Люди любят путешествия. Такова уж наша природа, требующая наряду со спокойствием новых мест и впечатлений. Отправляясь в дорогу, мы желаем друг другу счастливого пути и надеемся, что впереди нас ждёт много занятных приключений, которые захочется вспоминать снова и снова.
Шесть месяцев плавания на "Наутилусе" казались мне теперь не просто путешествием в другой мир, но целой жизнью, полной открытий и неведомых прежде чудес. Впрочем, именно покорение Южного полюса и череда последующих событий навели меня на мысль, что каждая тайна имеет свою цену, и зачастую трудно предсказать её наперёд. Я учёный, и в общем-то мне трудно поверить в некий рок судьбы или ему подобное, в отличие от нашего канадца. А потому я склонен назвать захватившее "Наутилус" течение любопытным и досадным феноменом, но никак не проклятьем. Более того, долгих два дня с момента нашего пленения я вовсе не замечал сгущающихся туч: то ли привыкнув доверять острому уму капитана, то ли просто поддавшись беспечности. Как бы то ни было, на третьи сутки пришлось взглянуть неприятной правде в глаза.
***
Я проснулся от странного ощущения в груди: должно быть, неудачно повернулся во сне и нечаянно перекрыл себе воздух. Исправив положение, я, скорее по привычке, чем умышленно, потянулся к туалетному столику, нащупывая хронометр. Половина восьмого. Что ж, по крайней мере, сейчас не ночь и зевать от недосыпа потом не придётся. Сей факт, безусловно положительный, намекал на хорошее начало дня; однако что-то упорно мешало насладиться безмятежностью. Внезапный резкий зевок подсказал мне ответ - духота. Каюта, пусть и обставленная с большим комфортом, оставалась маленьким отсеком; в ней и раньше бывало душновато после сна, но мощные насосы "Наутилуса", обновляющие воздух при каждом всплытии, вполне справлялись с этой проблемой.
Мысль - яркая и безжалостная, как молния - поразила меня в ту же минуту. Я поднял взгляд на мёртвое окошко вентиляции и, наконец, понял, чего опасался капитан Немо всё это время. Воздух - вот, что неумолимо утекало от нас с течением времени. Живительный кислород, в отсутствие которого подводная лодка станет нашей могилой!
Как я мог быть так слеп, не замечая самой очевидной вещи? Как мог не понимать напряжённый взгляд капитана, который тот бросал на меня всякий раз, как я отрывал его от работы. На мгновение я даже пожалел, что так настойчиво отправлял его в постель, когда каждый час промедления в конечном итоге мог стоить нам жизни; но тут же мысленно укорил себя. От того, что командир "Наутилуса" падёт жертвой собственного упорства, спасение не станет ближе, а его самочувствие - я подозревал это - определённо ухудшилось за прошедшие суматошные дни.
Несколько минут панических рассуждений на тему "что делать?" не подсказали дельного решения. Я знал, что капитан и механики работают не покладая рук, что внизу, в машинном отделении стоит новая, почти оконченная батарея, но противный страх вновь и вновь неприятно скручивал живот. Что если они не успеют? Или сама батарея не оправдает себя в полной мере? За всё время заточения двигатели "Наутилуса" продолжали работать на половинной мощности, и это позволяло не уступать коварному течению относить нас на юг, но и не давало шансов вырваться из подводного плена. Толстая корка ледяного массива, преградив путь к поверхности, оказалась крышкой, наглухо захлопнувшей гроб сверху. Признаться, я не видел иного пути на волю, кроме прорыва напролом, и как только попытался задуматься об альтернативе, в сознании заскулила мысль, что всё это неважно и через несколько дней я в любом случае погибну, задохнувшись в разреженном воздухе субмарины. На секунду я малодушно поддался ей,но тут же вскочил и встряхнул головой в попытке прогнать лишние опасения. Я ещё жив, я пока могу дышать, рассуждать и действовать. И он может, а значит, не всё потеряно.
Размышления о капитане всегда вливали в меня новые силы бороться. В самом деле: разве этот человек не доказал, что способен бороться практически с любыми трудностями? Рядом с ним невозможное становилось реальным, а эфемерное осязаемым, так с чего я взял, что его план с новой батареей не удастся?
