Это оказалось в высшей степени странное знакомство. Мы не были представлены друг другу, не называли своих имён, но при этом знали их. За всё время между нами проскользнуло не более 20 фраз, и всё же я чувствовал себя неловко, словно моя жизнь больше не оставалась личным и неприкосновенным достоянием.
Странно и немного устрашающе, что этот человек, будучи моим соседом не более трёх часов, словно бы прочёл меня от корки до корки (по крайней мере, ощущалось это именно так). Очевидно, он обладал удивительной проницательностью вкупе с харизмой, и черта эта была столь же притягательна, сколь пугающа, ибо неловко сидеть рядом с тем, кто с лёгкостью может проникнуть в вашу душу, оставаясь сам наглухо закрытым. Каждый раз вспоминая его пронизывающий чёрный взгляд, я содрогался от мысли, какими насыщенными эмоциями он может быть наполнен и, наверное, меньше всего хотел пересечься с ним в неподходящую минуту.
В любом случае, после такого нервного напряжения и дополнительной порции материала для изучения меня всегда клонило в сон, и я засыпал порою на стуле, а, случалось, и прямо головой на книгах. Естественно, после такого почивания шея затекала и болела, отчего приходилось периодически разминать её во время уроков, что не укрылось от внимания однокурсников.
- Что с тобой, Пьер? - спросил потихоньку Бенетт, стоило мне в очередной раз запрокинуть голову назад. - Ты будто не спал всю ночь.
- Я готовился дополнительно, - отвечать приходилось осторожно, я всё ещё беспокоился, что кто-нибудь узнает о моём поступлении на факультет наук и, возможно, сочтёт это глупостью, особенно при нашей значительной нагрузке.
- Тебе бы отдохнуть. Последние дни ты сам не свой. Вчера видел тебя у мясной лавки, так ты на смерть был похож. Что не даёт тебе покоя?
- Да так, одна необыкновенная личность.
- О, - он подмигнул и перегнулся через проход. - Понимаю... Ну, и как зовут счастливицу, вскружившую тебе голову?
- Что? Да нет же! Я говорю, познакомился на днях с одним весьма интересным человеком. Сегодня после занятий мы снова пересечёмся, а я не знаю, как вести себя.
- А-а... - протянул Бенетт, видно о чём-то задумавшись. Потом очнулся и вздохнул. - Хорошо хоть, что не влюблён. Хватит нам и одного безнадёжного романтика, - он махнул в сторону Форена.
К слову, о Поле!
- Сегодня он странный. Даже не поздоровался со мной.
- Да ну его, - сосед ехидно фыркнул, подперев ладонью голову, - Преглупый случай: Жаклин, наконец, подмигнула ему в ответ, и он весь день витает в облаках от счастья.
Тут мимо прошёл профессор, и пришлось замолчать. И всё же пару минут спустя Бенетт снова повернулся:
- Умный, небось, этот твой?
- Не то слово. Я не знаю... Вроде бы он держится дружелюбно, но у него такой взгляд, что иной раз боязно глаза поднять - в одночасье к земле пригвоздит!
- У-у, как! - присвистнул тот от удивления. - Тогда будь поосторожнее. Париж - большой город, мало ли кого здесь можно встретить. Всякое в жизни случается.
Конечно, я не обижался на Поля - в конце концов у него впервые появилась надежда на взаимность, пусть и слабая, но всё-таки. Поэтому я не решился отвлекать его от приятных раздумий своими волнениями, пытаясь сконцентрироваться на теме лекции. Получалось весьма скверно: на улице стояла гнетущая жара, парной воздух едва насыщал лёгкие, а мысли то и дело возвращались к сегодняшней дискуссии. Какие вопросы могут предложить на обсуждение? Достаточно ли моих знаний для ответа на них? И закрепится ли за мной ярлык неудачника, если в первый же раз я проиграю в полемике? Как часто случалось в такие моменты, я точно разделился надвое, противопоставляя опасениям доводы рассудка. В итоге, за несколько часов перепалки с самим собой удалось привести достаточно доводов, что бояться вовсе нечего. Пока ещё я нигде не провалился, стало быть, всё в порядке.
В таком расположении духа я и приближался к Музею естественной истории. У входа стояла, по-видимому, группа моих однокурсников, некоторых я даже узнал в лицо. Внешне картина очень напоминала наш медицинский факультет на последнем перерыве перед важным зачётом; с той разницей, что собравшиеся не столько заполняли пробелы в знаниях, сколько напряжённо перешёптывались, поглядывая друг на друга. Пожалуй, чересчур напряжённо...
