Аллея лежала в тени мягких деревьев, окруженных пушистой зеленой кроной; женщины покинули чистенькие кварталы богатых горожан, вернулись на оживленные, шумные проезды, переполненные прохожими, даже снова заглянули в окна той кондитерской, на крыльце которой недавно развернулась сценка с бедным ребенком. Затем пришлось свернуть в дворик, спрятанный за широкими спинами потертых домов; здесь какие-то женщины меланхолично стирали белье прямо на собственных порогах и переругивались, обсуждая удушающую погоду. Абрис настороженно озиралась и боялась шагу ступить от своей проводницы, Ворона же в этих краях чувствовала себя куда увереннее, чем на вылизанных богатых аллеях. Люди здесь были грубоватые, но искренние в своей злобе и открытые в своей радости; на солнце грели бока одичавшие кошки, какая-то собака тыкалась носом в выстиранное белье, и женщины отгоняли ее криками; в крошечных клочках земли, случайно затесавшихся между крылец и выложенных камнями дорожек, росли вялые помидоры и сероватые кустики базилика и мяты, и их ароматы сливались в тяжелый, но приятный сердцу запах дворика Хрустальной. А на углу прямо в земле были выдолблены три узкие ступени, почти невидимые из-за грязи и пыли, и вела эта чудо-лестница к дверям в полуподвальное помещение, на которых висел крупный, но открытый замок, больше подходящий для какого-нибудь амбара.
— Нам сюда, — Ворона схватилась за обе створки двери и потянула на себя, открывая проход, едва достаточный для одного человека. — Моя старая знакомая держит эту чайную, так что ничего не бойся.
— Ворона, а ты точно уверена, что нас там не убьют?
— Убьют? Скажешь тоже! Это сколько же убирать придется!..
Чайный дом пах вовсе не чаем: все стены, все занавеси, пол и даже потолок пропитались пьянящими ароматами специй и приобрели красновато-коричневый острый цвет. Полы устилали старые, посеревшие ковры с густым ворсом, по которому безумно приятно проводить рукой, если позволит брезгливость; на стенах развесили металлические щиты, лютни, дудки, мечи и маски, все необычное, непривычное глазу, явно чужестранное и очень чистое, вымытое до блеска. На самом торжественном и заметном месте, прямо напротив входа, подвесили круглый золотой щит, служивший фоном для двух изогнутых ятаганов, спрятанных в позолоченные парадные ножны, украшенные узорами из крошечных алых рубинов. Оружие сразу же притягивало взгляд и уже не отпускало: можно было разглядывать узоры, как игру калейдоскопа, и при каждом взгляде рубины сложились бы в совершенно новое, уникальное изображение. Кайшил, уже научившаяся, что все самое интересное прячется наверху, замерла в дверях помещения с запрокинутой головой и несколько долгих минут разглядывала рубиновые ятаганы, раскрыв рот.
— Красиво? — уточнила Ворона, осматривавшаяся с видом хозяйки.
— Еще как! Это сабли?
— Ятаганы. А впрочем, я не очень хорошо рассказываю эту историю. Лучше послушаем мою подругу.
Подруга скоро появилась, вышла из скрытого за цельной бронзовой пластиной рабочего помещения с подставкой для благовоний в руках. В крошечный красноватый кувшинчик была воткнута палочка, подожженная и распространяющая пахучий, горьковатый дым во все стороны; Ворона задумалась о том, не вредны ли для беременных благовония, но подруга сама догадалась отставить кувшинчик в сторону и пойти встречать гостий уже без него.
— А-а, Ворона! — воскликнула она, уперев руки в бока; вместо привычного глазу Хрустальной платья она носила широкие брюки, подвязанные на лодыжках и талии широкими лентами, как панталоны, и удлиненную блузу, расшитую бисером, в которой совершенно терялись линии фигуры. — Давно ты нас не посещала.
— Была занята.
— Занята этой женщиной?
Имелась в виду Абрис; определенно, вопрос задавался с намеком на что-то интимное и неприличное, но Ворона имела знакомство с хозяйкой уже долгое время и привыкла не замечать подобное.
— Верно. Это как раз мой последний контракт, — заявила она как бы не понимая, в чем дело. — Нам нужно перевести дух. Есть свободные места?
Спросила со злой иронией — очевидно, места были, ведь вокруг царили тишина и запустение, хорошо прикрытые любовью хозяйки к уборке и порядку.
— Даже не знаю, но могу постараться что-нибудь придумать, — усмехнулась та, понимая иронию. — Я Галира, приятно познакомиться. Леди?..
