Пожалуй, это есть в самой человеческой природе — априори видеть себя несчастной жертвой. Насколько бы много человек ни имел, стоит какой-то детали исчезнуть или испортиться, и вот уже воздетые к небу руки, выражение библейского страдания на лице и отчаянный крик «Господи, за что? Почему я?»
Ольга Павловна Наумова на протяжении всей сознательной жизни верила, что вместо того, чтобы стенать и просить, падая ниц перед неведомым всесильным исполнителем желаний и молитв, нужно просто работать. Не щадя себя, видя конечную цель и к ней шагая по битому стеклу, а не строить воздушные замки и верить, что проблемы решатся сами по себе лишь потому, что ты вежливо попросишь. Эту мысль она транслировала всем, от своего мужа до коллег, вещала с кафедры лениво растёкшимся по партам студентам, для которых вот уже восемь лет читала лекции на истфаке МГУ.
Ольга верила, что её карьера и семья есть награда, давшаяся ей потом и кровью. Верила, что в свои сорок два имеет право на спокойную и счастливую жизнь, за которую давно расплатилась. Вот только судьба что-то явно пересчитала в тайне от неё, однажды постучавшись за долгами.
Окончательный диагноз её Рите поставили совсем недавно, в пятнадцать лет. Наумова успела объездить всех российских и половину зарубежных кардиологов и иных специалистов, до тех пор, пока хватало преподавательской зарплаты. На все виноватые извинения и отказы только махала рукой, не позволяя себе сидеть на месте и обиженно плакать, причитая о несправедливости жизни. Рите лить слёзы тоже не позволяла, хватала дочь в охапку и везла дальше, искать решения у других. Вот только находиться оно отказывалось. Бесконечные отечественные специалисты, чопорные немцы и услужливые евреи слились в одно многоликое нечто в белом халате, с разведёнными руками и сочувствующим голосом. Даже текст она успела выучить почти дословно. «Ольга, поймите, это дистрофическая стадия, мы здесь бессильны. Мой вам совет, просто будьте рядом со своей дочерью, пока есть время, а не пытайте девочку постоянными передвижениями».
Когда стало совсем тяжело, Риту пришлось положить в больницу. Нанимать сиделку в образовавшихся условиях было слишком дорого, а оставить работу Наумова не могла. Муж Владимир, на чью помощь и поддержку Ольга рассчитывала, эмоционального давления не выдержал, уйдя искать тепла у чужого домашнего очага. Женщина быстро заметила перемены в поведении, отстранённость и поздние возвращения, начавшиеся после объявления диагноза. Сама инициировала их последний разговор, назвала супруга трусом и велела уходить. Тот не сопротивлялся, собрал послушно вещи и покинул их квартиру, оставив на столе обручальное кольцо.
О ситуации в доме Ольга никому не говорила. Всё так же исправно ездила на работу, вела лекции и по всей строгости принимала зачёты, общалась с коллегами, даже находила в себе силы справиться о том, как дела у других. Слушала чужой лепет о насущных бытовых проблемах, смотрела в захлёбывающиеся слезливыми причитаниями лица, вежливо кивала и молчала. Сразу после работы ехала в больницу к дочке, отвлекала её от капельниц и проводов по всему телу, читала вслух работы студентов, которые проверяла, держала в пальцах тонкую руку и целовала прохладный белый лоб своей прекрасной сильной девочки. А по вечерам, вернувшись в огромную пустую квартиру, садилась на пол в прихожей и беззвучно рыдала, вцепившись пальцами в волосы.
Про чудотворный Спас-Прогнание под Архангельском Ольга узнала от стереотипно выглядящей пенсионерки с тростью и в цветастом платке. Та сидела рядом с Наумовой в приёмном покое, общалась с какой-то другой старушкой и с жаром рассказывала про волшебный монастырь. Ольга особо верующим человеком никогда не была, болезнь дочери прийти к Богу её тоже не заставила. Женщина была убеждена, что в религию ударяются лишь от большого отчаяния, в тщетных попытках снова обрести потерянную надежду. Ольга сдаваться не собиралась, даже крошечную церквушку при больнице уверенно игнорировала, хотя несколько раз сердце наполняло желание зайти и помолиться. Но слова старушки из больницы о чуде почему-то засели в голове.
