Учебный год подходил к концу.
Говорят, время летит незаметно, если человек всецело поглощён делом, и тем не менее, я бы не рискнул утверждать, что совсем не ощутил его хода. Моя учёба и прежде отнимала много сил; с появлением второго факультета объём работы ещё более увеличился, но всё-таки я не жалел ни о чём. Были ли тому виной новые знания или растворившаяся без следа меланхолия - кто же знает? Главное, перспектива посвятить свою жизнь медицине больше не вызывала во мне неприятных сомнений. И очень кстати, ибо меньше чем через месяц мне предстояло покинуть стены Alma mater и купить свою первую практику, окончательно перейдя во взрослую жизнь.
Я не раз благодарил Поля за то, что он некогда удержал меня на краю пропасти, не позволив оставить медицину - теперь, спустя много недель я видел, как чертовски прав он был в своих уверениях. Бросать дело, не доведя до конца, не имело смысла, особенно если речь идёт о грядущем благосостоянии. Однако поглощённый поиском нового пути и представляя впереди светлое и приятное будущее, я забыл, что события не всегда складываются столь удачным образом. На тот момент я пребывал в счастливом неведении (или почти неведении) о сгущающихся над страной тучах и попросту наслаждался последними днями студенчества.
Впрочем, обо всём по порядку...
***
В пятницу на медицинском факультете царило необычное оживление. Сокурсники сновали между рядов, собираясь в группы и что-то горячо обсуждая. Любой увидевший это мог бы легко списать всё на сдачу экзаменов, но я знал: на этой неделе не назначено даже ни одного зачёта - и потому нетипичное волнение вызывало у меня интерес пополам с напряжением с той самой секунды, как я вошёл в аудиторию. К счастью, беспокойство было быстро прервано подлетевшим ко мне Беннетом.
- Слышал новость? В воскресенье в Королевской академии состоится показ знаменитой "Жизели"! Ты пойдёшь?
- Подожди, что? - от неожиданности мне не сразу удалось уловить смысл сказанного. - Какая ещё "Жизель"?
- Балет, Пьер, балет! - заявил он, глядя так, словно я свалился с луны. Вся культурная элита Парижа соберётся там - билеты достать неимоверно трудно, но некоторым из нас всё же удалось. Так ты идёшь?
А ведь действительно - как можно было забыть! Афиши пестрели напоминаниями об этом событии последние две недели, но, видимо, интерес к беспозвоночной фауне из последних лекций факультета наук оказался сильнее памяти. И вот теперь...
- Слушай, Жан, а билеты ещё остались, как думаешь?
- Лортье побежал выяснять это, должен скоро вернуться. Если всё получится, он принесёт на всю нашу компанию - да-да, не удивляйся: о твоей мнимой рассеянности мы не забыли.
- Спасибо.
Он весело подмигнул и уселся на своё место:
- Может статься, нам и удастся притулиться куда-нибудь с краю на стульчике.
Через пару минут в зал вошёл хмурый Лортье, и при первом взгляде на него стало понятно, что наслаждаться "Жизелью" нам придётся разве что в мыслях. На немой вопрос товарищей он лишь устало махнул рукой:
- Касса пуста, господа. Я сожалею.
Ну, вот и всё. Тяжело вздохнув, я открыл учебник, повторяя органы пищеварительной системы и воздействие различных ядов на них - не думаю, что наш профессор примет волнение о балете за оправдание плохого знания темы.
После занятий мы с Фореном вышли из здания вместе, обсуждая прошедшее занятие. Он по привычке болтал без умолку, высказывая собственные мысли по поводу нового материала. Его пылкие монологи редко требовали ответа от собеседника, так что я слушал в пол уха, не опасаясь попасть впросак.
- ...Только представь себе! Ведь, если этот старикашка не обманывает, кантареллу изобрели в разгар Средних Веков, и насколько же неразборчивы тогда были люди, чтобы не побрезговать применить этот легендарный яд для усиления мужского влечения! Эх, дикое, непрогрессивное время... - он умолк и посмотрел на меня, идущего рядом в полном молчании. - Пьер, что случилось?
Я вздохнул перед тем как признаться в своей глупой оплошности.
- Да так, всё думаю про воскресение.
- Ах, точно, мы же месяц назад договаривались сходить на "Жизель". Ну что, в каком ряду сидишь?
- В том-то и дело, что сидеть я буду дома.
Он остановился и удивлённо переспросил:
- В смысле как - дома?
- Я так увлёкся факультетом наук, что позабыл заранее приобрести билет. Удачно тебе сходить послезавтра.
Повисло молчание, во время которого Поль явно колебался, с укором глядя на меня. Потом он точно бы решился и, схватив за руку, отвёл в укромный проём между домами, прикладывая палец к губам.
