20 января 1866 года.
Я живу на "Наутилусе" немногим более полутора месяцев, но до сих пор не в силах понять, что за странные отношения установились между мной и его командиром. Семь или восемь раз он любезно общался со мной, однако было бы ошибкой приписать это влиянию связи. Скорее, наоборот: едва только я пытался заговорить с ним ментально, как мою попытку недовольно пресекали. Капитан не любил вмешательств в личное пространство и ревностно оберегал своё одиночество. Порой казалось, что все его долгие отлучки - ничто иное, как способ игнорировать меня хотя бы вживую, раз уж не представлялось возможным отгородить свою голову. Подозрения на этот счёт несколько уязвляли, ибо Немо, в отличие от меня, мог читать мои мысли без труда, а, стало быть, находился в более выигрышном положении. И всё же, причин для расстройства пока не предвиделось. За свою жизнь я встречал людей самых разных характеров и знал, что далеко не все из них готовы моментально окунуться в новое знакомство, будь это даже их родственная душа. Посему справедливо счёл, что только время поможет капитану примириться с моим присутствием и тем фактом, что его мыслительное уединение, возможно, навсегда останется в прошлом.
Одно обстоятельство при таком раскладе вещей неизменно дарило мне надежду: наши совместные беседы и научные занятия, по-видимому, доставляли ему не меньшее удовольствие, чем мне. Немо мог рассказывать о море и его обитателях часами и, кажется, был очень рад слушателю и собеседнику вроде меня. Иногда он совершенно увлекался, превращая наш разговор во вдохновенный монолог, отчего-то становясь в такие минуты ещё прекраснее. И тогда, глядя на его лицо, я гадал, не влюбляюсь ли, часом... Иной раз он успевал очнуться и перехватить это шальное предположение, замолкнув и укоризненно прожигая меня взглядом. А затем сухо прощался и вновь исчезал на неопределенный срок.
У профессора естественной истории был шанс на привязанность капитана Немо. У его соулмейта Пьера Аронакса - не было.
***
"Ну, зачем же Вы так, господин профессор?"
Внезапная реплика настала меня врасплох, отчего на бумаге расплылась уродливая клякса.
"Что, простите?" - неловко пробормотал я, ощущая прилив дурноты.
- Считаю, Вы ко мне несправедливы, - вторая часть фразы раздалась уже за спиной, заставляя нервно обернуться.
Командир "Наутилуса" стоял в пяти шагах от меня, у входа в салон, и косился на мои записи с лёгким возмущением.
- Разве я исказил какие-либо факты, капитан?
Он сделал несколько резковатых шагов и замер возле распахнутых створок иллюминатора, еле слышно вздохнув.
- Вы действительно не понимаете. Вероятно, с Вашей точки зрения всё не так, как с моей.
- Так объясните же мне.
Секунды на три его мысли закрутились с такой быстротой, что в висок больно кольнуло. Немо уставился на меня с совершенно нечитаемым выражением, затем будто с усилием перевёл взгляд на стайку сельдей за стеклом и повёл плечами.
- Не время, - впрочем, другого и не ожидалось.
- В таком случае, не возмущайтесь, что я пишу именно так, как вижу.
- Профессор!
Теперь капитан оказался прямо напротив меня. Очевидно, раздражение в этот момент мешалось в нём с какой-то другой эмоцией; в противном случае, он бы не пытался сдержать сарказма. Но мысли о резком ответе определённо не миновали его.
- Ну, хорошо, - наконец выдал Немо, облокачиваясь на столик и пристально разглядывая меня. - Назовите хотя бы одну причину, почему я должен дать Вам шанс?
Как мне следовало ответить? Я нутром чувствовал, что от моей следующей реплики зависели успех или неудача всего предприятия, судьба всей сложной комбинации, которую я определил для себя ещё в первые дни пребывания в подводном мире - но что я мог сказать? "Все люди заслуживают шанса"? Нет, людей лучше не упоминать, тем более, я для него пока ещё не особо выделяюсь из общественной массы. "Относиться ко мне предвзято - бесчестно"? Но на "Наутилусе" существуют свои понятия чести и достоинства...
"Не торопитесь, господин Аронакс, думайте", - с довольной насмешкой ворковал голос внутри.
Немо будто наслаждался, наблюдая за моими метаниями, и изредка постукивал пальцами по столу в явном нетерпении. Тут я внезапно понял, что хочу до него донести, и твёрдо поднялся.
- Вы потеряете очень многое, если снова откажетесь от знакомства со мной.
