Поезд в этот раз был тихим. Чжун Ли, по старым связям, достал билет на ночной рейс в полупустом вагоне бизнес класса. Тишина разбавлялась мерным стуком колес о стыки рельс, который, словно метроном, давал толчок к мыслям. Без наушника в правом ухе было невероятно одиноко и даже немного тревожно. Словно часть твоей жизни вырвали с корнем и выбросили на дорогу. Люмин никогда не считала себя зависимой от телефона или социальных сетей (у нее их, откровенно говоря, и не было почти), но от отсутствия информации хотелось выть белугой. И одновременно с этим, хотелось, чтобы этот поезд вез и вез ее всю жизнь. В этой капсуле нет Фатуи, Бездны, нет секретных документов, революции, нет предателей и друзей… Здесь нет Тартальи. И Паймон, конечно же, и Паймон…
Забывшись в тумане мыслей и мерном стуке, Люмин наконец-то провалилась в сон.
***
— Я переживала за тебя! — раздалось во всех колонках сразу, стоило только Люмин переступить порог собственного дома. В голосе Паймон магическим образом сочеталось беспокойство и обвинение, — У этого деда настолько древний телефон, что я не могла к нему подключиться! Я так давно тебя не виделааа.
— Ну все-все, монеточка, я здесь. Все ведь хорошо? Кости относительно целы, рука, правда, будет заживать еще две недели, — улыбаясь, проворковала девушка. Она тоже невероятно соскучилась.
— И все равно. Я даже не знаю, обижаться на тебя или простить, — хмыкнула Паймон, получив в ответ только звонкий смех подруги.
Все вокруг было как прежде, даже пыли не прибавилось. Открытый на две трети ноутбук, рядом с которым лежала непочатая коробочка нового телефона с гарнитурой. В холодильнике обновленные продукты, которые наверняка принесла Ноэлль, которая, по просьбе Паймон, делала тут недавно уборку. А вот глазурные лилии, оставленные на кухонном столе ровно по центру у стены, и сам телефон наверняка были присланы неким обожателем нелепых прозвищ. Уши Люмин слегка припекло, она наклонилась к светло-голубым лепесткам, вдыхая их легкий аромат. У него теперь своя история, не так ли?
— Чайлд был здесь?
— Здесь нет, — незатейливый ответ вновь напомнил Люмин о важности правильной формулировки вопроса, — Обивал порог пару дней назад, потом пересекся с Ноэлль, и та перенесла гостинцы в квартиру.
Улыбка сама собой появилась на лице. Он приходил, помнит о цветах и озаботился о телефоне. Мечта, а не мужчина, разве что Фатуи. И это было проблемой. Не только потому, что они, номинально, враги, нет. Но работа когда-нибудь точно разделит их, и тогда придется кого-то предать: друг друга или самих себя. Сможет ли Люмин разрушить свой замок до основания? А сам Тарталья? Господи, это ведь «кодовое имя», которым он назвался. Естественно, свои цели важнее метафорических общих! Или…
— Так и будешь тут стоять, меняя эмоции каждые семь секунд? Так много думать вредно для мозга, — съязвила явно ущемленная долгим молчанием Паймон.
— Но ты ведь думаешь все время! — рассмеялась Люмин, готовая в любой момент получить маленькую месть от подруги.
— У Паймон два мозга, они работают по очереди! — подхватил шутку совсем не обиженный голос в мигающей круглой колонке.
***
Люмин совсем не искала встреч. Совсем нет. Просто приходила каждый день в их кафе в их время. Возможно, в надежде, что предзакатное солнце, отражаясь в холодном чае, вдруг превратится в рыжую макушку и присядет на соседний стул. Люмин улыбнулась и, тихо фыркая от смеха, покачала головой от несуразности своих мыслей.
— И кто же заслужил столь высокий жест, — раздалось почти у самого входа слегка игриво.
— Стакан чая и закатное солнце, — не сдерживая радостного смеха произнесла Люмин. Пусть она и не искала с ним встреч, но как же она на самом деле его ждала!
Тарталья, мельком взглянув на небесное светило теплого рыжеватого цвета, опустился на стул напротив. В стакане уже потаяли все лимонные льдинки, осветляя напиток. Эти слова, такие же мимолетные, как цветы глазурных лилий, оставленные на чужом столе в маленькой уютной квартирке дальше по улице. Они оба улыбнулись, слегка смутившись то ли ситуации, то ли собственным мыслям. Тишина, наполненная солнечным светом и легким гудением голосов за соседними столиками, казалась невероятно уютной. Во взглядах мельком глаза в глаза, в легком подъеме уголков губ, — уже немного ехидном, словно лисьем жесте, — в мерном постукивании каблучка белых туфелек о пол. Вся их тишина. Все их ответы.