— Кайшил, — представилась Абрис. — Ой, то есть, Эльзинор! Простите, я только что умерла и не успела еще привыкнуть.
Галира непроницаемо улыбнулась, давая понять, что уже ничему в этой жизни не удивляется, и любезно проводила женщин в уголок, прикрытый с двух сторон темными, непроницаемыми шторами. Когда-то на ткани что-то вышивали, но от времени все краски поблекли, слились в один сплошной темноватый багрянец, и лампа, поставленная на спрятанный за занавесями стол, бросала на ткани тревожные, глубокие тени.
Вместо стульев вдоль стен тянулись диваны с металлическими узорчатыми спинками и мягкими красными сидениями; Галира проводила женщин к ним и тут же испарилась, а Абрис немедленно воспользовалась моментом, сбросила туфли и прилегла на бок, не удержавшись от короткого, но очень усталого стона. Ворона могла сесть на второй диван, но вместо этого вытащила из-под стола низенький рыжий пуфик и уселась на него.
— Вы и правда давно знакомы с этой иностранкой, — заметила Абрис , глядя в потолок, расписанный красками. — У тебя такая же смуглая кожа, как и у нее, и глаза и волосы тоже черные. Вы из одного края?
— Мы давние подруги, — уклончиво ответила Ворона. Платье Абрис за время дороги разорвалось еще сильнее и окончательно пришло в негодность, и лоскуты ее подола теперь совсем не скрывали усталых отечных ног. — Не забудь спросить ее про ятаганы.
Поэтому когда Галира вернулась, прихватив с собой чай и несколько пирожных в узорчатой сине-красной миске, Абрис встретила ее крайне заинтересованным взглядом, и, хохотнув, Галира спросила:
— Что, история про ятаганы?
— История про ятаганы.
— С удовольствием! Да будет вам известно, эти два уникальных клинка, украшающие мое заведение, на самом деле подделка. Да-да, не удивляйтесь!
Абрис не сильно удивилась, ее больше интересовали пирожные.
— Точно такими же ятаганами когда-то пользовалась принцесса разбойников.
Абрис с интересом посмотрела на Ворону: женщину, иностранку, разбойницу и подругу Галиры, знакомую с историей клинков, но та тут же раскусила этот ход мыслей и расхохоталась:
— О, о, о, милая, спасибо, правда, но я и принцесса разбойников, это все равно, что ворон и ворона! Звучит похоже, но до чего же разные птицы.
— И это правда, ведь нашу Ворону от той женщины отделяют не только километры, но и годы! — провозгласила Галира, разливая по чашкам пахучий, бурый от специй чай. — Принцесса Разбойников держала в страхе весь Силатьел более тридцати лет назад. Торговцы, идущие на юг, предпочитали лучше заплатить ей подать, чем пытаться защититься. Если она желала чьей-то смерти, то по прошествии трех дней голова этого человека падала к ее ногам, и даже правитель Силатьела не смог стать исключением! Говорят, что каждый рубин, украшающий ее ножны, это чья-то пролитая кровь.
— О Горви, — выдохнула Абрис, принявшая байку уж слишком близко к сердцу. Галира передала ей чашу с чаем, но руки несчастной женщины тряслись так сильно, что Вороне пришлось помочь ей напиться.
— Конечно, были и те, кто не желал подчиняться Принцессе, но таких людей нашлось ничтожно мало, — продолжала Галира, лукаво наблюдая за тем, как Ворона подносила чашу к бледным губам Абрис. — Самым ярким из таких бунтарей был один разбойник, чье имя затерялось во времени, как и имя самой Принцессы. Мы будем звать его Демон, потому что и по сути, и по виду он был донельзя жуткий и демонический.
— Но все же оставался человеком, — на всякий случай добавила Ворона, опасаясь, что бедняга Абрис может еще сильнее испугаться от таких прозвищ.
— Это как посмотреть! Демон был неистов и могуч. Несколько раз он успешно разбивал отряды разбойников Принцессы, сумел даже умыкнуть у нее из-под носа часть добычи. На подобное уже нельзя было закрывать глаза! И поэтому Принцесса решила лично с ним сразиться. Они вышли друг против друга, она со своими ятаганами, он с мечом, и под пламенеющим небом Силатьела два полубога сошлись в смертельной схватке... Вот только стоило им приблизиться друг к другу, стоило Демону посмотреть в черные глаза Принцессы, как он влюбился без памяти и опустил меч!
— Что, вот так сразу? — уточнила Абрис с сомнением.