- Вот как? - высокомерие в Немо сменилось лёгкой заинтересованностью. - И что же за неизвестное сокровище мне грозит потерять?
- Не попробовав, Вы никогда не узнаете этого. Но даже Ваши великолепные коллекции не сравнятся с ним по стоимости.
- Лишь одна вещь на свете обошлась мне дороже всего "Наутилуса"! Считайте, что богатства океанов я получил на сдачу.
- Что ж, - со всем возможным спокойствием отозвался я. - Не стану принуждать Вас к ответу прямо сейчас. Однажды судьба уже посылала Вам подарок, упускать его во второй раз или нет - выбор исключительно Ваш, - с этими словами я поклонился и направился к выходу, лишь у двери задержавшись на несколько секунд и, потакая минутной прихоти, улыбнулся.
"Не торопитесь, капитан Немо, - почти пропел я, ловя на себе его удивлённый взгляд. - Думайте".
***
Недели текли за неделями, одни виды рыб за окном сменялись другими, а капитан всё не давал окончательного отчета о своём решении. Впору было увериться, что он вовсе забыл о нём или, как всегда, счёл несущественным уведомить меня о результатах собственных размышлений. И хотя порою эта неопределенность изрядно утомляла, я не жаловался. Да, собственно, на жалобы и не находилось времени, ибо чудеса, коим мы стали свидетелями, баловали нас регулярнее, чем я успевал их записывать. Неизменные прогулки по подводным лугам, за которые любой маринист суши охотно продал бы свою душу; тайны жизни коралловых рифов; наконец, историческая экскурсия на Ваникоро, пролившая свет на одну из нераскрытых загадок нынешнего столетия... Голова шла кругом от такого обилия интересного, и, поистине, внеплановая стоянка в Торресовом проливе пришлась как нельзя кстати, позволяя на несколько дней перевести дух. Вновь ухватившись за возможность отведать даров земли и почувствовать под ногами естественный грунт, я не особо много задумывался о Немо. В те дни я ясно ощущал, что тот не расположен к общению; было ли это из-за временного пленения "Наутилуса" близ обитаемых островов или, может, от моих мысленных восторгов во время наших регулярных походов на Гвебороар. Жалел ли он о своём разрешении на них - неизвестно. По крайней мере, желания выяснять данный факт не возникало совершенно. Зачастую я ловил себя на том, что стена между ним и мной медленно утолщается, однако старался не придавать этому слишком много значения, предоставляя Немо свободу действий и сам наслаждаясь безмятежными деньками.
Но всё рано или поздно подходит к концу. Так и наша субмарина, воспользовавшись высоким приливом, покинула своё временное ложе, готовая продолжить путь. Индонезия осталась позади, Индийский океан впервые явил моему жадному взору бесчисленные сокровища своих недр. Друзья мои, воодушевлённые приключениями в Океании, пребывали в исключительно хорошем настроении, и даже вечно недовольный Нед Ленд на время позабыл о планах побега, консервируя и заготавливая собранные припасы впрок. Словом, жизнь приняла свой обычный вид, чему оставалось только радоваться.
Однако вскоре произошли события, внезапно изменившие прежний ход вещей и напомнившие нам с капитаном о том неудобном разговоре.
В тот злополучный день, прогуливаясь по палубе, я обратил внимание на странный белый блик у самого края горизонта. Выждав пару минут, пока "Наутилус" приблизится, я снова прищурился и догадался, что это парус некого судна, случайно оказавшегося вблизи субмарины, а маленькое облачко дыма над ним - след разведённых паров. Сердце невольно забилось в груди. Корабль! Вестник мира людей, откуда мы так давно не получали новостей. Друзья мои были в своей каюте, но прежде чем поведать им об увиденном, мне нестерпимо хотелось взглянуть на фрегат поближе, узнать, с кем нас свел случай.
Однако, стоило мне вернуться на палубу с подзорной трубой в руке и хорошенько протереть смотровое стекло, как сознание моё вновь поразил резкий всплеск чужого гнева. В следующее мгновение оптический прибор вырвали у меня из рук.
"Не смейте! Я Вам запрещаю!"
Капитан Немо в сопровождении своего помощника стоял позади, жадно вглядываясь вдаль. Облик его дышал неприкрытой яростью, а кисти рук сжали металлическую трубу так крепко, что я всерьёз опасался за её сохранность. Голос в моей голове не умолкал ни на секунду, то выкрикивая раздражённые фразы, то вдруг падая до змеиного шёпота, и, клянусь, в тот зловещий момент я жалел, что могу слышать столь чётко.
