Он смотрит на непритязательные бутоны, валяющиеся в раковине, и мысленно ненавидит их, самого себя и причину их возникновения. Только такой неудачник, как он, мог вот так вот влюбиться в собственного мучителя.

У Влада трясутся колени, пальцы, да и все тело в целом. Влажные от пота руки соскальзывают с бортиков старой раковины и бестолково скребут ногтями по керамике. На глазах выступают предательские слезы, которые он слишком уж торопливо (для того, кто находится в полном одиночестве) вытирает вместе с соплями и слюнями. И крапинками брызнувшей крови.

Из окна льется молочный, практически белый свет. Но если поднять взгляд на окно, то можно утонуть в утомляющей серости. “Слишком много серого,” - думается ему. Он пытается медленно моргнуть, но не слишком, иначе надсмотрщик напротив решит, что он вот-вот заснет или отключится. А ему новые вопросы не нужны. Вопросы здесь постоянно превращаются в проблемы. 

Он этого заслуживает, как никто другой. 

Рауль одергивает себя и продолжает подъем, пока не останавливается у ограждения, через которое легко перемахивает под адский звон задергавшейся сетки. Привычный звук должен бы успокаивать, но сегодня он вызывает только новую волну тревоги. Ему чудится, что даже она пытается пригрозить, запугать, прогнать прочь. “Не суйся сюда, здесь тебе больше места нет,” - шепчут звенья на сетке, хотя Рауль прекрасно понимает, что это говорят его внутренний голос и чувство вины. Нет у него больше никаких вариантов, только этот старый, никому ненужный маяк. Одинокий в своем несчастье, как и он сам.

За одной рюмкой следует вторая, потом третья и уже вырисовывается четвертая. Телефон все надрывается и надрывается, на Рауля сыпется дождь из смс. Он не выдерживает и просто отключает телефон на моменте, когда видит краткое и емкое “Отец” на экране.

Не хватало еще этого.

Стоя с ножом у своего горла, я пыталась понять, что именно сделала не так. В какой момент моя жизнь свернула не туда, что теперь и вовсе рискует оборваться по вине какого-то психа. 

Страшно не было. Было больно смотреть в глаза отцу, который наверняка начнёт винить себя в смерти единственной дочери.

— Страшнее всего становится в тот самый момент, когда понимаешь, что больше не осталось сил бороться. Ледяные волны отчаяния накрывают тебя с головой, но из них не выбраться. Тогда ты позволяешь себе наконец расслабиться, захлёбываешься и тонешь, — еле слышно шепчет Стас. — Именно этого я и боялся — утонуть.

Редкие снежинки медленно кружатся в воздухе, выписывая пируэты, перед тем как упасть на мерзлую землю. Снежный покров постепенно окутывает весь город, забирая остатки власти себе - как бы местные дворники доблестно ни пытались зачищать улицы. Он выдыхает, прислоняясь к парапету, и поднимает голову, разглядывая светлое, не по-зимнему голубое небо. Для полного счастья не хватает только солнца.