В дверь постучали, и я был счастлив отвлечься от тревожных споров с самим собой. На пороге стоял Консель. Обыкновенно, он приходил ко мне в это время и с привычной невозмутимостью предлагал свои услуги, но в этот раз его лицо казалось усталым и озадаченным.
- Что случилось, друг мой? Ты не в порядке?
Тот поспешно мотнул головой, но, поколебавшись мгновение, спросил:
- Господин профессор хорошо себя чувствует? У него не кружится голова?
- Нет. Слава богу, всё благополучно. Что-то случилось?
Он задумчиво наморщил лоб.
- Сегодня мы с Недом едва сомкнули глаз. Душно, как в джунглях перед грозой. Быть может, господину профессору известно, когда мы сможем освободиться и обновить воздух? - голос его чуть понизился. - И сможем ли вообще?
- Понятия не имею. Я задаюсь этим вопросом всё утро, но, боюсь, от нас троих здесь мало что зависит. Знаю лишь, что скоро у нас будет шанс вырваться, но насколько он велик, судить не могу.
Консель ещё раз обвёл глазами меня, каюту, снова меня, по-видимому, оценивая моё состояние; потом утвердительно кивнул и, сверившись с часами, поспешил к себе, пожелав напоследок приятного аппетита. Стрелки на часах отсчитывали девятый час, и вскоре должны были принести завтрак. После я собирался найти капитана Немо и расспросить его о ситуации. Быть может теперь, когда угроза обозначила себя в полной мере, он не станет скрывать от меня всех подробностей...
"Можете не утруждаться, профессор, - прозвучало вдруг очень отчётливо, отчего на миг показалось, что соулмейт стоит прямо за спиной. - Я ничего от вас не утаил. Я должен работать, так что не тратьте ни моё, ни своё время".
Иногда его холодность неприятно задевала. Несмотря на не так давно установившееся доверие, в эти дни он будто снова избегал меня. Возможно, моя настойчивая забота о его здоровье, вызывала раздражение и уязвляла его гордость, но поступать иначе я не мог: слишком хорошо я представлял последствия его упрямства, и они выглядели серьёзнее, чем моя навязчивость в этом вопросе. Немо не любил вмешательств в личный распорядок, словно нарочно делая его жестче день ото дня, а я, как врач и друг, не позволял ему лишать себя нужного отдыха. Раз за разом он язвительно отвечал на предложения сделать перерыв, расслабиться или на несколько минут оторваться от дел. Но самое удивительное - он всё же прислушивался к ним! И каждый раз глядя, как он уходит в свою комнату, я с облегчением вздыхал, радуясь, что мои слова для него не пустой звук.
Поэтому совершенно естественно было принять его сегодняшнюю отрешённость за очередное "я справлюсь без вас". И как следует поступать в подобных случаях, сомнений не возникало.
После завтрака я отправился бродить по "Наутилусу" в попытках встретить его командира, но так и не добился успеха. Зато в библиотеке случайно обнаружил того, кого совсем не ожидал.
- Вы ли это, Нед? Нечасто встретишь вас в окружении книг.
- А, господин учёный, - протянул застигнутый врасплох канадец. - Неужели вы наконец оторвали взор от капитана и вспомнили о своих друзьях? Ей-богу, теперь вместо разговоров с вами приходится читать эти бумажки.
- Так не читайте - кто ж вас заставляет.
- Скука, профессор. СКУ-КА! - он широко зевнул, мельком пробегаясь по названиям томов в дорогих переплётах. - Я-то думал, что знаю об этой паршивой дамочке всё! Помню, лет шесть назад наш "Громовой" затёрло в северных морях - не намертво, конечно - выбрались за пару недель, но насиделись на одном месте тогда знатно. Даром, что хоть занятие было - лёд подтапливать и долбить; а тут вообще, как неприкаянный слоняюсь. И ускорить никак нельзя, и заняться нечем. Вот и приходится убивать время всяким таким... бессмысленным.
- Книги не бессмысленны, Нед. Они приносят нам знания и удовольствие.