- Что случилось? - спросил я, подходя ближе.
Те с полминуты вспоминали меня.
- Ах, точно, вы наш новенький с заднего ряда. Надеюсь, вы хорошо готовы сегодня - удачи на всех не хватит.
При всём уважении к сокурсникам я едва сдержался от улыбки. Как будто результат зависит только от удачи, а не от подготовки! Разве только...
- Профессор так строго спрашивает?
Молодые люди переглянулись, и ближний наклонился ко мне, объясняя:
- Профессор Дюпен спрашивает вполне сносно, дело не в нём. Помните того иностранца, вашего соседа по ряду? Одного из нас в любом случае вызовут ему в пару. Не повезёт - и лучше сразу уходить домой. Господи, как вы только с ним сидите...
В голове всплыл образ Даккара, и я пожал плечами.
- Он показался мне неплохим человеком.
- Не скажу, насчёт человека - себе дороже с ним общаться, но оппонент он очень агрессивный.
- Понимаю... Однако ж наверняка правила дискуссии не позволяют оскорблять друг друга.
Кто-то рядом фыркнул, сдерживая ироничный смешок.
- Этот человек не любит подчиняться. Правилам в том числе. Но не переживайте: он способен выставить любого глупцом и посмешищем, не выходя за рамки приличий! Каждый раз из-за этого жуткого типа кому-нибудь приходится терять баллы и прилюдно сгорать со стыда.
- Нынче этим "кто-то" определённо буду я, - нервно усмехнулся другой, обмахиваясь тетрадью.
- Спокойно, Морель, это совершенно не обязательно. Нас тут двадцать человек, жребий может достаться любому, - мой собеседник вновь обернулся ко мне. - Словом, если молния всё-таки ударит, сделайте вид, что вам плохо и отпроситесь. Нам Дюпен в этом плане уже не поверит, а вы новичок и сможете сбежать.
Внезапно разговор пришлось прервать - появился сам объект всеобщего негодования, как всегда, опрятный, с гордой осанкой и по-видимому абсолютно равнодушный к зною, вымотавшему всех вокруг. Всю толпу в мгновение ока затянуло в холл здания, лишь я остался стоять, раздумывая над услышанным в последние четверть часа. Поравнявшись со мной, Даккар коротко кивнул в знак приветствия и, указав на часы, предложил поторопиться.
- Итак, господа студенты, начнём нашу проверку. Для тех, кто забыл правила научной дискуссии, напоминаю: ваша задача максимально раскрыть и убедительно доказать свою точку зрения, обойдя соперника в ораторстве и аргументации. Помним о культуре общения! Унижать оппонента и не давать ему высказываться - запрещено! Если вопросов нет, первая пара Жоффрен и Морель. Тема: "Сравнение практических классификаций живых организмов и учения Карла Линнея".
Я листал конспекты за предыдущие занятия, вскользь прислушиваясь, как один из отвечающих стремился убедить аудиторию в неумалимости заслуг великого учёного, тогда как второй неизменно стоял на пользе и практическом применении традиционных классификаций природного мира. Вскоре профессор признал победителем Жоффрена и отпустил докладчиков, вызывая следующую пару, потом ещё, и ещё.
Последние двое, очевидно, не были готовы к выступлению: то один, то другой часто запинался, повисало молчание, которое ужасно наскучивало моему соседу. Пользуясь замешательством оппонентов, он вставил сначала одну фразу, затем две, а после и вовсе не пытался скрывать своего разочарования в таком бледном ораторстве, что очень раздражало профессора. Наконец, терпению наставника пришёл конец:
- Садитесь, юноши, - сказал он, утирая пот со лба. - Придёте на пересдачу. А вы, месье Даккар, если уж так хотите поговорить, выходите к доске.
Тот невозмутимо вскинул голову и вышел, спокойно уточнив:
- Тематика?
Профессор недобро прищурился.
- С учётом такого багажа знаний вам, конечно, не составит труда раскрыть нам аспект, который мы не успели разобрать на лекции. Ваш вопрос: "Трансформизм и современные взгляды на него".
- А мой оппонент?