«Как ты?» в синих глазах, — и немного неловкое помешивание ложечкой в запотевшем стакане: «Лишь рука немного болит». «Все хорошо?» в неловкой попытке заправить золотистую прядь за ухо, — и откидывание на стуле с тихим фырком: «Никогда не чувствовал себя лучше!». «Можно тебя поцеловать?» в мимолетном взгляде и облизывании собственных губ, — «Дурак!» тычком белой туфлей по голени. Уютную тишину нарушила официантка, которая, наконец заметив нового посетителя, пришла поинтересоваться его выбором. «Одну горячую светловолосую принцессу, » — всем своим выражением и ярким взглядом на Люмин.
— Две радужные астры с собой. И счет, — отчеканила девушка, решая для себя, пнуть ли Тарталью посильнее или засмеяться. Официантка, не поняв атмосферы, покинула пару в смешанных чувствах.
— Что-то произошло? — немного издевался Чайлд. Действительно, ответить «твои мысли слишком непристойны» или «твоя шутка неуместна» в данной ситуации кажется даже смешным.
— Да так, подумала кое о чем.
Люмин сделала последний глоток из своего стакана и поставила его на край стола. Еще не начавшийся разговор, кажется, зашел в тупик. В такой обстановке сложно не забыть, как на самом деле обстоят дела. Своим обаянием Чайлд чем-то напоминал ей Кэйу, вот только если капитан считал своим долгом «соблазнить» всех вокруг себя (и лишь на Дилюке это не работало), то Тарталья весь свой потенциал реализовывал непосредственно на ней. Насколько глупо сравнивать своего бывшего парня и, возможно в каком-то исходе, будущего? Жаль, что Паймон, не выдержав третьего дня ожидания подряд, осталась в квартире разбираться с документами и, кажется, смотреть ромком. Морально готовится к романтическому настроению самой Люмин?
— Слышал, из-за Фатуи, у тебя пропали информаторы, — немного виновато усмехнулся Тарталья и потянулся к затылку в неосознанном жесте. Люмин, почему-то вспомнился Беннет, каждый раз почесывающий основание шеи, когда вновь случалась неудача, — Как насчёт одного Фатуи-информатора?
Это было похоже на шахматную партию, где каждый ход мог как привести к безоговорочной победе, так и разрушить даже саму доску. И если Люмин была королевой, то кем считать Тарталью? Загнанным в угол королем или самоотверженно бросающимся в бой ферзем? Сам Предвестник наверняка бы выдал какую-нибудь пафосную фразу на тему «все мы пешки в этом великом плане», однако девушка свою роль отдавать не станет никому. Даже Царице.
— Звучит как предложение руки и сердца, — сделала ход.
— Ну что вы, моя леди, — немного успокоился Тарталья, его поза стала более расслабленной, — Я лишь предлагаю встречаться. Пару-тройку раз в неделю. В тихих, граничащих с романтикой местах. В сугубо деловых целях, естественно.
Улыбка, которой одарил Чайлд, ясно давала понять, что деловых целей в данных встречах будет около 7%. Официантка поставила на их стол два лавандового цвета напитка в закрытом стакане из прозрачного пластика и счет. Оплатил его, разумеется, Тарталья. А Люмин была и не против — половину зарплаты оставила в этом кафе, пока ждала одного мафиозника.
***
Под осуждающим взглядом Тартальи на неловкие движения руки Люмин, было решено, что следующие две недели о работе ни слова. Время словно играло в салки с ними, то ускоряясь, то медленно шагая навстречу. Посиделки на кухне до глубокой ночи, прогулки по самым затаенным уголкам Обители, посиделки в кафе, просмотр фильмов на старом потрепанном диванчике, который вновь посоветовала Паймон. Все ее советы были всегда к месту, главное к ним прислушиваться. Как сейчас, например. Чайлд впервые позвал Люмин к себе. Девушка не совсем понимала, к чему готовиться. О чем можно подумать, а что будет уже перебором.
— Надень черное. Ему понравится, раскрывает твой… хех, внутренний мир, — кажется, голос Паймон был заигрывающий. Или Люмин стоит подумать о замене колонок.
— Но ведь тогда придется подобрать что-то темное, а это выбивается из твоего грозного плана. Да и вдруг до этого не дойдет…
— Пфф. Ты сомневаешься в великой Паймон? Там в шкафу твой любимый легкий свитер на два размера больше и ту классную синюю юбку, которую мы недавно купили!
— Я буду выглядеть как школьница, ты не думаешь? — то ли смущенно, то ли возмущенно проговорила девушка, все же вытаскивая нужные вещи из шкафа.
— НАДЕНЬ СНАЧАЛА!
***
Османтусовое вино немного кислит на корне языка. Немеют губы и Люмин приходится их слегка покусывать, чтобы вернуть чувствительность. Второй бокал дался намного легче первого, и Тарталья уже разлил остатки благородного напитка по бокалам. Получилось чуть больше трети, но открывать новую бутылку никто не спешит. Еще один легкий укус нижней губы прерывает положенный на хрупкий лепесток палец. Немного больно, но в остальном… очень даже мило.
— Зачем ты их кусаешь?
