. Он наскоро набрасывает несколько строк, а затем отправляется с ним к Джинн.
— Готово, — он кладёт перед ней только что написанный отчёт о ликвидации. — Больше этот человек нас не потревожит.
Джинн удовлетворённо склоняет голову.
Когда он покидает штаб, дождь, и без того ливший весь день, усиливается — и до лечебницы ему приходится бежать, сжимая на груди плащ, так и норовящий разлететься под порывами ветра. Он несётся по пустым мощёным улицам, усыпанным мокрой листвой, прикрывая ладонью глаза от ливня — и чувствует, как узел, державшийся в его горле много месяцев подряд, наконец начинает слабеть.
Альбедо сидит у окна, сложив руки на коленях, когда Кайя, наконец, открывает дверь его палаты. Светлые волосы его заплетены в свободные косы, сцепленные на затылке, рукава рубашки закатаны до локтей. Трость с подлокотником тут же, рядом, прислонённая к стулу. Он оглядывается на скрип, и серьёзный взгляд его смягчается и теплеет.
— Привет, — и в уголке его губ играет тень усмешки. — Я видел тебя.
— Правда? — фыркает Кайя, выжимая мокрые волосы прямо на пол палаты - медсестра, заправляющая постель Альбедо, смотрит на него почти с ненавистью. В самом деле, он как будто в фонтане искупался, — Ну и как тебе мой заплыв?
Улыбка Альбедо становится ярче. Он берёт трость, тяжело поднимается и, прихрамывая, подходит к Кайе.
— Лучший пловец Тейвата, — говорит он и касается ладонью его мокрой щеки.
Они не ждут, пока погода переменится — и Кайя хватает первого попавшегося им на улице извозчика. Дождь и не думает прекращаться, даже когда они добираются до Спрингвейла и небо совсем темнеет; Алиса, распахнув дверь, ждёт на пороге дома, окутанная тёплым светом из кухни. Из-за её юбки выглядывает Кли и, завидев их ещё издалека, вылезает под дождь и яростно им машет, подпрыгивая на носках.
— Альбедо вернулся! — кричит она.
Кайя ведёт хромающего Альбедо, укрывая его рукавом от порывов ветра, и передаёт его в руки сияющей Алисе — а она хватает за плечо и его самого, затаскивая в дом. Кли тотчас же, радостно вопя, подскакивает и повисает на нём.
— Архонтов ради, дети мои, — Алиса обнимает всех троих и крепко прижимает к себе, шумно дыша, — Как же я, чёрт возьми, счастлива.
— А что у Альбедо с ножкой? — Кли тянется к блюду, накалывает на вилку целый кусок тыквенного пирога и начинает обкусывать его по краям, — Альбедо повредил её на горе, да?
— Нет, милая, сначала второе! — Алиса бросается к ней — а Кли запихивает остатки куска себе в рот и довольно улыбается.
Алиса с грохотом ставит на стол противень с запечёнными под сыром овощами и недовольно упирает руки в полные бока, пока Кли пытается прожевать пирог. Альбедо смеётся, прикрыв губы ладонью.
— Да, на горе, — отвечает он, склонив голову к плечу. — Неудачно оступился, пока нёс образцы звёздного серебра себе в лабораторию.
— Надо быть осторожнее! — провозглашает Кли с набитым ртом. Потом с усилием сглатывает — и вдруг снова подскакивает, глаза её загораются, — То есть Альбедо привёз камушки? Блестящие такие?
Кайя смотрит на них, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, и молча улыбается. Кли — косички торчат в разные стороны, капля соуса на щеке — болтает ногами и накладывает себе поменьше овощей и побольше сыра, Алиса одним щелчком пальцев складывает салфетки в журавлей и разгоняет их по столу взамен использованных, и Альбедо… Волосы отливают золотым в тёплом свете кухни; он улыбается — и как же Кайя скучал по этой улыбке. И почему он чувствовал себя таким потерянным эти месяцы, думается ему. Вот же они — Алиса, Кли, Альбедо, самые родные ему люди во всём Тейвате — и он может видеть их всех одновременно. Его семья. То, чего он всегда желал.
Как же он может чувствовать себя так одиноко.
— Кайя смотрит на Альбедо и улыбается, — Кли хихикает и отправляет в рот кусок брокколи. Алиса посылает ей ещё один недовольный взгляд — а Кайя тихо смеётся.
