Янтарные лучи расползаются по комнате, заполняют каждый угол, уподобляясь сладкому липовому меду. Соблазн вернуться в развороченную постель, представляющую из себя старый скрипучий матрас со сбитым в общую кучу бельем, возрастает с каждой секундой. Гена сопротивляется изо всех сил и старательно себя крепким кофе пытается реанимировать. Он с громким хлюпаньем отпивает из дымящейся кружки и прислоняется к выбеленному подоконнику. От ужасающей горечи лицо парня едва ли не перекашивает. Гена мычит неразборчиво, замечая, что от гадостного напитка не только вяжет на языке, но и глаза распахивает. 

Хоть какой-то позитив. 

Гена не может отпустить гибель отца. Или отец не может отпустить Гену, то и дело навещая в кошмарах?

Ночь. Тишина. Пустота. Оглушительный ливень. Парализующий страх.

— Страшнее всего становится в тот самый момент, когда понимаешь, что больше не осталось сил бороться. Ледяные волны отчаяния накрывают тебя с головой, но из них не выбраться. Тогда ты позволяешь себе наконец расслабиться, захлёбываешься и тонешь, — еле слышно шепчет Стас. — Именно этого я и боялся — утонуть.

Костя опускает голову и утыкается взглядом в старую стеклянную рюмку, купленную на блошином рынке за бесценок. Прозрачная жидкость на самом дне катается одинокой капелькой, ловящий тошнотворный желтоватый отсвет потолочной лампы. Он сжимает рюмку в трясущихся пальцах - неприятная деталь, которую он обнаружил совсем недавно, - и подливает еще водки. “Для меня все одно - самогон, я по водочке,” - вспоминает он, в один присест опрокидывая в себя содержимое. Костя уже даже не вздрагивает, тянется только за заветренной горбушкой бородинского и кидает в сторону коридора взгляд исподлобья

Редкие снежинки медленно кружатся в воздухе, выписывая пируэты, перед тем как упасть на мерзлую землю. Снежный покров постепенно окутывает весь город, забирая остатки власти себе - как бы местные дворники доблестно ни пытались зачищать улицы. Он выдыхает, прислоняясь к парапету, и поднимает голову, разглядывая светлое, не по-зимнему голубое небо. Для полного счастья не хватает только солнца.

Бушующее синее море так и тянет к себе, заманивает своей необузданной красотой. Поет для нее, исполняя только им двоим понятные песни. Оксане невольно думается, что это проделки какой-нибудь сирены, которая ее хочет в свои сети загнать, да утопить. Честно? Она и не против будет.

Хэнк просыпается в холодном поту. Странное давящее беспокойство сжимает грудь в тисках, не позволяя сделать ни вдоха, ни выдоха. Предчувствие подступающей беды с головой накрывает, погружая в бездну отчаяния. Кажется, словно через мгновение земля разверзнется, поглотит дом и целый город в придачу, стирая с лица земли все следы его существования. Потолок перед помутневшими глазами кружит вертолётами, а кровать не даёт ощутимой опоры, будто затягивает на илистое болотное дно.

Жаркое лето вступает в свои права. Как всегда отвоевывает себе по праву большую часть года - в их регионе жара стоит уже с начала мая. Палящее солнце обжигает открытые плечи, рассыпает веснушки у ребятни на носах. Духота заставляет всех жителей Приморска обливаться потом, сметать с полок все прохладительные напитки, какие им только могут предложить. Кажется, даже в тени редких кипарисов можно свариться заживо. А с моря так и веет спасительной прохладой, манящие волны завлекают, гладят разгоряченную зноем кожу. Хочется остаться в воде навсегда и больше не вылезать.

на периферии сознания хмельного-отуманенного припоминает, что отрубилась на тротуаре, себя не контролируя. Однако, Гена ей улыбается — широко и открыто, настолько наивно-искренне, что сомневаться в нём совершенно не хочется (тем более на пьяную голову), так что Оксана лишь в ответ улыбается, поближе лицо разглядывая. Волосы у Генки совсем курчавые, взлохмаченные, меж зубов щербинки, а выглядит он таким живым-всамделишным, что любоваться хочется и потрепать его по косматой голове, такого милого.