- Книги, профессор! - Ленд хмыкнул, беря в руки первый попавшийся роман. - Поймите меня верно: я знаю, что вы тоже за свою жизнь успели стать автором и продолжаете делать заметки сейчас; и я не осуждаю других учёных, что они поступают так же. Но и вы, и они пишете о том, что знаете и видели своими глазами. А вот это, - он потряс томиком в воздухе. - Как и большинство остальных книг здесь, не более, чем выдумки, пустая трата чернил и бумаги. В нашем кругу принято делиться историями из жизни и странствий - тем удивительным, что действительно с кем-то случалось. Никогда не мог взять в толк, зачем писать и читать о том, чего никогда не было? - речь его прервал очередной зевок. - Наверное, поэтому я не особо интересуюсь литературой. Но многим странным людям нравится упиваться иллюзиями. А некоторые, особо ненормальные - гарпунёр многозначительно кивнул на огромные ряды стеллажей вокруг, - Предпочитают эти иллюзии всему остальному миру. А потом удивляются - отчего этот самый мир к ним так не благосклонен? И обижаются...
Возможно, я бы с удовольствием продолжил дискутировать на эту тему, но в этот момент мимо приоткрытой дальней двери прошёл помощник капитана. Мгновенно в голове родилась идея, что он может направляться к капитану Немо и волей-неволей помочь мне найти его; потому я быстро распрощался с Недом, пробормотав какой-то незначительный предлог, и покинул библиотеку, стремясь нагнать уходящего. Старпом шёл по коридору, по всей видимости, в сторону машинного отделения. Около получаса назад я уже заглядывал в это помещение и никого там не обнаружил, однако капитан и его матросы умели быть неуловимыми - как знать, не пересечёмся ли мы сейчас? Погружённый в свои мысли, я и не заметил, как меня окликнули. Только когда голос собеседника прозвучал совсем рядом, я очнулся, обнаружив, что меня раскрыли.
- Are you chasing me, professor? Or maybe looking for capitan?
- Excuse me... I thought you're going to him.
- Well, you're right. Then don't go right after me - wait a little. Or he can understand you wrong.
Я кивнул, соглашаясь, и замедлил шаг: кто знает, как командир "Наутилуса" отреагирует, если его помощник приведёт за собой ненужный хвост, пусть даже этим незваным гостем окажусь я. Вскоре старпом отворил дверь технического отсека и вошёл внутрь, заговаривая на незнакомом языке - очевидно приветствуя собравшихся или спрашивая о чём-то. Вслед за этим послышался другой голос, в коем я без труда узнал капитана Немо. Он отвечал немногословно и, как всегда, уверенно - при иных обстоятельствах я бы легко проникся его спокойствием, но, увы: мысли его, доступные лишь нам двоим, были далеки от невозмутимости. И чем ближе я подходил к заветной двери, тем сильнее в голове звенело его явное напряжение. Очевидно, поглощённый своим занятием, он даже не заметил моего приближения, что случалось крайне редко. Только когда я осмелился заглянуть в приоткрытый отсек, Немо замолчал, не окончив фразы и недовольно оборотился ко мне.
- Что вы здесь делаете, господин Аронакс? Кажется, ещё утром я просил не беспокоить меня.
- Прошу прощения, если отвлёк, капитан. Мне просто хотелось взглянуть на новую батарею. Признаться, меня поражает, насколько быстро вам удалось собрать её. Вы позволите?
Пару секунд он смотрел на меня, раздумывая. Мысли его заскрежетали ещё пронзительней, отчего я непроизвольно потёр висок. Перехватив этот жест, капитан еле заметно вздохнул, отвечая:
- Батарея действительно готова, профессор; но необходимо провести несколько проверок, прежде чем подключить её окончательно. Если всё пройдёт успешно, мы попытаем удачу сегодня же вечером.
Невозможно описать, какое облегчение принесла мне эта новость! Долгожданное освобождение уже не казалось чем-то недостижимым, напротив: меня охватывало чувство торжества, точно бы до свободы можно было легко дотянуться рукой, не переживая более ни о чём. Уловив мой восторженный настрой, Немо с сомнением покачал головой. В несколько шагов он пересёк машинное отделение и задержался у двигателей субмарины, отдав несколько распоряжений на своём языке. Двое механиков тут же приблизились, разматывая какие-то провода и начиная подсоединять их, вероятно, для означенного тестирования. Я молча замер поодаль, наблюдая за их работой.
Конечно, я не был инженером или простым любителем техники. Вероятно поэтому то, что я видел сейчас сбивало с толку. Признаться честно, слово "батарея" ассоциировалось в моей голове с весьма небольшими элементами питания, которые нам демонстрировали ещё в годы студенчества. И оттого я, наверно, забыл, что для прибора размерами семьдесят на восемь метров и массой в тысячу триста с лишним тонн требуется нечто большее, чем пара пластинок Вольта в растворе соли. Сооружение, вокруг которого сейчас сновали механики было настолько внушительно, что в душу невольно прокралось сомнение: как Немо и его люди могли бы выплавить его в нынешних условиях да ещё с подобной точностью?