— Всё хорошо, — говорит он спокойно и подтаскивает к себе тарелку с овощами, — Потому и улыбаюсь.
Кли довольно пищит, подпрыгнув, а потом начинает что-то увлечённо рассказывать Алисе, вытягивая сыр из тарелки в тонкие ниточки. Альбедо некоторое время разглядывает кружок моркови на вилке, потом откладывает её обратно и тянется к своему костылю.
— Алиса, прости, — говорит он, и Кайя приподнимает брови, глядя на него, — Но я, пожалуй, пока пойду. Восхитительный ужин, правда, я…
— Останься хотя бы на кусочек пирога, — Алиса выглядит не менее удивлённой, чем Кайя, — К чему такая спешка?
Альбедо улыбается им, чуть поджав губы, и качает головой.
— Ничего страшного, правда, — он поднимается и тяжело опирается на костыль. Правая нога его выглядит заметно слабой, — Я просто устал с дороги, да ещё надо разобрать вещи.
Кайя вздыхает и кивает Алисе.
— Мы правда натерпелись сегодня. Оставь его.
Алиса в который раз за вечер принимает было недовольный вид — но тут же смягчается.
— Хорошо, — говорит она и подкладывает в тарелку Кли, незаметно тянущейся к пирогу, ещё овощей, — Но, — она вдруг грозно наставляет ложку на Альбедо, — На завтрак чтобы был как штык!
Альбедо смеётся и кивает.
Дождь не прекращается даже к ночи.
Кайя домывает последнюю тарелку и закрывает кран — вода перестаёт шуметь — и вдруг замечает, какая глубокая и сонная тишина успела спуститься на дом. Вокруг него на кухне зажжены пара свеч — а дальше, в комнатах, сплошная темень. Голосов Алисы и Кли, весело звеневших наверху ещё каких-то полчаса назад, больше не слышно.
Снова ли он остался последним из тех, кто не спит?
Он поднимается по тёмной лестнице и толкает дверь в спальню. По стене подрагивает тёплый отблеск свечи. Альбедо сидит за столом, волосы его расплетены и растрёпаны, за ухо заложено перо, и сам он так пристально вглядывается в ворох бумаг в своих руках, что не замечает, как Кайя заходит в комнату.
Только потом Альбедо вздрагивает и поднимает взгляд. Кайя смотрит на него, приподняв брови.
В самом деле, кто бы мог подумать.
— И ради этого ты пропустил десерт?
Альбедо растерянно моргает — потом вздыхает и потирает лицо ладонью.
— Прости, — он собирает бумаги в стопку, — Нужно было кое-что перепроверить.
Кайя закатывает глаза.
— Мондштадт превыше всего, — он прислоняется поясницей к столу рядом с ним, складывая руки на груди, — Не думаешь переименоваться в Гуннхильдр?
Альбедо смотрит в свои бумаги ещё раз. Потом устало смеётся и зачëсывает волосы назад.
— До Джинн мне далеко.
— Не уверен, — Кайя оглядывает стопки книг, успевшие вырасти вокруг Альбедо за какой-то час, пока тот был здесь, — По-моему, в самый раз.
Смех, негромкий и лёгкий, застывает улыбкой в углах губ Альбедо. Он задумчиво покачивает перо в пальцах, и взгляд его блуждает где-то в пространстве. Кайя смотрит, как мягко свет ложится на его лицо золотым, сглаживая остроту скул, как отблесками играет в морской зелени глаз.
Он так давно не чувствовал его присутствия рядом.
Он осторожно забирает бумаги у Альбедо из рук, скользит ладонью по его плечу. Альбедо поднимает на него взгляд. Потом прикрывает глаза. Кайя мгновение смотрит на его светлые поблëскивающие ресницы – подаётся вперёд и целует.
Это делает всё правильным. Кайя опускается рядом с ним на колени и позволяет себе забыть обо всём, что тревожило его всё это время — и о работе, и о Бездне, и о Дилюке. Есть только Альбедо, мягкость его дыхания, та близость, которая заставляет Кайю чувствовать себя живым — и Альбедо берёт его лицо тёплыми ладонями, притягивая к себе, углубляя поцелуй. Так и должно быть. Так всегда и будет.
Он не сразу замечает, что пальцы Альбедо подрагивают. Тот вдруг отстраняется, отчего-то трудно дыша, и отпускает его — и Кайя открывает глаза.