- Не хотел, чтобы об этом узнал кто-либо из наших, не то завистников не избежать. Но тебе я доверяю. Смотри.
Его рука скользнула в сумку и вытащила целых два билета, на которых яркими золотистыми буквами значилось название балета и время начала представления!
- Поль, откуда? Постой-ка, - я взял один из листочков и рассмотрел внимательнее, - Да они же не просто в зал, а в главную ложу! Где ты их достал?!
- Да так... Один мой знакомый отдал, чтобы я мог попытаться пригласить на премьеру мадемуазель Тюссо, но, раз уж такое дело, милые дамы подождут - ты ведь мой самый верный друг.
- Ох, Поль, мне, право, так неудобно...
- Можешь не утруждаться на извинения. Я помню, как сильно ты хотел увидеть "Жизель", значит, так оно и будет, - Форен ободряюще хлопнул меня по плечу и, отдав заветный билет, направился к своему дому.
Совершенно растерянный таким поворотом событий, я стоял посередине улицы, думая о том, что только что сорвал близкому человеку свидание, но в то же время почти таял от осознания того, как сильно мне повезло испытать подобную дружбу.
***
Воскресение выдалось ясным и солнечным. Мы с Полем договорились встретиться на бульваре Сен-Жермен, возле лавки, где иногда покупали недорогие книги. Мой друг по обыкновению опаздывал, и мне пришлось смириться с этим, как мирится человек с неизбежным. Даже при том, что, зная его недостаток, я тоже задержался, мне всё равно пришлось ждать.
В попытках высмотреть друга в толпе, мой взгляд постоянно останавливался на стройной сливе на краю мостовой. Дерево будто сошло с японских гравюр, не так давно ставших входить в моду. Тёмные пластичные ветви на фоне заходящего солнца сильно контрастировали со свежей зелёной листвой, точно бы впитавшей закатные лучи. Я вновь чувствовал поглощающее душу спокойствие от красоты этого пейзажа, от всего природного цикла жизни. До недавних перемен я был точно зимнее дерево: сбросивший листья, не ощущавший более ни дождя, ни солнца, ни мороза. Жизнь, уплотнившись, ушла куда-то вглубь, не умерев, но терпеливо выжидая, чтобы возродиться с новыми силами. А до тех пор отрезвление сквозь научную призму обесцветило и обесценило чувства; мир стал пресен, будто распродажа старых вещей, утративших былой лоск. Но теперь же я снова вдыхал ароматы лета, переполняясь радостью. Снова стоял очарованный...
Наконец, я заметил улыбающегося Поля, который шёл ко мне. Я двинулся навстречу. Обменявшись приветствиями, мы быстрым шагом направились к театру. Путь предстоял неблизкий; прошло около четверти часа, прежде чем мы перешли на другой берег Сены и предстали перед величественным трехэтажным зданием в классическом стиле по улице Ле Пелетье. Театр был построен в весьма короткий срок: двенадцать месяцев, по проекту архитектора Дебре, и впервые распахнул свои двери в 1821 году. За последние годы он несколько раз менял название, и на данный момент значился Королевской академией музыки и танца.
Снаружи и не скажешь, что это ворота в совершенно другой мир, но, побывав внутри, осознаешь - человеческие чувства и эстетика не менее интересны чем наука. По моему скромному мнению, всё на этом свете интригует и захватывает, так как является частью одного целого панно, к сожалению, видимого в полной мере только Богу...
На это Поль сказал:
- Скорее уж это лишь эскиз к истинному панно, который утерян в груде таких же несовершенных эскизах-мирах, давно забытых Богом... Я правда ставлю под сомнение, что он когда-нибудь создал его. Какая может быть жизнь без движения эволюции, как бы некоторые ни отрицали её, без жажды совершенства и поиска истины? Представь себе мир, где всё известно и правильно. Что делать в нем? Ничего. Пустота. Смерть.
- Или Рай...
- Да уж, в эту крайность почему-то большинство стремится. Я бы лучше остался здесь. Золотая середина.
Друг усмехнулся, а я же вдруг спохватился, что за софистикой мы поднялись на третий этаж и подошли к нашей ложе. На мгновение я замер в дверях - показалось, будто впереди мелькнул знакомый силуэт - и тут же моя удивительная догадка подтвердилась. Обернувшийся человек оказался Даккаром. Если он и удивился мне, то ничем не выдал себя.
- Месье Даккар, какая неожиданная встреча!
- Взаимно, сударь, - он вдруг окинул очень внимательным взглядом моего спутника. Поль не остался в долгу и тоже пристально посмотрел на незнакомца.