Немо обернулся к явно нервничающему подчинённому, отдав короткий приказ. Тот кивнул и тут же скрылся в глубине люка.
- Профессор Аронакс, - произнёс капитан, тщетно пытаясь замаскировать бушующие эмоции под строгую холодность. - Вы и Ваши товарищи обязаны выполнить условие, которым связаны со мной.
От неожиданности я растерялся. Протестовать было опасно и, наверное, бессмысленно; чужие мысли продолжали скручивать мой рассудок, вызывая малодушный страх услышать их вслух. Впервые я благодарил Провидение за языковой барьер, оберегающий мою душу от их ядовитого смысла.
- Вы здесь хозяин, - отчётливо проговорил я очевидную истину. - Но разрешите задать Вам один вопрос...
- Ни единого сударь!
"Моё слово - закон на "Наутилусе", и Вы подчинитесь ему, не обсуждая приказы!"
Что можно было на это возразить? Возвращаясь в нутро подводной лодки совершенно подавленным, напоследок я прошептал под нос лишь одно:
"Будьте осторожны, капитан".
Пять минут спустя нас троих заперли в тюремном отсеке, причём поспешность, с которой это сделали, против воли вызывала тревожные подозрения. Ещё более необъяснимо выглядела накрытая для нас трапеза, явно не соответствующая по времени завтраку или обеду. И всё же, прислушавшись к совету Конселя, я рискнул отведать заманчивых блюд - как знать, не затянется ли наш плен на несколько часов? Превосходный гуляш из черепашьей печёнки и порция сочной трески под неизвестным белым соусом без труда утолили небольшой голод, не уняв, однако ж, моего любопытства. Что творилось сейчас снаружи, на палубе? Я слышал напряжённое гудение двигателей, ощущал слабое дрожание корпуса, точно бы "Наутилус" осторожно разворачивался - и ничего более. Мысли капитана, ставшие для меня теперь единственным источником информации, всё ещё были далеки до привычного спокойствия. Немо резко произносил отдельные слова, очевидно, продолжая отдавать приказания, и порой перемежал их со всё теми же шипящими фразами, по-видимому, доступными лишь мне. Странное дело: меньше часа назад перспектива расшифровать суть чужих мыслей казалась мне пугающей, но сейчас неуютное чувство внутри медленно и верно уступало место безразличию и... какой-то опустошающей усталости. А потом я, не удержавшись, широко зевнул.
Что за напасть! Ходьба по комнате, щипки за руку, встряхивание головой - ничто не оказывало эффекта. Сознание уплывало; мышцы стремительно налились тяжестью, буквально умоляя прилечь; глаза закрывались сами собой. Я отчаянно боролся с истомой. Я понимал, что упущу нечто важное, коли засну вот так, в неведении о происходящих событиях. Но тщетно: мысли мои окончательно растеклись, тело обмякло и, лишённое последних сил, в изнеможении распласталось на циновке.
Больше я ничего не помнил.
***
В этом месте рука моя непроизвольно дрогнула, чуть было снова не испортив бумагу кляксами. В другой раз я бы сказал, что задумался о событиях, которые описывал ныне в личных мемуарах, но, на самом деле, меня всего лишь отвлёк Консель.
- Господин профессор, - произнёс он с каким-то волнением, - Там, наверху, айсберг...
Я вскочил, спеша набросить тёплую куртку и присоединиться к своим товарищам на палубе.
Айсберг! Никогда раньше за всю беспокойную жизнь судьба не заносила меня в приполярные края. Я только читал о суровых условиях арктических пустынь и многих кораблях, бесследно сгинувших в этих непроходимых водах. И вот сегодня "Наутилус" достиг границы плавучих льдов, практически перешёл черту в неизведанное - как же было не затрепетать моему сердцу от осознания сего факта! Снаружи дул порывистый, влажный ветер, отчего пришлось плотнее запахнуть ворот одежды. Но картина, представшая перед глазами, с лихвой компенсировала это неудобство. Огромная ледяная глыба неторопливо скользила в полусотне футов от нас, отливая на солнце алмазным блеском. И, клянусь, я долго не мог поверить, что массивы таких размеров способны достичь 65 параллели, не растаяв по пути. Если же то, что нам довелось лицезреть, являлось лишь уцелевшей частичкой, трудно вообразить, каким гигантом был этот островок изначально...