На несколько секунд мне показалось, что я оглох: все звуки из зала просто испарились. Студенты сидели не шелохнувшись, понимая, что записей по трансформизму - этому незнакомому большинству здесь понятию - ни у кого нет и подсмотреть, увы, не получится. Не говоря уже о том, с кем придётся сражаться. Взгляд профессора меж тем скользил по аудитории, отыскивая ещё не отвечавших.
- Быть может, вы, господин Мартен?
Названный опасливо глянул на Даккара и с тяжёлым вздохом начал пробираться из середины скамьи к проходу, как вдруг Дюпен передумал:
- Нет, погодите, мы же ещё не давали возможности проявить себя нашему новичку. Месье Аронакс, прошу вас к доске. Как вы вдвоём распределите роли "за" и "против", решайте сами.
Я вышел, ловя на себе сочувственные взгляды сокурсников и один заинтересованный - своего оппонента. Привычка изучать предмет на две темы вперёд, выработанная ещё на медицинском факультете, выручила меня и сейчас, так что, в отличие от присутствующих, вопрос полемики не вызывал во мне паники, но как начать выступление, идей совершенно не было.
Вдобавок, меня до сих пор не отпускало беспокойство по поводу сплетен о Даккаре и его манере вести дискуссию, и мне от всей души хотелось верить, что это лишь розыгрыш для нового сокурсника.
Даккар поймал мой растерянный взгляд и неожиданно подсказал:
- Позвольте для начала спросить, господин Аронакс, что вам известно о трансформизме?
- Трансформизмом называется система взглядов об изменяемости и превращении форм растений и животных под влиянием внешних факторов.
- Не кажется ли вам в данном случае странным понятие "превращения"? Ведь ни одно существо на планете не может измениться по мановению руки.
"Ещё как кажется. Но если я соглашусь с ним в ключевом вопросе спора, то непременно проиграю. Придётся пойти на отвлекающий манёвр".
- Разумеется, странно, если речь идёт о человеческой руке. Однако человеку не под силу менять коренные законы природы. Она развивается самостоятельно под влиянием внешних факторов и стремления к совершенствованию.
- Если вы подразумеваете под совершенствованием лестницу развития органического мира, то становится неясен механизм такой градации: ведь тогда, получается, всё стремится путём последовательных преобразований перейти на высшую ступень развития - стать человеком. И всё же, науке неизвестно пока ни одного случая, когда бы обезьяна обрела разум, не говоря уже о деревьях или червях, - произнёс мой противник и пристально посмотрел мне в лицо.
Тут я внезапно понял, почему.
"Он не ожидал такой реакции и повторил выпад, снова поставив каверзный факт напрямую - проверяет, был ли мой предыдущий отпор случайностью или частью стратегии".
- Отнюдь. Лестница эволюции... - тут профессор кашлянул, заставив опомниться, - Я имел в виду, лестница существ, о которой вы говорите, в целом подвержена изменениям в меньшей степени, нежели отдельные её представители. Хотя бы потому, что содержит их совокупность.
Даккар приподнял бровь, очевидно, исчерпав аргумент. В глазах его сверкали искры разгорающегося азарта.
- Вот, значит, как... - промолвил он, глядя на меня и явно думая о чём-то своём. Затем добавил: - Допустим, но не может ли в таком случае вид приобрести какие-нибудь негативные признаки, помимо положительных?
- Исключено, - чуть поразмыслив, отозвался я. - Ещё Ламарк утверждал, что все преобразования в организмах, происходят с чётко определённой целью, стало быть, не могут быть вредны*, - тут в голову пришла мысль, что самое время перейти от защиты к нападению. - Если угодно, можем рассмотреть эту данность на примерах.
За последующие десять минут мы обошли, наверное, все чучела животных в витринах, споря насчёт происхождения их признаков до тех пор, пока наш научный наставник обречённо не взмахнул руками:
- Довольно, господа, мы видели достаточно. Тема и аргументы раскрыты хорошо у обоих, - он встал, жестом указав на вернуться на места. - Однако, как я напоминал вначале, задача была обойти оппонента в ораторстве, а поскольку дискуссия окончилась вничью, ни один из вас не достиг этой цели и не получает высший балл.
Он шутит?...
- Но мы сделали всё, как полагается, я не понимаю.
- Господин Аронакс, - профессор утомлённо потёр переносицу, - Представьте, что вы совершили открытие и идёте представлять его на симпозиум учёных. Чем вам в данной ситуации поможет спор вничью? Ничем: ничья по своей сути ближе к проигрышу, чем к выигрышу, так как не позволяет добиться признания своей правоты. Здесь вы не сумели одолеть даже одного из своих сокурсников, а ведь там будет не один и не два более серьёзных оппонента. Делайте выводы.
