Когда они превратились в это?

Ей бы хотелось верить, что в этом кто-то виноват, но это не так. Просто они никогда и не были настоящими - всегда оставались лишь фикцией, картонкой с напечатанные изображением счастливой семьи. Все встало наконец на свои места. Болезненная жестокая правда, которую они всю жизнь так старательно прятали по углам и закоулкам, вырвалась наружу и им остается пожинать плоды собственных стараний.

Фальшивые улыбки слепят своей ненатуральной белизной, позолоченные браслеты сверкают в ярком свете ламп, искусственный жемчуг с чьего-то замысловатого платья одиноко катается по лакированному паркету. Все это ненастоящее. Блики обманчиво дорогих люстр ослепляют, заставляя слезы выступить на глазах. Стас уверяет себя по-крайней мере, что они появились из-за этого, а вовсе не от прогрызающей внутренности тоски. Естественно, все эти камушки на люстрах подделка, обычное стекло. Как и все здесь они тоже пропитаны ложью сверху донизу. Ее тут так много, что невольно начинает крутить живот и подташнивать.

Стас поднимает взгляд на Влада и ловит себя на том, что попросту перестает дышать. В глазах напротив отражаются огни гирлянд, они яркими рыжими пятнами расползаются по бушующему синему морю, и Стасу в очередной раз кажется, что он в этом самом море тонуть начинает.

Редкие снежинки медленно кружатся в воздухе, выписывая пируэты, перед тем как упасть на мерзлую землю. Снежный покров постепенно окутывает весь город, забирая остатки власти себе - как бы местные дворники доблестно ни пытались зачищать улицы. Он выдыхает, прислоняясь к парапету, и поднимает голову, разглядывая светлое, не по-зимнему голубое небо. Для полного счастья не хватает только солнца.

Стасу от самого себя смеяться хочется и плакать одновременно. Какой же он все-таки непроходимый идиот. Но ничего с собой поделать не может. Внутри все воет от недостатка любви. Ему так хочется быть нужным, ему хочется быть для кого-то важным.

А с Владом он испытывает всю ту необходимую ему гамму чувств. Кто мог знать, что случайное знакомство обернется именно так? Но стоило им встретиться, пожать руки, как Стас понял, что пропал. При том пропал окончательно и бесповоротно.

В смелых фантазиях, посещающих его только поздними, одинокими вечерами, он думает о Стасе. Эти мысли вгоняют в краску, заставляют стыдиться самого себя - он не должен даже мечтать о таком.

Как можно думать о Стасе в таком месте, как эта прогнившая квартирка, и такому, как Влад?

Позорище.

Ветер треплет колосья степных сорняков, играет веточками низкорослых туй, шуршит сухой прибитой травой. Солнце слепит, как и всегда в это время года, припекает и зовет к воде. Стас болезненно жмурится, сводя брови и уговаривает себя остановиться. Он замирает на полпути, сжимая кулаки, и слышит, как хрустит оберточная бумага в руке. Букет обыкновенный - Стасу показалось неуместным приходить без всего. Еще хуже, по мнению мужчины, было бы прийти с парой вялых, полуживых гвоздик. Хотя, наверное, ему уже все равно. Конечно, ему все равно. 

Мертвым плевать на цветы, на угощения и на подарки.

Над головой трещит старая люминесцентная лампа, помигивая тусклым холодным светом. Звук мерзкий, раздражающий, так и хочется от него отмахнуться, как от жука назойливого. Только не получится ведь. Киса задирает голову, непрерывно глядя на источник шума из под челки, и думает, что не он главная причина этого треска. Это вовсе не сраная больничная лампа. Это его жизнь трещит по швам, летит в самые что ни на есть Тартарары. Причем почти с фанфарами, под адский грохот она катится на самое что ни на есть дно.

Сердце ухает прямо в пятки. Нет, не так. Сердце падает прямо на дорогой мраморный пол и разбивается вдребезги. Да так, что уже не соберешь, только растопчешь все эти осколки в мелкую крошку. И все. Нет и не было у тебя ни сердца, ни души. 

Его мелко потряхивает, к горлу подступает тошнота. Он просто поверить в это не может. Не может такого быть. Такого просто не может быть.

Влад раньше, не привыкший к подобным проявлениям чувств, отскакивал в сторону от испуга, неловко краснел и принимался торопливо оправдываться. Стас тогда мягко на него смотрел, терпеливо выслушивал сбитые фразы и принимал таким, какой он есть. Он никогда не давил и не настаивал на своем. Он всегда был понимающим. Теперь же Влад наслаждается нежностью и лаской, сам послушно поддается каждый раз. Он не сдерживает рваного вздоха, когда по коже, вслед за движениями Стаса, разбегаются табуны мурашек.