Покуда изумление в моей душе соперничало с исследовательским интересом, на палубе появился капитан Немо. Спокойно окинув нас взглядом, он расположился у дальнего края стальной оградки, так же пристально рассматривая дрейфующую гору. Я ожидал, что Немо заговорит со мной, пусть даже не вслух; однако он молчал, глядя на сверкающий лёд впереди, и, кажется, совершенно погрузился в себя. Тогда затянувшуюся паузу нарушил Нед.
- Капитан, когда мы повернём обратно на север? Дальше идти бессмысленно и опасно.
Тот очнулся от размышлений и с лёгкой усмешкой обернулся к канадцу.
- Мы ещё не достигли конечной цели путешествия, мистер Ленд, и будем сохранять курс на юг до тех пор, пока это остаётся возможным.
- Путешествие? Есть разница между путешествием и гибелью в сплошных льдах!
- Есть также разница между хлипким паровым судном и моим "Наутилусом", - холодно парировал капитан.
- Чёрт возьми! - вскричал гарпунёр, ударив кулаком по железному поручню. - Вы явно не представляете, с чем имеете дело! Это суровая и капризная природа Заполярья, где каждый новый градус наполнен смертельной опасностью. И будь эта субмарина хоть самым совершенным кораблём на свете, она не окажется сильнее природы. Дай то Бог, чтоб Вы поняли это не слишком поздно!
Выплеснув накипевшие эмоции, рассерженный Нед удалился вниз по трапу; Консель,учтиво извиняясь за друга, поспешил последовать за ним, мельком посмотрев на нас с капитаном. Я был благодарен ему за понимание и ненавязчивое сохранение моей тайны, ибо даже узнав по прошествии стольких лет, кто оказался моим соулмейтом, он не изменил своего отношения и подчас помогал мне найти выход из лабиринта, куда я частенько забредал в погоне за расположением главы "Наутилуса".
- Господин Аронакс, - голос Немо мгновенно возвратил меня в реальность.
- Да, капитан?
- Вы тоже считаете, что нам не следует плыть южнее?
Признаться, в последнее время я много думал над курсом подводной лодки, равно как и Нед, недоумевая от упорного желания Немо идти на юг, пренебрегая опасностью. Но как сказать об этом капитану, чтоб не задеть его гордость, в голову не приходило.
"Понятно", - вдруг мысленно ответил тот и развернулся в противоположную сторону.
Уж в который раз я чертыхнулся, что он слышит меня без слов...
- Позвольте мне объяснить, капитан. Я верю в техническую мощь "Наутилуса" и беспрецедентный гений его создателя. Но плавание за границей льдов сопряжено с огромным риском. А учитывая, что здесь почти не на что смотреть ни над, ни под водой, я совсем не понимаю Вашей настойчивости двигаться вперёд.
Теперь он смотрел в мои глаза не возмущённо, как то ожидалось, но со странной хитринкой.
"Действительно ли Вы не понимаете, профессор? Или же просто стесняетесь озвучить Вашу последнюю догадку?"
Должно быть, кровь бросилась мне в лицо слишком резко, поскольку он нахмурился, с тревогой оценивая мои покрасневшие щёки и лоб. Да, Немо вполне мог перехватить эту нелепую идею вчера вечером, но чтобы она оказалась правдой...
"Неужели мы вправду плывём на полюс?" - озвучить эту дерзость, как следует, духу не хватило.
На удивление, капитан улыбнулся:
- Вот видите: Вам даже не пришлось ничего объяснять, - внезапно он посерьёзнел. - На самом деле я вижу айсберг впервые в жизни и действительно не имею опыта приполярного плавания. Ваш, так сказать, "друг" считает это достаточным основанием, чтобы повернуть назад. Однако я готов рискнуть, ради уникального открытия и знаний, ещё недоступных человечеству. И я буду рад разделить эти впечатления с Вами, профессор. Готовьтесь - через несколько дней "Наутилус" вступит в схватку с самой природой!
В мыслях Немо прибавил к своей впечатляющей речи ещё пару предложений, в коих я смог разобрать только имя нашего гарпунёра. Затем он посоветовал возвращаться в салон.
Мой дневник по-прежнему лежал раскрытым на одном из столиков. Чернила на недавней записи успели полностью высохнуть, так удачно сохранив мне лишний листок промокательной бумаги. Я споро пробежался по написанным за утро строчкам и вновь взялся за перо с намерением закончить незавершённый эпизод. Конечно, воспоминания о дне, когда нас неожиданно заперли и усыпили, а особенно о двух следующих сутках, совершенно не вызывали во мне приятного отклика, и всё же, не случись тогда то, что случилось, капитан Немо не стал бы относиться ко мне столь любезно, как сейчас. Хотя бы ради объяснения этих изменений мне следовало закончить начатое.