***
Мы вышли из Музея под крупный прохладный ливень. Похоже за время занятия природе надоело плавиться под солнцем, и гроза после затишья всё-таки разразилась. Остальные студенты спешно разбегались по домам: кто просто так, а кто закрыв голову сумкой в жалких попытках сохранить в сухости хотя бы воротник. В другой раз я мог бы порадоваться долгожданной перемене погоды, но сейчас во мне не было ни участия, ни интереса к творившейся вокруг сумятице. Я стоял, чувствуя, как быстро намокает костюм, и глядел в небо, уже не разбирая, что за капли текут по моим щекам: то ли пресные - от дождя, то ли солёные - от острой обиды.
Вдруг тёплая ладонь успокаивающе погладила мои сжатые в кулак пальцы. Секунду спустя мне на плечи накинули плащ.
- Не переживайте так, Пьер. Вы замечательный научный собеседник; мне было очень приятно с вами общаться. Дюпен не стоит ваших волнений, - помолчав, он добавил: - Знаете, вы могли бы победить, если б не стали так увлечённо спорить: сегодня Дюпен в любом случае засчитал бы мне поражение. Но вы поддержали мою игру, невольно подведя себя под удар, и вышло то, что вышло.
- Вы прекрасно вели дискуссию от начала до конца и заслуживали победы не меньше, так что оба этих исхода равно несправедливы.
- Да, - в голосе Даккара проскользнула чуть слышная грусть. - Но поверьте, в жизни есть вещи намного несправедливее, чем заниженная оценка.
Я обтёр лицо платком и шагнул на мостовую, кляня себя, что не подумал взять никакой накидки, и прикидывая в уме, сколько раз можно успеть промокнуть до нитки, пока удастся дойти до своей далёкой квартиры. Мой собеседник неким невероятным образом вновь угадал мои мысли и почему-то улыбнулся:
- Если угодно, вы можете переждать дождь у меня. Здесь довольно близко. Думаю, вам не помешает выпить чаю и успокоиться, - он раскрыл широкий зонт, спрятав под ним нас обоих.
Не знаю, осмотрительно ли было соглашаться побывать в гостях у почти незнакомого человека, к которому, к тому же, все относятся с осторожностью и изрядной долей неприязни. Но осознание того, что я, возможно, первый, кому он это предложил, создавало ощущение доверия. Да и с каких пор двум молодым людям предосудительно провести время за беседой в уютной комнате!
Рассуждая об этом, я следовал за своим провожатым, отметив, что мы, на удивление, не свернули из центра города к району, где обычно студенты снимали дешёвое жильё, вовсе нет. Мы попросту прошли один квартал и остановились у большого красивого дома. Сердце у меня гулко стукнуло: в таком месте могли позволить себе обустроиться лишь весьма зажиточные люди. И мой знакомый, по-видимому, в средствах стеснён не был. Не обращая внимания на моё замешательство, он взмахнул рукой, приглашая идти на второй этаж.
Я ожидал многого, но реальность превзошла все ожидания. Комнаты действительно были просторными, но не это стало самым интересным, а поразительный контраст простоты и роскоши, которые, как мне представлялось раньше, абсолютно несовместимы. Иными словами, в комнате витал дух минимализма: не было ни одной лишней вещи, ни одной золотой безделушки, что приобретают обычно для выставления напоказ гостям своего статуса и состояния. Но при этом каждый предмет здесь выдавал утончённую натуру и характер своего обладателя.
Часть пространства около стены занимал камин с витой чугунной решёткой, на полу вокруг которого не виднелось ни единой крупицы золы; чуть поодаль располагался круглый шахматный столик на изящной ножке, возле которого на абсолютно равном расстоянии стояли два небольших кресла, обитых дорогой тканью строгой окраски. В противоположном углу находилась кровать под тонкой занавесью и книжные полки, заставленные французскими и зарубежными томами в алфавитном порядке. Другая оконечность комнаты заканчивалась дверью, ведущей, предположительно, на балкон. Ах, да! Ещё одна деталь: на стенах висело несколько великолепных картин, в коих я различил Рубенса, Гольбейна и, кажется, Тенирса. Не имею понятия, оригиналы это или качественные репродукции, но если первое, то страшно представить, какую цену они имели на аукционе...