- Никак, господин Аронакс, - вслед моим мыслям ответил Немо. - Даже мне не удалось бы сделать это прямо под водой. Поэтому мы не трогали корпус - всего лишь заменили то, что невозможно починить, основываясь на исходных чертежах.
- Понятно, - кивнул я, сетуя на собственную недогадливость.
- Однако, - уже менее воодушевлённо добавил капитан, - Прежде чем праздновать, необходимо опробовать её в деле.
Он вновь что-то произнёс по-своему, его помощник замкнул контакты, и тестовая лампочка справа от нас слабо загорелась. Следующие пару минут Немо одну за другой произносил однотипные фразы, очевидно, приказывая увеличить нагрузку, и неотрывно наблюдал, то за светящейся лампой, то за ползущими вверх стрелками приборов вокруг. Наконец, удовлетворённо кивнув, он отдал последнее указание, и лампочка погасла.
- Вечером, господин Аронакс, - повторил командир корабля и, коротко поклонившись, вышел.
Весь остаток дня я не находил себе места от волнения. "Вечером", - сказал капитан и слова эти эхом отдавались в недрах сознания. Я верил в успех и старался не допускать мысли о возможной неудаче; однако странные сомнения капитана Немо озадачивали, невольно вселяя в меня беспокойство. Я пытался понять, отчего он так скептичен, и всяческие догадки раз за разом бросали меня от надежды к отчаянию и обратно, из-за чего к назначенному часу я совершенно извёлся от неопределённости. Друзья мои отнеслись к подобного рода метаниям совершенно спокойно. Консель, со свойственным ему хладнокровием, посоветовал мне не расходовать силы на абсолютно не подкреплённые доводы, а канадец и вовсе заявил, что в голове командира "стальной калоши" постоянно творится что-то необъяснимое и тратиться на его расшифровку не имеет смысла. Но всё-таки по лицам моих товарищей было видно, что они тоже рады скорому освобождению из-подо льдов - оно и впрямь было своевременным: ещё день-другой и все мы оказались бы в весьма плачевном положении, ибо запасы воздуха на борту неуклонно уменьшались.
Здесь, на крайнем юге, не было дней и ночей, поскольку вокруг на многие месяцы установилась полярная ночь. Не было их и в глубине, под толстой ледяной коркой океана. Единственное, что служило ориентиром в этом царстве тьмы, внутренние часы "Наутилуса", как и раньше, показывающие время по 24-часовому циферблату. Напряжённые сутки наконец близились к завершению. И я, порядком уставший от собственных эмоций, сидел за столом в своей каюте, приводя в порядок записи об отплытии с Южного полюса, набросанные в порыве опьяняющего восторга ещё до нашего пленения. Местами от текста так и тянуло поморщиться, и я поражался, неужели это мне, заслуженному профессору естественной истории, принадлежат те несдержанные строки? Благо, тогда никто ещё не выказывал желания прочитать мой дневник.
Наконец дело было сделано, и я удовлетворённо потянулся, замечтавшись о чём-то приятном. Но расслабиться по-хорошему мне не дали.
"Профессор Аронакс, вы заняты?"
"Очень занят - отдыхаю. Но для вас, капитан, я всегда могу сделать исключение".
"Другого и не ожидалось. Как вы отнесётесь к предложению побыть со мной в штурвальной рубке, покуда мы будем прорываться сквозь течение?"
Ехидство мгновенно оставило меня, уступив место удивлению.
"Почту за честь, капитан, но не буду ли я мешать во время столь ответственного плавания?"
Даже отсюда я мог услышать, как он усмехается.
"Это зависит только от вас, господин Аронакс. Не могу наперёд знать, пользу или вред вы принесёте, но готов рискнуть".
Я не нашёлся с ответом. Разумеется, я хотел последовать за Немо и безоговорочно принять его предложение, но что-то во всей этой идее смущало. Я решительно ничем не мог быть полезен в рубке - разве не следовало позвать кого-нибудь более компетентного в вопросах судна? Возможно ли, что таким поступком Немо просто хотел отблагодарить меня за поддержку подобно тому, как сделал это на Южном полюсе?