***
Я медленно приходил в себя, освобождаясь от тяжёлого небытия.
Темнота вокруг не спешила рассеиваться, возможно потому, что находилась внутри, а не снаружи моего восприятия. Какое-то время я лишь бессознательно плавал в ней, потеряв всякую ориентацию в пространстве. Память и чувства понемногу возвращались, и в определённый момент я понял, что, должно быть, всё-таки утонул в море после падения с "Авраама Линкольна" и ночи бесплодной борьбы со стихией. Но как же тогда я могу думать? Жив ли я или всё это только морок души, не вполне осознавшей гибель собственного тела? И что за странное жужжание я слышу вдалеке этого... места? Тьма не давала ответов, и всё, что мне оставалось - прислушиваться в надежде понять хоть малую часть. Посторонние звуки ощущались знакомыми, будто близкое и одновременно далёкое воспоминание, что вертится на самом краю сознания и никак не может вылиться в мысли.
Мысли! Вспомнил - это мысли! Но чьи? Мои? Я прислушался вновь, стараясь уловить смысл произносимого. Тщетно... Раз я не в силах ничего разобрать, значит, эти незнакомые слова не могут принадлежать мне. Тогда кому? Я точно знал, что есть ещё кто-то в этой темноте и именно его я сейчас слышу, однако что за незваный гость поселился в моей голове, определить наверняка не удавалось.
"...Аронакс..." - внезапно среди потока непонятных фраз проскользнула моя фамилия.
Он зовёт меня? Или просто случайно вспомнил, задумавшись о чём-то своём.
"...профессор, вернитесь..."
Вернуться? О, я хотел бы вернуться! Да только каким образом? Голос продолжал звать, а я по-прежнему силился откопать в памяти имя незнакомца. Но перебрав в голове всё, что можно, и окончательно измотавшись, я вдруг понял, что у него нет имени. Как странно... У всех людей есть имена - почему у него нет? Он отличается от людей. Он не любит их и предпочитает жить отдельно. И меня он тоже не любит. А должен?
"...Очнитесь, профессор... - долетело до меня еле слышно. - Прошу Вас, только очнитесь..."
Действительно ли он хочет моего пробуждения? Его просьба выглядит так необычно; может быть, потому что произносится со строгими интонациями командира. Командир! Вот кто мой неведомый собеседник - он командир "Наутилуса", капитан Немо!
Теперь я вспомнил всё, порываясь бежать на этот голос, покуда он ещё мог меня направлять. Не знаю, сколько времени прошло в моих отчаянных попытках, но, наконец, мне удалось прорвать вязкую завесу вокруг и вырваться на волю, к свету. А ещё через минуту с трудом приоткрыть глаза.
Свет, послуживший мне ориентиром, оказался неярким светильником, закреплённым у изголовья кровати. Я лежал в своей каюте, переодетый в длинную белую сорочку и тщательно укрытый одеялом. Секунда понадобилась, чтобы понять, что на моём лбу лежит сухой кусочек материи, видимо, бывший сырым пару часов назад. Опустив взгляд, я разобрал в устроившейся на стуле спящей фигуре своего помощника.
- Консель... - слабо позвал я, не узнавая собственной речи. - Консель, что случилось?
Тот проснулся и, бросив на меня взгляд, резво вскочил на ноги, бросаясь к постели.
- Боже Всемилостивый! Господин профессор всё же остался жив! - в его руке ловко появился стакан воды, к которому я с жадностью приник.
В голове слегка прояснилось, мутная дымка отступила, позволяя несколько прийти в себя и оценить ситуацию. Консель, меж тем, продолжал болтать, едва не рыдая от радости, словно произошло нечто выдающееся. Его бурный восторг вперемешку с гулом чужих мыслей отдавал в голове громким стуком, переходя в области висков в ноющую боль. Лишь только я попробовал подняться, как эта боль в мгновенье превратилась в острую и кольнула так, что я чуть было не потерял сознание во второй раз за день. На лице верного слуги отразилось волнение; он с беспокойством прижал меня к мягким простыням и заявил:
- Пока Их чести не станет лучше, ему не следует напрягаться.
Теперь я вспомнил всё: странный корабль на горизонте, наше скорое заточение, сковывающую слабость, едва не вытянувшую из меня жизнь. И пришёл к неутешительному выводу.