Покуда я оглядывался, едва не раскрыв рот, хозяин апартаментов принёс две чашки с горячим чаем и предложил садиться.
- Благодарю за гостеприимство, господин Даккар, тут очень уютно. Вижу, у вас превосходный вкус к интерьеру.
- Приму как комплимент. Но знаете, иногда хочется выставить отсюда половину мебели и почувствовать простор помещения, а не его ограниченность и пределы. Эта комната изначально была шире, а вот теперь...
- Даже такая она больше моей, по крайней мере, в полтора раза.
Я отхлебнул согревающий напиток, ощущая прилив теплоты по всему телу, и произнёс, рассматривая клетчатую доску, изображённую на поверхности стола:
- Ну, надо же. Раньше я был уверен, что на шахматные столики доску с клетками ставят сверху, а оказывается, всё гораздо проще. Поразительно.
- Да, неплохо придумано. Вы играете?
- Нерегулярно. У меня почти нет времени на игры.
- И всё же они помогают расслабиться и привести мысли в спокойное русло, - Даккар извлёк из ящика неподалёку коробку с игральными фигурами и ловко расставил их на клетки.
- Давайте сыграем. Это позволит узнать друг о друге намного больше, чем простая беседа. Какими предпочитаете?
- Наверно, белыми. А вы?
- Мне всё равно, какими выигрывать.
- При всём уважении, самонадеянность однажды погубит вас!
- Прошу прощения, иногда я забываю о должном такте и равенстве в разговорах с людьми. Сплетни об этом ходят по всему факультету, вы и сами наверняка в курсе. Но привычки детства трудно оставить в прошлом.
Я заинтересованно слушал, пытаясь предположить, кому и для чего с ранних лет могли осознанно прививать принцип самовозвышения, надеясь получить зацепку о его происхождении, но больше Даккар ничего не сказал. И лишь минуту спустя, вернувшись из воспоминаний, он произнёс:
- Белые ходят первыми. Начинайте.
Не имею понятия, насколько хорошо он играет, но урок ему преподать стоит! Я неспешно потянулся и шагнул конём вперёд. Он улыбнулся краешком губ.
- В самом деле? Немногие начинают игру с этого. Вы продолжаете меня удивлять.
Чёрная пешка перепрыгнула вперёд, освобождая слона. В попытках понять его стратегию, я занялся другой частью доски, сделав отвлекающий ход наугад, но вместо ожидаемого появления слона противника вперёд выступил вражеский ферзь. И тут в голову пришла отличная идея: выманить его в противоположный конец поля и запереть короля Даккара в его же собственных фигурах, пока они остаются на местах. Сформулировав задачу таким образом, я приступил к её исполнению, но не тут-то было: мой соперник почему-то не стремился развести фигуры подальше от короля, но при этом кружил ферзём по всей доске, одновременно прорывая оборону белых и преграждая путь к цели. Впрочем, я тоже не отставал. Около часа мы пытались перехитрить друг друга, и за всё это время, будто нам в насмешку, не прозвучало ни единого шаха!
Несмотря на сложившееся превосходство в игрушечной армии, Даккар больше не усмехался - его цепкий взгляд тщательно проходился по бежевым и тёмно-шоколадным квадратам клеток, выискивая удачные комбинации; я же больше переживал за всё приближающийся проигрыш - последний раз я играл в шахматы около года назад с Лортье, притом не слишком удачно. И тут, когда рука соперника уже потянулась к ладье, оказалось, что ни она, ни остальные его фигуры не могут сделать ход. Ещё раз окинув взглядом доску, Даккар изрёк:
- Пат. Игра окончена, - потом взглянул на меня с некой долей восхищения и добавил: - Наша вторая ничья за день... Да, вы воистину достойный противник!
Дождь за окном давно кончился, начинало темнеть. Даккар проводил меня до двери, сверяясь с часами.
- Похоже, месье Аронакс, я задержал вас дольше, чем планировалось - вам ведь ещё добираться до дома.
- Всё в порядке. Я определённо не жалею об этом времени.
- Я тоже, - загадочно улыбнулся Даккар и негромко добавил: - Мне уже давно не было так тепло.
Улица засыпала после очередного шумного дня; отсветы редких фонарей отражались светлыми бликами в широких лужах. А я, не обращая внимания, шёл прямо по ним, глядя в расшитое звёздами небо.