Говорить про истинную причину поездки Ольга не стала никому, включая дочь. В университете сказала, что хочет взять нескольких студентов вместе с собой в небольшую экспедицию к Соловкам. Благо, преподавала она на кафедре истории России до начала XIX века, и вопросов её просьба ни у кого из коллег не вызвала. Хотя саму Ольгу мучили сомнения. Голос у женщины, с которой она говорила по телефону, был странный, как у робота. Почему разрешалось приехать только группой не менее четырёх человек, Наумовой так и не объяснили. «Такие правила» — вот и весь ответ. Ольге подумалось: она уже в том положении, что готова играть по чьим угодно правилам, если сумеет выиграть у жизни здоровье Риты.
На последней паре в семестре женщина объявила об экспедиции своим студентам-четверокурсникам и предложила трём желающим поехать с ней. Первой, что её совсем не удивило, вызвалась Алиса Калугина — круглая отличница по её предмету, да к тому же староста их группы. Ольга время от времени видела в бойкой девушке себя, и не знала, к добру это или к худу. Двумя другими её попутчиками стали Антон Скавронский и Никита Мельников, Наумова знала их как закадычных друзей ещё с первого года обучения. Не сказать, чтобы юноши проявляли какое-то явное неуважение к её предмету, но и прилежными студентами их тоже назвать было нельзя. А так будет повод нарисовать обоим хорошие баллы в ведомости и не дать по глупости вылететь. К тому же, судя по томным взглядам, которые Никита бросал на Алису, участие в поездке одного из студентов было подкреплено ещё и личным мотивом.
Впрочем, вникать в межличностные отношения между своими студентами Ольга не слишком хотела. Прямо сейчас её интересовала только замаячившая на горизонте надежда.
***
Высадили их на станции без имени и названия, на наличие цивилизации указывал только ларёк в отдалении, с низу до верху обклеенный листовками и объявлениями. Пока Антон у неё за спиной шёпотом материл ушлую проводницу под шикание Алисы, а Никита провожал взглядом стремительно сбегающий от них поезд, Ольга рассматривала гигантское розовое облако, простиравшееся над лесом вдали.
— На вату сахарную похоже, — выдвинул своё предположение Скавронский, поправив лямку подозрительно звякнувшего рюкзака.
Восхищённые нотки в голосе студента Наумова проигнорировала. Вид, несомненно, был очень красивый, но у женщины почему-то вызывал лёгкую тревогу.
— Ольга Пална, а как монастырь-то тот называется, про который вы говорили?
— Спас-Прогнанье, — ответила она Алисе, — Скавронский, сигареты убери. Ты думаешь, я не вижу?
Антон, только что попытавшийся выудить из кармана пачку, тут же воровато спрятал её обратно. Некоторые люди просто неисправимы. Ольга пробежала по юноше взглядом и снова отвернулась, выискивая в зарослях бурьяна машину, которая должна доставить их на место.
— В монастырь поедем не сразу, остановимся в Топях.
— Где, простите?
Ольга вздохнула. Интонация была абсолютно идентична той, что она слышала на лекциях предыдущие четыре года, если Антон не понимал сказанного своей преподавательницей с первого раза. То есть почти постоянно.
— Деревня такая. В паре километров от самого монастыря, жить будем там.
— М, понятно.
Машины не было ни через десять минут, ни через пятнадцать, ни даже через полчаса. Ольга всерьёз начала думать, что всё было лишь разводом, от красивого сайта до механического голоса в трубке. Только тот факт, что оплату заранее не просили и вообще ни слова не сказали о цене, не встраивался в сюжет с мошенничеством.