— Онемели, пытаюсь привести их в чувства. А еще язык, я могу немного запинаться, но мозг работает хорошо. Я не пьна! — немного медленно, чтобы точно выговаривать каждый слог, оправдывалась Люмин, все же запнувшись в конце.
— У меня есть способ поинтересней.
Он наклонился к ней близко-близко и поцеловал. Поцелуй вышел глубокий, выбивающий последний горячий воздух, смешанный с парами алкоголя, из легких. Зубы слегка покусывают язык и губы девушки и та, не удержавшись, смеется в поцелуй.
— Почему мне нельзя их кусать, а тебе можно?
Вместо ответа он поцеловал ее снова. Теплая рука коснулась щеки, заправляя длинную светлую прядь за ухо, чтобы покрыть поцелуями все оголенные участки кожи. Щеки, лоб, шея. Люмин зарылась пальцами в рыжие пряди, поглаживая, словно большого пса. С плеча медленно съехало бежевое плетение свитера, оголяя черную кружевную лямку. На секунду Чайлд отстраняется, вглядываясь в медовые глаза с расширенными как бездны зрачками.
— Хочется утонуть? — озвучила абсолютно банальную мысль, мелькнувшую в сознании Тартальи так явно, что отразилось на его лице.
— Кажется, я уже, — засмеялся в ответ на собственное, абсолютно слащавое предложение.
Скрестив руки спереди, Люмин снимает с себя свитер, открывая вид на великолепное кружевное белье без подкладки. Черные цветы оплетали лозами самые сокровенные участки, превращаясь к низу в тонкие эластичные ленты, оплетающие ребра. Комната наполнилась шумными вздохами, прерываемые мокрыми звуками поцелуев. Конечно, Тарталья хотел бы увидеть сие великолепие полностью, но суровый взгляд Люмин, когда руки опустились на хрупкие бедра, напомнил, что нельзя оставлять даму обнаженной одну.
Чайлд закинул руки за спину, стягивая с себя темную водолазку. Люмин на секунду задумалась над вечным — почему так разнятся способы снимать верхнюю одежду у девушек и парней? Дело это только в анатомии или просто в какой-то момент нам закладывается это знание? Философские рассуждения прервали сильные руки партнера, оставшегося лишь в одних белых трусах с сердечками. Юбка немного задралась, оголяя подвязки на бедрах Люмин, и только этот факт спас атмосферу, которую девушка непременно разрушила своим звонким смехом. Мальчик-купидон, только очков сердечек не хватает, право слово.
Тело мягко приземляется на кровать, голова слегка проваливается в обилие подушек. Да, кажется, сегодня романтика разбавлена неловкостью и звонким смехом. Или это алкоголь виноват? Юбка аккуратно снята, хотя за сохранность застежки Тарталья ответственности не несет. Однако с бельем парень не спешил. Оттягивал черные ленты, проводил пальцами по кружеву, вырисовывая на теле девушки каждый лепесток диковинных черных цветов. Люмин тихо постанывала от каждого прикосновения к еще более чувствительной из-за алкоголя коже. Губы горели, все так же отказываясь шевелиться. Словно в программе остались лишь две команды: целовать и стонать.
Она была очаровательна. То цепляющиеся за плечи, то зарывающиеся в рыжие волосы пальцы едва дрожали, выдавая волнение. Руки Тартальи нашли двухуровневую застежку бюстгальтера, сняли скрывающее кружево, словно легкую ткань, скрывающую шедевр. Он опустился чуть ниже. Прихватил губами один сосок, накрыв раскрытой ладонью второй. Грудь у прекрасной леди была ей подстать, аккуратная, упругая, легко ложившаяся в ладонь. Долго, в прочем, Тарталья на ней не задержался, его уже уверенно подталкивали к дальнейшим действиям. А он не любил разочаровывать дам.
Люмин все шептала его имена, так и не находя нужное. В этот момент отчаянно цепляющийся за крохи здравомыслия Чайлд отпустил ситуацию. Лучшая из всех вариантов, избранная самими Архонтами. Он опускается к самому уху своей собственной принцессы. Теребит языком сережку, чуть оттягивая зубами и чуть смеясь, выдыхая носом. И прошептал, едва касаясь губами горящей кожи, лишь одно слово. Слово, которое важнее всех предыдущих, которое говорит намного больше, чем все написанные когда-либо слова любви.
— Аякс, — прошептала девушка на пробу, когда руки Тартальи начали исследовать все новые участки кожи.
— Аякс, — как легкий вскрик, заглушенный ее собственным именем из чужих уст. Да, возможно, они не первые друг у друга, но это мгновение. Эти ласки, вздохи, проникновение в самую суть… они не испытывали ни с кем до этого. И вряд ли испытают после.
— Аякс, — легким, затихающим шепотом. Отразившимся в слипающихся глазах силуэтах. В теплой струящейся воде, в мерном дыхании. В сплетенных телах, согретых друг другом и теплым одеялом.
— Люмин.
В теплых объятьях, завтраке в постель и яркой улыбке в ответ. В жизни, которую, вопреки всему, они себе нарисовали.