- Консель. Что за дрянь подмешали нам в пищу?
- Сонный порошок. Я должен извиниться, что посоветовал господину профессору отобедать и не задумался о последствиях. Но, право, мне даже в голову не пришло, чем могут грозить Их чести простые кушанья!
- Ничем, если не добавлять туда сильнодействующего снотворного. А где Нед?
- Пошёл вздремнуть с четверть часа назад. Он просидел здесь вместе со мной добрых пол дня и весь извёлся от переживаний, так что я уговорил его отдохнуть. Сами мы очнулись ещё прошлым вечером в своей каюте и поначалу ждали пробуждения господина профессора. Но прошло несколько часов, и мы всерьёз забеспокоились. Когда мы пришли в Вашу комнату, то увидели, что Вас лихорадит, и с тех пор не уходили отсюда.
Я потёр переносицу, до сих пор ощущая слабость. Только теперь к ней добавилась горячая благодарность моим друзьям, так переживавшим за моё здоровье. Но было и ещё одно неприятное чувство, изрядно отравлявшее теплоту момента, и я решился спросить:
- А что с капитаном Немо?
- Господин капитан заходил сразу после завтрака, - Консель понизил голос. - Он выглядел не лучшим образом, и, кажется, ему что-то было нужно. Но господин профессор лежал без сознания, и он ушёл, ничего нам не объяснив.
Не сказать, что меня удивила эта история: скорее, вновь заставила ощутить разницу между мной и Немо, а более того, непонятную злость от лёгкости, с которой капитан вот так развернулся и ушёл, пока мне было плохо. Разумом я понимал, что у него и остальной команды вчера случился аврал - теперь сомнений в этом не осталось - что он утомлён этим событием и, возможно, обязанности не позволили ему задержаться; но сердце обиженно шипело, что именно благодаря его неосторожному приказу меня постигло подобное состояние, и не хотело прощать этого безразличия.
- Господин профессор?
- Думаю, мне нужно побыть одному, друг мой. Будь добр, принеси из библиотеки что-нибудь ненавязчивое.
Ещё раз осведомившись о моём самочувствии и окончательно убедившись, что моей жизни ничто не угрожает, Консель принёс мне сборник детективных рассказов и откланялся, отправляясь на заслуженный отдых. Я же едва притронулся к книге, всё больше раздумывая над произошедшим.
Неужели я настолько ничего не значил для капитана, что, несмотря на все старания сблизиться с ним, оставался досадной обузой? Разве не в моём обществе он любил в последнее время коротать досуг? Разве не меня называл замечательным собеседником, с которым приятно проводить время в общении и заниматься наукой? Так почему же в критической ситуации, будучи, к тому же, виновным в ней, он покинул меня? Что за срочные дела не позволили ему задержаться хоть на десять минут и задуматься? Да, я никогда не привлекал его внимания как Пьер Аронакс; но значит ли это, что профессор-маринист отныне тоже был ему безразличен?
"Вы мне не безразличны" - проговорил внезапно голос, отчего я невольно надорвал страницу.
"У меня нет оснований Вам верить".
"И всё же это так".
Мне вдруг почудилось неладное: Немо всегда отличался словесной гибкостью, и в моменты, когда наши мнения не совпадали, не упускал случая поспорить или изящно съязвить в ответ. Здесь он не применил ни того, ни другого, и меня охватило дурное предчувствие.
"Капитан, Вы в порядке? Я знаю, Вам что-то было нужно от меня"
С десяток секунд он не отвечал, а когда ответил, его голос звучал отстранённо и прохладно:
"Вы были очень нужны мне восемь часов назад. Я надеялся. Но теперь уже слишком поздно..."
Эти немногие слова мало рассказали мне о недавних событиях, однако интонация, с которой он произнёс их, всколыхнула в душе неутихшую обиду. Глубоко вздохнув и приготовившись к неизбежному, я произнёс в том же тоне.
"Разумеется, я был бы очень рад оправдать надежды, если бы не лежал эти восемь часов в аллергическом обмороке по Вашей прихоти. Считайте, мы квиты".
Кажется я всерьёз разозлил его встречным обвинением. По крайней мере, чужие цепочки мыслей в моём сознании теперь не скручивались, как обычно, а дребезжали и лязгали, словно детали в несмазанном механизме.
"Не смейте меня осуждать! Я усыпил вас троих для вашего же блага!"
"И кому это в конечном счёте принесло пользу? Вам? Вы довольны, чем всё закончилось, капитан Немо?"