- Так что, господин Аронакс: вы согласны?
Обернувшись, я увидел капитана на пороге своей каюты.
- Когда вы успели...
- Я стучал, если вы не слышали, - слегка обиженно перебил он, скрестив руки на груди. - Теперь ответьте на мой вопрос. Вы пойдёте?
- Пойду, - я поднялся, решив действовать по обстоятельствам.
Мы шли молча и неторопливо. С некоторых пор быстро ходить по судну стало довольно трудно: от недостатка кислорода то и дело перехватывало дыхание, а голова нещадно кружилась. Несмотря на повисшее безмолвие и не слишком дружелюбное начало разговора, я не чувствовал никакой неловкости меж нами. Немо рядом тоже как будто расслабился, в мыслях его больше не звенело болезненное напряжение, что, безусловно, можно было счесть за добрый знак.
В незапертой рубке горел свет: очевидно, вахтенные только что покинули её и вскоре должны были вернуться. И каково же было моё изумление, когда Немо притворил за нами дверь и запер её на внутреннюю задвижку.
- Капитан? - неуверенно произнёс я. - Разве мы больше никого не ждём?
- А кого вам недостаёт, господин Аронакс? - в глазах его на секунду вспыхнули искры. - Вы, я, течение и "Наутилус". Все на месте.
- Но ваши люди... Я думал, вести корабль в таких необычных условиях в одиночку небезопасно.
Немо занял место у штурвала, сосредоточенно оглядывая путь впереди.
- Знаю, профессор. Но сейчас от них будет больше помех, чем пользы. В данную минуту никто, кроме вас, не сможет помочь мне, - он помолчал и нехотя добавил: - Ибо я всё ещё сомневаюсь в успехе дела.
- Да отчего же?
- А вы как думаете? - раздражённо отозвался он. - Никогда прежде мой "Наутилус" не подводил меня в ответственные моменты. А после случая с этой батареей я больше не могу безоговорочно доверять ему ни как инженер, ни как его командир. Вы даже представить не можете, каково это: утратить веру в то, на чём держится вся ваша жизнь!
Теперь я начинал понимать его. К счастью, причина страхов, не дававших покоя нам обоим, оказалась не столь объективна и реальна, как могла бы. Я по-прежнему силился уловить, зачем он позвал меня с собой сегодня, но точно знал, что должен сделать прямо сейчас.
Приблизившись к его напряжённой фигуре сбоку, я осторожно положил ладонь на его плечо и мягко прошептал:
"Успокойтесь, капитан. Сейчас у вас нет причин тревожиться. "Наутилус" - отражение своего гениального командира, и если вы действительно починили батарею - а вы сделали это, я видел - значит, он полностью исправен и послушен вам, как всегда. Ведите же его и всех нас на свободу".
Немо вскользь посмотрел на меня, еле слышно вздохнул и перевёл пару ближних рычагов. "Наутилус" тронулся с места впервые за прошедшие дни. Несмотря на то, что мы двигались против злополучного течения, скорость оставалась крайне мала. По-видимому, капитан не солгал мне насчёт недоверия новому механизму и решил запускать его со всеми предосторожностями. Что ж, в какой-то мере, в этом и правда был смысл. Ведь если б мы потеряли и эту батарею, наши шансы выбраться на волю живыми упали бы до нуля - запасные резервуары опустели ещё накануне вечером, и с каждым часом воздух внутри субмарины всё сильнее разрежался; в случае неудачи следующий день вполне мог оказаться фатальным для людей на её борту. Обдумывая эти невесёлые факты, я и не заметил, как "Наутилус" пошёл средним ходом, настойчиво вбуравливаясь носом в течение.
Вопреки переживаниям капитана Немо, всё складывалось вполне успешно. Упрямые воды вокруг слегка гасили скорость судна, но уступали его уверенному напору, позволяя продвигаться вперёд, хоть и довольно медленно. Однако вскоре мне снова начало казаться, что мы тормозим. Я обратился к спидометру, обнаружив, что "Наутилус" продолжает выдавать 26 миль в час, но тело более не ощущало движения вперёд, а ледяные глыбы за стеклом иллюминатора практически застыли. Мы настороженно переглянулись. Не сказав ни слова, Немо снова потянул рычаг, и стрелка прибора медленно поползла к 30, потом к 35. Пол и стены начали чуть подрагивать, откуда-то снизу доносился слабый гул двигателя, но подводная лодка едва тронулась с места.
