Отец никогда не любил фотографироваться, а когда от него не осталось даже целого трупа, надеяться увидеть его хоть как-то стало невозможно. Не осталось ничего, кроме воспоминаний — и попыток нарисовать.

Первые портреты стали для Урие последними — совершенно неосознанно он больше никогда не решался рисовать людей.

Медленно ступая по дороге, он иногда поднимал голову пока не увидел, что с неба медленно стал падать снег. Снежинки кружились в медленном танце то слипаясь вместе, то летя отдельно друг от друга. И тогда брюнета озарило, что же сказать своей любимой: "Снег прекрасен".

Иногда складывается ощущение, что смерть запала на него и пытается защитить своими способами. Давайте дадим Ширазу Гинши вагон везения, потому что так смешно наблюдать, как он из разу в раз пытается помереть. Как из разу в раз у него не получается.

У Канеки внутри растут цветы, пронизывают мышцы, обвивают ребра, проникают в легкие и лишь едва не достают до сердца – собственный гребанный сад в груди, – и он винит в этом Хайсе.

Муцуки не любит своё тело.

Арима улыбается гораздо чаще и не задерживается на работе допоздна. Уи знает причину. Уи убеждает себя, что ему всё равно.

Каждый раз, приходя в это кафе, Сасаки чувствовал необъяснимую щемящую грусть. Вроде бы обычное кафе, каких много в Токио, но что-то в нём было такое, что он и сам не мог себе объяснить.

Добрых гулей здесь нет. Это история про войну между районами.

Арима смотрит так, будто все знает, и что-то внутри Хайсе трескается с противным скрежетом; натянутая до предела нить оглушающе звенит.

Если Сасаки слетит с катушек, то меч над его головой занесёт Арима и никто другой.

Расскажи ещё раз, почему я должен верить в Рождество.