— Ну, да, прямо в тот же момент! Принцесса думала, что победила, хотела уже отсечь ему голову, но не смогла. Ведь он был демонически красив!
— Так себе из нее разбойница, если из-за красивого личика она теряет голову, — прокомментировала Абрис; Галире такие выражения определенно не пришлись по душе, а вот Ворона весело рассмеялась и отметила про себя, что история с собственным мужем многому научила леди Кайшил-Эльзинор.
— Ну, у нас в Силатьеле чувства быстро возникают. Ворона подтвердит, — хмыкнула Галира, перекинув все палки в подругу. — В любом случае, после встречи с Демоном Принцесса Разбойников решила выйти за него замуж и навсегда отойти от дел.
— Не может быть! Да ты шутишь?
— Она не была девственницей, конечно же не была, но Демон все равно великодушно согласился сделать ее своей женой. На заработанные за годы разбойничества деньги они купили чу-удесный домик в маленьком уютном городке, и Принцесса навсегда повесила свои рубиновые ятаганы над входом в дом, в качестве, во-первых, напоминания о том, что она не просто какая-то провинциальная женушка, а бывшая Принцесса Разбойников, а во-вторых как символ того, что отныне она будет жить мирной жизнью. В этом счастливом и благополучном браке у Принцессы и Демона родилось одиннадцать здоровых детей.
— О Горви, Горви!
— А мы, Силатьельцы, теперь частенько украшаем свои дома копиями рубиновых ятаганов, как символ, во-первых, нашей любви к мирной жизни, а во-вторых, нашей готовности в случае чего отстаивать себя с оружием в руках. Вот такая история! Принесу еще пирожных.
Абрис и Ворона синхронно посмотрели на мисочку и в смятении обнаружили, что все угощение пропало, а они и не заметили.
— Странная история, — пожаловалась Абрис, сложив руки на подлокотник дивана и опустив сверху голову. — Как можно было променять свободу и богатство на бесконечные, нескончаемые роды?
— Я не знаю. Я бы не смогла, — призналась Ворона, осторожно касаясь ее раздутых от отека ног и несильно сжимая. С такими лодыжками Абрис далеко не уйдет. — Но, наверное, она очень сильно полюбила Демона, сильнее, чем любила богатство и кровь.
— Если бы я родилась разбойницей, а не приличной девушкой, я бы так не поступила.
— Никогда не поздно начать.
— Ну, на этот счет ты ошибаешься, — усмехнулась Абрис, смиренно и в то же время горько. — Должна же ты хоть в чем-то ошибаться.
Галира принесла еще пирожных, и Ворона, сама себя не понимая, при появлении подруги выпустила лодыжки Абрис из рук и даже отвернулась, будто смущаясь своей близости с этой усталой белой женщиной. Да еще и Галира так посмотрела, что мигом закипела кровь — лукавая дьяволица, она умела одним взглядом вогнать человека в краску.
Когда за ней опустился полог, Ворона молча, насупившись, вернулась к попыткам разогнать отек, но чувствовала на своей спине внимательный взгляд Абрис.
— Послушай, Ворона, — заговорила та, расправившись со второй порцией пирожных, — я вот в последнее время только и делаю, что слушаю какие-то истории. Истории твоих подруг, Принцессы Разбойников, безумные россказни моего бывшего мужа. А вот легенду о Вороне мне так и не рассказали.
— А нет никакой легенды, — Ворона думала о том, согласится ли Галира принести ванночку для ног, и сможет ли сама Ворона после выдержать напор глупых шуток на эту тему.
— Ведь ты же тоже из Силатьела. Это по тебе видно. Но ведешь себя как истинная уроженка Хрустальной, так что я поначалу даже думала, что ты внебрачная дочь какого-то дворянина. Расскажи мне, Ворона. Как ты попала в наш край? Как стала разбойницей?
Глянув через плечо, она увидела лицо Абрис, улыбчивое, бледное, и ее руки, сложенные на животе, державшие мисочку, в которой осталось одно последнее пирожное — щедрый дар, предназначавшийся разбойнице, согласной рассказать еще одну легенду.
— У меня истории нет, — повторила Ворона, невесть отчего решив заупрямиться. — Но вот помнишь ту птицу, которую мы увидели на твоей улице?
— Ту мозаику с фениксом? Ну?
— Это не просто мозаика. Это очень важное изображение, — отвернувшись, сказала Ворона. — И если тебе очень хочется послушать историю, я могу рассказать тебе о судьбе этой птицы.
Абрис заерзала, устраиваясь поудобнее, и бесцеремонно положила обе ноги на колени Вороны.
— Хорошо, я тебя слушаю.