- Итак, господин профессор, что будем делать?
В первую секунду я даже не осознал, что он обращается ко мне.
- Вы меня спрашиваете, капитан? Боюсь, я не самый опытный человек в подобных делах.
- Из нас двоих вы верите в нашу победу гораздо сильнее меня; плюс, треть нынешних суток вы размышляли о том, какими способами можно вырваться из ловушки - это мне тоже прекрасно известно, - безапелляционно отрезал тот. - И сейчас самое время поделиться со мной этими светлыми мыслями.
Сегодняшний день, конечно, принёс мне немало сумбурных моментов, но видеть капитана, так настойчиво желающего получить от меня совет... Я не был уверен, что скажу нечто гениальное, вполне возможно, он и сам обдумывал эти идеи, но я всё же кивнул.
- Хорошо. Насколько я понял по вашим рассказам, течение в этом месте переходит в резкую и бурную стремнину. Я считаю, что самым эффективным способом преодолеть трудный участок будет прорыв напролом с разгона.
Около минуты капитан молча обдумывал моё предложение. На сей раз мысли его не кувыркались и не создавали звона в ушах - скорее наоборот, они с усилием вытягивались в струны и впивались в смежное (моё конечно же) сознание, как острые лезвия. Я прикрыл глаза, мечтая прекратить это мучение, но упорно заставлял себя молчать, боясь отвлечь его от раздумий. Собственно, аналогичное состояние посещало меня и раньше: командир "Наутилуса" часто любил поразмыслить над чем-нибудь явно неприятным; в такие моменты его тяжёлые эмоции превращались для меня в подобие холодного оружия, медленно распиливающего голову по всем плоскостям. Но обыкновенно мы находились гораздо дальше друг от друга, отчего ощущения притуплялись; а вот сейчас я по-настоящему жалел, что не остался в своей каюте. Сзади послышался резкий выдох, синхронно кольнувший болью в затылок. Вдруг шаги раздались совсем рядом и мои виски накрыли прохладные ладони. Это было настолько неожиданно, что по телу пробежал сноп мурашек, а глаза сами собой распахнулись.
- Капитан...
- Тише, профессор. Вам нехорошо и вы очень бледны.
Бледен? Мне, напротив, казалось, что лицо начинает стремительно окрашиваться в алый... Пальцы Немо легко очерчивали контуры лба, щёк, подбородка, временами замирая, словно их хозяин сомневался, стоит ли продолжать то, что он делал. Я чуть отклонил голову назад, надеясь на нужное решение. На ухо мне тихо усмехнулись, и пальцы заскользили более уверенно.
- Подождите, профессор, - негромко проговорил Немо, наконец, оставляя меня.
Он снова развернулся к штурвалу и вернул один из рычагов в исходное положение. В тот же миг дрожание корпуса сошло на нет, позволив подводному потоку увлечь нас назад.
- Вы остановили машину?
- Вернёмся к началу пути. "Наутилусу" необходима полоса для разгона. Попробуем действовать из ваших соображений, - он помолчал, ещё раз окинул взглядом вид в иллюминаторах и вновь развернулся ко мне. - А теперь о вас, господин Аронакс. Вам стало легче?
Режущее чувство внутри действительно слабело, переходя в тупую пульсацию. Для верности пощупав лоб, я ответил утвердительно. Немо цепко и серьёзно оглядел меня с головы до ног и внезапно спросил:
- И часто у вас такое в моём присутствии?
Несмотря на произошедшую сцену, допросов мне сейчас совершенно не хотелось. Душный воздух вокруг и без того не располагал к пространным беседам.
- Капитан, если вы сейчас же не запустите двигатели, мы всё-таки вернёмся к полюсу, и второй раз уж точно не выберемся.
Немо нахмурился, отрываясь от созерцания моей фигуры и похоже вспоминая, что субмарина до сих пор откатывается на юг по воле течения.
"Между прочим, я не забывал это, профессор. Но не надейтесь, что так просто избежите объяснений в следующий раз".
- Пора, - добавил он уже вслух. - Держитесь за что-нибудь!