Я тут же сообразил, что пора их представить. Обменявшись любезностями и рукопожатиями, мы, наконец, расположились на своих местах - странным и необъяснимым образом оказавшихся соседними. Меж нами повисло непонятное напряжение, а я будто очутился между двух огней, но неожиданно Форен сумел разрядить обстановку:
- Жаклин... Она тоже пришла, - счастливо улыбаясь, выдохнул он.
Проследив за его взглядом, я увидел её в противоположной ложе на нашем ярусе. О, что это была за девушка! Теперь я даже готов меньше подтрунивать над его поглощенностью этим юным созданием. Лицом она была схожа с Венерой Боттичелли, со светлыми глазами и мягкими чертами. Золотистые волосы падали густыми прядями ей на грудь; стан облекало простое и лёгкое розовое платье. Всё в ней дышало лаской и добротой: изящность движений, полуприкрытые веки...
Я так засмотрелся, что не сразу заметил рядом с ней спутника. Полностью противоположного ей. Он был хмур, весь в черном, суховатого телосложения. Нос его загибался крючком, крупные губы сильно выделялись на фоне впалых щек. Волосы отливали тем же цветом, что и у спутницы, но вились мелкими неряшливыми кудрями, не придававшими его виду аккуратности. Движения были рваными, он активно жестикулировал, пытаясь что-то доказать или объяснить девушке рядом. Она же внимала ему с милой улыбкой на губах. Неужели она могла предпочесть коршуноподобного типа моему другу? Я, преисполненный негодования, решил поинтересоваться об этом у Поля, который продолжал блаженно наблюдать за возлюбленной: знает ли он, кто его соперник.
Смешок слетел с его губ.
- Право, мне приятно твоё беспокойство, но это всего лишь её брат.
Я неверяще стал искать черты семейного сходства и, кроме оттенка волос, ничего не приметил. Возможно, совпадал ещё цвет глаз, так как из-за расстояния, разделявшего нас, я не мог его разглядеть. Внезапно, будто почувствовав интерес к своей персоне, мадемуазель Тюссо посмотрела в нашу сторону. Очевидно, заметив Поля, она со смущением улыбнулась и украдкой от брата помахала нам веером. Ну, всё: теперь мой друг будет временно недоступен для окружающих, наверняка отправившись в уголок своей души, именуемый "Жаклин", где, добавив новый знак внимания в свою сокровищницу, станет предаваться романтическим грёзам...
В это время свет в зале погас, и я обратился к сцене. С первого аккорда увертюра настроила на трагедию, а потом, словно извиняясь, мелодия успокоилась, будто море после бури. В действии же буря только зарождалась. Кого порождает маниакальная любовь? Отчаянных безумцев. Пытаться погасить их страсть - всё равно, что вылить стакан воды на горящее здание, в надежде устранить пожар. Только порой это пламя может стоить жизни. Жизни невинной девушки, как в этом балете. В антракте занавес опустился, раздались аплодисменты, а я до сих пор неподвижно сидел под впечатлением от финального танца, преисполненного предсмертной агонии. Сколько чувства!
- Браво! Готье был прав, когда утверждал, что её ноги отскакивают от мраморного пола, как две стальные стрелы. Фуоко прекрасно владеет пуантами, но всё же ей не достает утончённости и обаяния Карлотты Гризи. Как вы считаете? - Даккар обратился к нам с Полем.
- К сожалению, мы с моим другом не имели радости видеть Гризи в роли Жизель, - ответил я за двоих.
- Я хоть и не видел в исполнении знаменитой примы, но Фуоко достойно справилась со своей ролью, - отозвался Форен. На счастье, он не витал весь акт в облаках, как это часто бывало на лекциях.
До сего момента я всерьёз не задумывался, что будет с ним, если Жаклин не ответит взаимностью. Насколько я знаю, Поль чист телом так же, как и сердцем. Его, неискушённого любовью, впервые сильно взволновала женщина. Он даже признавался, что успел полюбить её душу - в чём я в тайне очень сомневался, ибо как можно познать суть другого человека, когда боишься хотя бы приблизиться и завести беседу? Друг начал писать стихи, изливая душу, так как молчаливое ношение чувств болезненно; потом решился отправлять (не без моего настойчивого убеждения). Только вот ответы он ревностно хранит даже от меня. И всё же, как наблюдатель этой драмы, я счёл, что Полю стоит сейчас же отправиться в её ложу - соседнее с девушкой место только что освободилось - и поговорить с ней. Преодолеть свою робость, одним словом. Она не Мадонна, чтобы коленопреклонно молиться на неё. В противном случае, более искушённый жизнью Казанова вполне может увести её. А Поль... Нет, я предпочту не представлять, как он воспримет это.