Стали пробираться от станции к дороге. Проезжая часть была скрыта за плотными рядами старых сосен, но кому-то всё же удалось услышать звук мотора и шорох шин по асфальту. За уезжающим грузовиком никто бежать не собирался, так что коллективным решением остались на месте ждать другой машины.
Грязный серый опель начал замедляться где-то метрах в десяти от них. Парни вскочили, принялись окрикивать водителя и махать руками, выходя на середину дороги. Стекло с натужным скрипом опустилось, и к группе высунулся бочковатый мужичок в пыльной футболке и с жидкими волосёнками на блестящем черепе. Сальные глазёнки на пропитом, алом лице с вопросом ползали по ним взглядом, будто ожидая. Остановились на неловко переминающейся Алисе, а рот при этом разрезала неприятная улыбка, обнажая подгнившие жёлтые зубы с чернеющей щербинкой.
— Извините, вы нас до деревни не подбросите? — обратилась Ольга, отвлекая внимание деревенского пропойцы от своей студентки.
Тот оглянулся на женщину немного растерянно и попытался приосаниться, колыхнув шарик пивного пузца.
— До какой?
— Ну, до Топей, — включился Никита, пожав плечами.
Деревенский поизучал их ещё пару минут, после чего великодушно ткнул волосатым пальцем назад.
— Ну давайте, прыгайте.
Всю поездку Ольга молчала. Разглядывала пролетающие мимо деревья, пока студенты негромко переговаривались с водителем. Тот с интересом спрашивал их о цели поездки, о том, кто они и откуда, роде занятий, друзьях и семьях… Наумова против воли стала настораживаться ещё сильнее.
— Спасибо вам большое, что подобрали, — произнесла Алиса, провожая сосны за заляпанным окном, — А то мы бы этот трансфер до конца дня на станции прождали.
— Какой такой трансфир? — нахмурился водитель, глянув зеркало заднего вида, и тут же вернулся к дороге.
— Ну машина, которая до монастыря довезёт, нас встретить должны были.
От Наумовой не укрылось то, как мужик резко напрягся от последней фразы, а на опухшем лице проявилась тревога.
— Так вас забрать должны были? — спросил он чуть ли не в испуге, оглядывая всех своих пассажиров через плечо.
— На сайте написано было, что должны довезти, но никто не приехал по итогу, — ответила Ольга в замешательстве.
Водила занервничал ещё сильнее, вцепился покрепче в руль и дальше поехал молча.
Машина внезапно для всех затормозила у развилки. Асфальтированную дорогу на перекрёстном пути сменяла грунтовая, коричневой змеёй извиваясь куда-то за деревья. Ольга взглянула на покосившийся указатель с двумя надписями: «Мудьюга» и «Топи». Деревенский не стал ни глушить мотор, ни даже убирать руки с руля, только двери разблокировал.
— Вылазьте давайте, — Ольге на автомате захотелось его поправить.
— Чё такое, мы ж не доехали, — подал голос Антон позади, разглядывая в окно указатели.
— И не поедем, — ответил водитель, тревожно поглядывая на грунтовую дорогу, — Тут выходите, до Топей по этой дороге пешком минут тридцать, не заблудитесь.
— Уважаемый, ну довезите, чего вам, трудно что ли? — Скавронский не унимался.
— Я сказал, вещи свои забирайте и идите, я дальше не поеду, — упёрся деревенский.
Ольга никак не могла понять, что так сильно пугало водилу в перспективе заехать в деревню. Однако внутренний голос посоветовал не спорить с ним и просто отправиться дальше.
— Ладно, пойдёмте, — вздохнула она, открывая дверь и покидая машину. Студенты, пусть и с большим недовольством, последовали её примеру.
Машина сорвалась с места в ту же секунду, как хлопнул багажник. Мужик даже в зеркало заднего вида не глянул, улепётывая от них, как от пожара.