"Замолчите! Хотя бы сейчас. Я хочу побыть в одиночестве".
"Что ж, исчерпывающий ответ".
Это последнее, что я сказал ему, прежде чем снова уставиться в давно не интересную книгу. Я не мог сосредоточиться: не мог читать, ясно думать... Не припомню, когда вообще в последний раз меня накрывала подобная ярость. Чужое гудение в голове не ослабевало, заставляя вновь пожалеть о проклятой связи, мучавшей в настоящий момент нас обоих. Теперь я начинал понимать, почему Немо не разделял моих восторгов с самого начала - жить с ней, ежедневно сталкиваясь с волей другого человека, не имея возможности даже на сутки разорвать этот круг и насладиться тишиной.
Но, должно быть, это понимание привело меня к ровно противоположному выводу, чем его, ибо когда первое раздражение спало, я понял, что рассматриваю ситуацию чересчур эгоистично. Нас оградили от некой тайны подводного корабля - и стоило ли разрушать это неведение? Нас усыпили концентрированным снотворным - но мог ли Немо знать, что оно так скажется на мне? Наконец, сожалел ли он теперь, что отдал тот приказ? Даже не принимая во внимание нынешнего разговора, я чувствовал, что он подавлен. Вдобавок, странная причина, приведшая его ко мне восемь часов назад, не давала покоя моему разуму. Капитан оберегал свои секреты и, без сомнения, погрузил меня в сон не желая, чтобы я уловил хотя бы эмоции из его мыслей. Вряд ли он обратился бы ко мне после, если б кто-то другой на "Наутилусе" мог оказать ему ту таинственную услугу, сути которой я так и не сумел разгадать.
В конечном счёте нервное напряжение и ссора с капитаном истощили меня, снова отправляя в глубокий сон.
Весь следующий день мы не разговаривали. Но вопреки моим ожиданиям капитан не испытывал гнева в мою сторону - иначе я бы это знал - скорее всё ту же странную подавленность. На ум не приходило ни единого предположения, что могло так сильно повлиять на этого несгибаемого человека, отчего любопытство по поводу непонятного происшествия только усиливалось. Впрочем, к вечеру того же дня некоторые вопросы разрешились сами собой.
- Господин профессор, не желаете ли присоединиться к подводной прогулке? - спросил капитан Немо перед ужином.
Тон его оставался отстранённым, и всё-таки я был рад, что моя недавняя дерзость не отвратила его от общения со мной насовсем.
- С удовольствием, капитан. Полагаю, поблизости есть какое-то особенное место?
- Есть, - отозвался он. - Вы сами всё увидите и поймёте.
Похороны! Вот куда он пригласил нас троих! Похороны, странные в своей необычности, происходящие прямо под водой, на тихой равнине, увитой огненными кораллами... В момент, когда я наконец осознал смысл творящегося перед глазами действа, я лишился дара речи. Глядя, как завёрнутое в биссус тело медленно опускают в могилу, я чувствовал, что горло прихватывает невольным спазмом, а сердце гулко отдается в грудной клетке. Невероятное волнение охватило всё моё существо. Безусловно, я не знал человека, с которым пришёл проститься весь экипаж, но - Боже правый! - был уверен, что его смерть связана с тем, что случилось вчера утром! Возможно, капитан приходил ко мне за медицинской помощью для него? Болезнь? Нет, он бы обратился гораздо раньше. Тогда, значит, рана. Тяжёлая рана. О, если бы я только мог знать правду, если бы не отведал той чёртовой трески и не проспал всё на свете!
Я винил и проклинал себя, уже не разбирая, обоснованно или нет. Я упустил единственный шанс стать полезным командиру "Наутилуса", прорвав завесу его равнодушия, но что более страшно, не оказал помощи человеку, который в ней нуждался. Возможно, я мог бы спасти его жизнь, а не валяться в кровати мёртвым грузом, споря о глупых материях с собственным сознанием... Теперь же всё кончено и ничего не изменить.
Мы вернулись на борт в девятом часу вечера. Стюард принёс ужин, но я почти не притронулся к нему - кусок не шёл в горло от мыслей, обуревающих меня. Я долго сидел за столом с пером в руках, собираясь внести в дневник несколько новых страниц, но так и не смог хотя бы начать писать. Словно голова разом опустела, оставив внутри черепа неприятную пустоту. И в этой пустоте я услышал рваный всхлип, словно рыдающий силой воли пытался подавить горе души.
