Мне стало неловко просто так сидеть, пока остальные работали, так что я предложила Профессору переписать начисто его диссертацию. Он согласился, и я до вечера разбирала его записи, устроившись с краю стола. Жара как-то незаметно спала.
– Тучи, – бросил Профессор, на минуту подняв голову от книги, и я угукнула, поглощённая работой.
Небо чернело минута к минуте, вентилятор мы уже выключили, но всё равно в какой-то момент я почувствовала, что в сарафане зябко. Стоило уже признать, что тайфун добрался до Цзянсу.
– Так, польёт немного. Это даже хорошо, – с оптимизмом сказала я, глядя, как набухают тучи и всё сильнее разгоняется ветер, гнувший бамбук на склонах.
Вместе с бабушкой мы убрали со двора все вещи, которые могло унести ветром, и теперь в коридоре громоздилась башня из садовых стульев, а к стене, почти перегородив проход, были прислонены грабли и мётлы. Обычно я боялась ураганов, но теперь сперва забегалась, а затем вдруг обнаружила, что бояться нечего: ставни были закрыты, лампа мигала и её выключили, зажгли свечи; на плите шкворчала жарившаяся рыба, мы с бабушкой, все в муке, лепили сладкие пирожки, а Профессор снова вещал про своих императоров, заменяя нам сбоившее радио. В этом уютном мире дождей не существовало, как не существовало смерти, тоски, страха и хунвейбинов. Стоило подумать наперёд и догадаться, что долго такая идиллия не продлится, но что может быть глупее, чем думать наперёд?
– Сколько ты успела сегодня переписать? – спросил Профессор.
– Три или четыре листа, – призналась я. Это было неприлично мало, но я так старательно выводила каждый иероглиф.
– Можно я посмотрю?
Я стала вспоминать, куда их положила, пока мы бегали туда-сюда-обратно, и сказала, что, наверное, бросила бумаги у себя в комнате, когда закрывала там окно. Я собралась сходить за ними и стала искать, чем вытереть руки, но Профессор сказал, что сам принесёт, если я не против, и я легко согласилась, даже обрадовалась.
– На столе, – крикнула я ему вслед.
О письме для Чэн Лю на верху бумажной стопки я вспомнила, только когда Профессор кубарем скатился вниз по лестнице, споткнулся о грабли, обрушил стулья и выбежал на улицу. Я наскоро вытерла руки о юбку и побежала за ним, бабушка проводила нас удивлённым взглядом. Пока я разбирала завалы в коридоре, пока пробиралась к двери, моля всех богов о прощении или хотя бы о быстрой смерти, Профессор уже успел убежать довольно далеко и виделся теперь смутной фигурой: чёрные брюки, белая рубашка, чёрные волосы. Ветер сходил с ума, а эхо от окружавших Чуншуй гор делало его в три раза ужасней. Проснулись мои детские страхи, я чуть не нырнула обратно в дом – запереть дверь, зажать уши, зажмуриться; дождей не существует, и они не смогут мне навредить. Но Профессор ждал. Мне понадобилось несколько лет чтобы понять, почему он тогда опрометью кинулся прочь – на первый взгляд не скажешь, но этот человек полгода прожил в страхе, и страх выплеснулся наружу в виде звериного инстинкта бежать, бежать, бежать без оглядки. Но как он сумел найти в себе силы его перебороть, я гадаю до сих пор. Может, просто злился и хотел высказать мне всё в лицо.
Я неловко остановилась в пяти шагах, скованная облепившей колени юбкой, и не решалась подойти ближе, как будто боялась, что Профессор меня ударит.
– Прости! – из-за ветра приходилось говорить очень громко, я поминутно одёргивала волосы, лезшие в рот и нос, пыталась поймать их, задержать, но они снова и снова рассыпались и летали вокруг головы, словно щупальца спрута. – Я бы никогда его не отправила, правда!
– Не хотела бы отправлять – выбросила бы.
Пришлось признать, что звучит довольно логично.
– Я забыла, – честно призналась я.
– Чушь! – отрезал Профессор. – Я думал, ты...а ты такая же, как они! Чёртова хунвейбинка! Нет! Нет, ты хуже! Будь ты хунвейбинкой, тебя можно было бы хотя бы уважать за верность идеалам. А ты просто инертная, Чжоу. Ты как тот камыш у речной заводи – колышешься в ту сторону, куда ветер дует. Тебе сказали, что одно хорошо, а другое плохо, и тебе даже в голову не пришло проверить. Ты не злодейка и не героиня, ты просто никто!
В глазах у меня стояли слёзы. Чувствуя зарождавшийся в груди ком истерики, я бросила волосы и закричала, что есть силы, соревнуясь с бешеным ветром:
– Я просто пытаюсь выжить!
Он ничего не ответил. Посмотрел на меня со смесью жалости и презрения и ушёл куда-то в сторону океана. А я вернулась. Так всегда бывает: одни уходят, гордо подняв голову, а другие, кому повезло меньше, вынуждены возвращаться и разбираться с последствиями.
Наш старый деревянный дом едва был способен противостоять ветру. Красные фонарики над дверью хлопали так сильно, словно хотели убиться об стену. Но со временем ураган стих. А ночью я проснулась от того, что услышала, как застучали по подоконнику первые капли дождя.