Покуда я оглядывался в поисках "чего-нибудь", капитан послал три коротких сигнала в машинное отделение, нажал пару кнопок, и субмарина резво ринулась вперёд. Стремительность хода застала меня врасплох, отчего я едва удержался на ногах, вцепившись в первое, что попало под руку, иными словами, в плечо самого командира.
- Аронакс, вы с ума сошли? - прошипел тот, опасно накренившись вбок. - Я что, похож на поручень? Отцепитесь немедленно! - корабль слегка тряхнуло и Немо вывернул штурвал. - Стоило один раз погладить вас по шёрстке, и всё - тут же повисли на мне? Хорош выбор судьбы!
- Ах, то есть теперь я виноват в том, что вы позвали меня сюда, выпроводили всех помощников, чуть не забили насмерть депрессивными мыслями? К вашему сведению это очень больно!
Мы приближались. Скорость взлетела до 50 миль в час, подводные айсберги проносились мимо белёсыми бликами. Немо, оставив попытки сбросить меня, до побеления стиснул штурвал. И вовремя: в следующую секунду мы почувствовали толчок сопротивления - "Наутилус" с разгона влетел в проблемную зону...
С роду я не волновался так, как сейчас! Где-то там впереди, за бесконечной завесой полярных льдов нас ждало свободное море, и всё внутри меня рвалось туда с отчаянием почти обречённого человека. На окраине сознания крутился колючий страх неудачи, но я быстро понял, что он исходит не от меня. В этот раз корабль преодолевал метр за метром гораздо увереннее, нежели в прошлую попытку - импульс разгона дал нам неплохое преимущество. Однако секунд через сорок от начала прорыва в рубку пришёл сигнал из машинного отделения: череда длинных и коротких звонков в странной последовательности. Немо нахмурился, оглядываясь на приборы.
- Что-то не так, - глухо произнёс он. - Двигатель чересчур нагревается.
- Но если мы отступим сейчас, то неизбежно погибнем! Мы ведь почти вышли, капитан.
- Профессор, рычаг передачи слева от вас. Вверх, быстро!
Не смея возражать, я исполнил приказ, почти не чувствуя, как пальцы хватаются за гладкий металл. Очевидно, это действие возымело эффект, ибо гудение внизу ослабло, а "Наутилус" значительно легче двинулся вперёд. Немо удовлетворённо тряхнул головой, констатировав:
- Не взяли скоростью, возьмём мощностью.
И это сработало! Спустя несколько бесконечных минут давление воды снаружи плавно пошло на спад. Подводный поток постепенно терял свою силу, поддаваясь напору механизмов. Похоже мы приближались к его оконечности. Ещё два или три резких рывка, и "Наутилус" вырвался из ловушки, как пробка вылетает из бутылки игристого.
Чёрт возьми, мы действительно вышли!
- Капитан, вы просто гений! - от радости мне хотелось обнять его и ни за что не отпускать.
Немо с облегчением вздохнул, отбрасывая со лба прилипшую прядь волос и опираясь на штурвал. Но его улыбка почти сразу исчезла, а мощная фигура метнулась к тому самому рычагу, что спас наше положение. Он попытался снова поднять его, но не тут-то было... Кажется, мой поспешный рывок оказался слишком неаккуратен, и стальную ручку заклинило.
- Профессор, помогите мне!
Я тотчас присоединился к нему, не вполне понимая, зачем это нужно.
"Нас может затянуть обратно. Надо перевести мощность обратно в скорость и уйти как можно дальше", - пояснил он, не переставая тянуть.
Вдруг, точно прорвав преграждающую запорку, рычаг занял прежнее положение, винт закрутился быстрее, унося нас прочь от смертельной опасности. А мы, освободившись от необходимости давить, разумеется, рухнули на пол. Точнее сказать, я рухнул на пол, увлекая капитана за собой, отчего его приземление оказалось мягче моего. На мгновение у меня остановилось сердце... Я думал, стоя рядом с Немо, я наконец ощутил его ауру в полном объёме, но это оказалось иллюзией, лишь частью того, что творилось между нами теперь. Наши сознания будто заново соприкоснулись, позволив эмоциям - уже не различаясь на свои и чужие - прорастать друг в друга. Несколько потрясающих секунд я чувствовал соулмейта так явно, как никогда прежде. Немо замер, наверное, тоже захваченный врасплох новыми ощущениями. Он продолжал лежать сверху, не делая попыток подняться, и взгляд его смотрел куда-то сквозь меня. О, как бы я мечтал знать, о чём он думает сейчас! Но увы, расшифровать его непонятные речи было невозможно. Наконец, он сфокусировался на моих глазах, мысленно прошептав:
"Это невозможно. Как же это...?"