"Капитан?" - прошептал я, тщательно прислушиваясь к далёким звукам. Прошлые обида и гордость растворились без следа, и всё, чего мне хотелось сейчас - утешить отчаявшегося человека в его потере.
Немо не ответил. Я знал, что его разум сейчас молчит и вряд ли понимает мои слова, потому решил обратиться к его душе единственным способом, который был мне доступен. Я вздохнул и мысленно запел.
Сейчас я меньше всего хотел думать, что делаю. Я просто раскрыл свою душу и надеялся, что он поступит так же. По крайней мере, со второго куплета он начал прислушиваться, а с третьего - негромко подпевать повторяющиеся строки. Народная баллада, которую давным-давно напевала мне мать, понемногу оказывала свой эффект; и в моменты, когда наши мысленные голоса сливались, я явственно ощущал все оттенки нашей странной связи, словно заново сплетающейся меж нами. Едва мелодия стихла, в соседнюю стену раздался негромкий стук, и я, молясь, что верно истолковал его, покинул свою каюту, аккуратно скользнув в смежную комнату.
Капитан Немо лежал в постели, наполовину укрытый одеялом. Лицо его было бледно, и даже желтоватый отсвет ночника не смог скрыть этого. В другой раз мне пришло бы в голову, что он болен, но сейчас, я точно знал, что единственным потребным лекарством от данного недуга станет общество близкого человека. Конечно, мне нельзя было претендовать на подобную роль. Но несмотря на негласный запрет, я постарался стать им в эту ночь.
Моя ладонь плавно накрыла его лоб. Жара не было. Обыкновенно, в этом человеке всегда было место жару, пусть и не тому, который интересует врача, но в нынешнюю минуту он походил больше на холодную скалу, нежели на спящий вулкан. Его внутренний огонь будто бы погас, в движениях не чувствовалось энергичной силы; и я приписал это к последствиям нервной усталости.
- Ночь хорошего сна, и Вы будете в порядке, - обронил я, не зная, как начать разговор.
Немо точно с неохотой приоткрыл свои прекрасные тёмные глаза и поморщился.
- Не все травмы на свете залечиваются компрессами и отварами, господин профессор.
- Именно поэтому я здесь, господин капитан.
Тот привычно нахмурился, но скорее удивлённо, чем сердито. С десяток секунд он пристально вглядывался в меня; затем развернулся ко мне боком и спросил:
- Вам не нравится, когда я называю Вас профессором, не так ли? Но отчего же - не каждый способен достичь заслуг, что честно достигли Вы.
- И заметить за внешним профессорским званием хоть что-то, кроме ума, тоже под силу не любому, верно?
Немо прищурился, садясь напротив. Потом вдруг вздохнул и улыбнулся краешком губ.
- Сегодня мне довелось это увидеть. Знаете, за последние трое суток я многое узнал о Вашем мировоззрении. И кое-что особенно поразило меня: Ваша научная компетенция удивительно хорошо соседствует с подвижностью души. Вы волновались, спорили, сочувствовали, наконец пришли сейчас ко мне, хотя могли бы спокойно спать в своей постели. Я начинаю думать, что рано счёл Вас посредственностью.
Видимо моё возмущение последним сравнением не преминуло отразиться на лице, поскольку он снова усмехнулся и произнёс:
- Будет Вам, не обижайтесь. Не Вы ли сетовали, что не можете прочесть мои мысли? Считайте, я внял просьбе и озвучил их.
Нотки иронии в его голосе неизменно задели бы меня, но лишь только смысл сказанного дошёл до моего осознания, я застыл, позабыв пустить встречную колкость. Возможность, предложенная мной ещё в позапрошлом месяце, на которую он прежде не давал ответа; тот мимолётный шанс, что я считал глупо упущенным - он ли это всерьёз?
- Капитан, - для верности произнёс я, пересёкшись с ним взглядом. - Вы действительно позволите стать Вашим другом?
Минуту мы просидел в молчании. Немо сверлил меня взглядом, я же настойчиво ждал ответа.
- Посмотрим, - наконец кивнул он. - Но не раньше, чем Вы ещё раз мне споёте.
Выдохнув с облегчением, я откинулся на спинку кровати, припоминая слова, звучавшие в наших сознаниях четверть часа назад. Но едва только решился повторить этот маленький ментальный фокус, как...
- Нет, господин Аронакс.
Капитан ловко отбросил одеяло, прошёлся по комнате и с достоинством уселся в кресло напротив.
- Я ведь поклонник исключительно живой музыки.