На какое-то мгновение ему кажется, что есть что-то неправильное в этом свете. В тенях, залëгших на лице Альбедо. В них — стылая тяжесть страха, беспомощность древесного листа перед надвигающимся ураганом — но, думает Кайя, чего ему бояться сегодня?
Тревога отдаётся в груди острым, и он верит ей.
— …Альбедо?
Альбедо хмурится. Он вздыхает ещë раз — тяжело, словно ему не хватает воздуха. Взгляд его судорожно блуждает где-то за спиной Кайи, будто он ищет в пустоте комнаты слова и ответы.
— Я… — говорит он — и, запнувшись, прикрывает рот ладонью.
И Кайя слышит совсем не то, чего хотел бы:
— Я словно всё ещё там.
Голос Альбедо ровный, привычно хрипловатый и бесцветный, но пальцы его вздрагивают и судорожно комкают ткань штанов на коленях.
— Я не могу избавиться от чувства, будто… Это сделал я сам, — говорит он, — Но… — Альбедо сглатывает и переводит взгляд на Кайю, — Ты знаешь, как вы дороги мне, как дороги мне Алиса и Кли, как ты…
Что-то заставляет его сорваться, споткнуться на полуслове, и в его глазах мелькает паника; он застывает с приоткрытым ртом, и голос его больше не слушается.
— Эй, — Кайя ловит его беспокойные руки, стиснувшие ткань, накрывает ладонями побелевшие пальцы, заставляя их раскрыться, — Я знаю. Ты не стал бы этого делать.
Альбедо смотрит на него. В его потемневших глазах что-то больное и загнанное, что-то, что осталось от тех дней, пока он лежал весь переломанный и перевязанный. Он молчит, но Кайя слышит, как слова, звеня, собираются в тишине. Поэтому он отвечает:
— Я верю, — и поднимается, притягивает Альбедо ближе. Позволяет ему уткнуться лбом в свой живот, зарывается пальцами в волосы. — Это не про тебя.
Дыхание Альбедо неслышное и незаметное, но он прижимается к нему крепко, словно тонет. Пальцы его всё ещё впиваются в его собственные колени. Кайя перебирает мягкие пряди, покачивает его, осторожно, как ребёнка. Ничего. Он не стал бы этого делать — у него нет никаких на то причин, а если бы и были, то Кайя бы знал. Обязательно бы знал.
Теперь придётся справляться с этим. Не каждый день оказываешься в шаге от смерти. Конечно, это оставило на нём след.
Кайя держит его в своих руках и позволяет тревоге, врезавшейся тонким осколком, утихнуть. Он прикрывает глаза, прислушиваясь к его теплу.
Постепенно Альбедо перестаёт прижиматься так сильно и просто прислоняется к нему лбом. Вздыхает, и плечи его поднимаются и падают под руками Кайи.
Кайя раздумывает немного, поджав губы. Потом тянется и гасит пальцами свечу, окуная комнату в шуршащую дождём темноту. Альбедо вскидывает голову, словно очнувшись — но Кайя перебивает его прежде, чем он успевает возразить:
— Давай, — и дёргает его за рукав, — Ну же. Тебе нужно отдохнуть.
Альбедо растерянно смотрит на разбросанные бумаги, но потом вздыхает и тяжело поднимается, держась за стол. Кайя подхватывает его, позволяя опереться на себя. Альбедо идёт медленно, едва наступая на больную ногу; он лёгкий и хрупкий — рёбра его за то время, пока он восстанавливался, стали выпирать ещё сильнее.
Ничего, думает Кайя, помогая ему улечься.
Он жив, и это главное — а с остальным можно справиться.
Они ложатся лицом друг к другу. Альбедо укладывает обе ладони под подушку и подтягивает к себе острые колени; взгляд его сонно полуприкрытых глаз блуждает где-то в неопределённости темноты.
Потом он моргает и смотрит на Кайю.
— Кли будто бы подросла, пока меня не было, — тихо говорит он. — Ты измерял ей рост?
Кайя улыбается.
— Ещё нет. Давай утром измерим.
Альбедо дёргает углом рта, улыбаясь в ответ. Потом закрывает глаза.
Кайя смахивает с его лба упавшие пряди. Опускает ладонь на его плечо, чувствуя, как оно поднимается на вдохах.
Его Альбедо.
Он дома.
Теперь всё будет в порядке.