Он всё ещё сомневался во мне. Всё ещё не хотел разрушить стену меж нами и доверить мне свою душу так же, как я доверял ему свою. Но связь, практически надломившая теперь этот барьер, воистину была чудом. Чудом, в котором я намеревался познать все грани, изучить все оттенки и возможности. Где в сознании проходит рубеж, стирающий границу между двумя людьми? Могут ли ощущения быть ещё ярче и реальнее? Или, может, всё из-за того, что я испытывал к этому человеку? Неважно. Сейчас я оставил все теории на потом, и просто поцеловал того, кого так сильно любил, утонув в новой вспышке удовольствия.
Прошла, кажется, целая вечность, покуда чужие губы шевельнулись и слабо ответили мне. Но не успел я толком насладиться долгожданным моментом, как Немо разорвал поцелуй и сел, отрешённо глядя на моё разочарование. Я вздохнул и приготовился выслушать всё, что он думает о моём поведении, но он продолжал молчать, не только не гневаясь, но будто поражаясь произошедшему. Неловкое молчание грозило затянуться, но тут корабль сильно тряхнуло, отчего мы едва не скатились на правый иллюминатор. Капитан мгновенно очнулся от раздумий и бросился к рулю. Я поднялся следом и посмотрел, куда он указывал, чувствуя, как нервы сдают в очередной раз.
"Наутилус", оставленный на минуту без управления, на полном ходу врезался в ледяную корку, протаранив её насквозь, и застрял в полупробитой полынье. Никогда ещё я не видел звёздное небо с такого ракурса! Немо похоже ситуация не слишком озадачила - он поспешно дал задний ход. Винт закрутился в обратном направлении, и субмарина вновь исчезла под водой, окончательно разламывая ледяные глыбы вокруг. После чего торжественно всплыла на поверхность, распахивая люк.
Четверть часа спустя, когда мы с капитаном, наскоро набросив меховые куртки, стояли на палубе, наслаждаясь свежим бризом, я почувствовал, как тяжёлая усталость последних дней окончательно покидает моё тело. По тёмному небосводу вновь плясали языки южного сияния; палуба, не успев просохнуть, быстро покрывалась инеем; а я, сам того не заметив, начал дрожать от холодного ветра. Но в тот момент жизнь снова казалась мне самым великим даром из всех существующих.
- Всё-таки жить прекрасно... - проговорил я вслух, впитывая в себя дыхание полярной ночи. - И прекрасно то, что мы смогли выбраться оттуда.
Немо кивнул, не отводя глаз от танцующих небесных огней. Сомневаюсь, что мысли его оставались здесь, а не где-то в туманной дали. Ни иронии, ни привычной философии не слетало с его уст. Вероятно, спасительный прорыв измотал его. Ему следовало хорошо отдохнуть, благо теперь следить за этим нужды не возникало.
- Видите, - продолжал я тем временем, - Батарея оказалась полностью исправной, и "Наутилус", как всегда, не подвёл своего командира.
Капитан наконец повернулся ко мне и выпрямился.
- Да, господин Аронакс, вы абсолютно правы. С моей стороны, неразумно было проявлять неуверенность в собственном судне и занимать ваше время этим вечером. Что до всего остального... Право же, я всегда думал, что однажды мёртвый воскреснуть не может. А живым от мертвецов немного пользы.
Я понял эту пространную фразу, но путешествие по Антарктике не прошло впустую. Отныне я знал, что предчувствия Немо не всегда являются истиной, а значит и его предубеждения на наш счёт могли быть лишь плодом долгих заблуждений. Я чувствовал, что он больше не отвергает меня, хотя и не выбрал, как поступить. Я готов был дать ему время всё обдумать. Но стена между нами уже стала подобием прозрачного стекла, и кто первым решится бросить в него камень - дело шального случая.
***
Я перечитал последние несколько слов, улыбаясь самому себе. Рассказ о полярных приключениях подошёл к концу - впереди нас ждали новые путешествия, открытия и перемены. А покамест "Наутилус" пересёк границу плавучих льдов, направляясь к Атлантике.