- Иди к ней, - прошептал я другу в самое ухо.
Тот вздрогнул и с широко раскрытыми глазами уставился на меня.
- Ты... с ума сошел. Я не могу...
- Да ты одуреешь от счастья, когда она просто с тобой поздоровается и ты поцелуешь её руку. Если она воспитанная девушка, ни с того ни с сего тебя не выставит. Да и брата её ты, видимо, знаешь.
С минуту на его лице отражалась внутренняя борьба, затем, не в силах ничего возразить, он кивнул и покинул ложу.
- Да вы оказывается, сводник, месье Аронакс, - с ухмылкой заметил Даккар.
- Называйте, как хотите, но мой друг заслуживает этого счастья, - я поглядел через зал, замечая Поля, склонившегося перед своей красавицей в приветственном поклоне, - И потом, был бы я действительно сводником, себя бы тоже уже с кем-нибудь свёл.
- Вы мечтаете о собственной семье?
- Да, но... Я ещё не встретил ту самую девушку. Я не могу, как Поль, влюбиться в очаровательный облик, не зная, что сокрыто внутри, да и пока ещё не готов заводить детей. Слишком часто я наблюдаю, как люди связанные узами брака мучаются всю жизнь от нежелания понять друг друга - людей, вступивших в брак из-за денег, связей или мимолётного увлечения; у которых почти нет общих интересов и уважения друг к другу. Их общение часто сводится к повседневным проблемам, а это не зарождает приятных эмоций. И по сути, каждый живет своей жизнью, оставаясь так же одинок, как и до встречи. Я абсолютно не желаю себе подобной судьбы и не ищу случайных связей. Не сочтите меня наивным, но я до сих пор мечтаю о той единственной, что будет не просто хозяйкой и украшением моего дома, а ещё интересным собеседником и сильной духом спутницей жизни.
- Пожалуй, последнее излишне, - собеседник неопределённо пожал плечами. - Разве не ваша задача, как мужчины и мужа, беречь её? И разве вы не сможете защитить её, коли на то будет повод?
Я вздохнул, не желая с ним спорить.
- Жизнь - непредсказуемая вещь, господин Даккар. Безусловно, в такой ситуации я постараюсь сделать всё от меня зависящее, но если в этот момент я не смогу быть рядом, она должна не бояться действовать сама. И потом, есть ещё кое-что. После окончания медицинского факультета мне суждено стать врачом: работа не из спокойных, как вы понимаете. Меня могут вызывать к пациентам в любое время суток или даже привозить их ко мне на дом. Не каждая женщина приемлет находиться - тем более, жить - в доме, через день пропитывающемся запахом медикаментов и чужой крови; не каждая смирится с регулярными созерцанием в родных стенах травм, от вида коих зачастую и мужчине может стать дурно. Я не заставлю избранницу делить со мной эту жизнь, иначе чем она сама на то согласится. Считайте меня глупцом или романтиком, но я бы не изменил этому убеждению даже, если бы мне предложили очень денежно выгодную партию. Последствия некоторых решений невозможно исправить, даже имея за спиной горы золота.
Едва закончив свой недолгий монолог, я отчего-то почувствовал стыд. В груди свернулось стойкое ощущение, что мой всегда суховатый и практичный собеседник сейчас укорит меня за последние слова. Однако он лишь молча стоял рядом, не одобряя и не высмеивая.
- Я не стану оспаривать ваше мнение, месье Аронакс, хотя и не разделяю его полностью. Однако, полагаю, у вас есть причины считать именно так. Как у всякого превосходно образованного человека, ваши критерии касательно будущей супруги выше, чем у остальных. Я верю в вашу искренность, но ваша трактовка любви совсем лишена эроса...
Я невольно ощутил жар на своих щеках и отвёл глаза.
- Наверняка это потому, что мне не доводилось испытывать его влияние. Порой мне кажется, любви смогут дать научную оценку через некоторое время.
- Только бы это знание пошло во благо, - подметил с грустной улыбкой мой собеседник. Я согласился.
Даккар не стал допытываться глубже, вместо этого он поинтересовался:
- Так чего же вы хотите от жизни, месье Аронакс?
- Не слишком многого, месье Даккар: возможность любить, быть любимым, получать знания, работать в своё удовольствие и, быть может, открыть нечто новое не только для себя, но и для других людей. И путешествовать... Да, пожалуй, так. Я не стремлюсь расписывать жизнь по пунктам, мне достаточно направления. А вы? К чему так упорно стремитесь вы?
Даккар молчал, глаза его ярко вспыхнули, губы сжались в тонкую нитку, и на мгновение мне показалось, что я коснулся какой-то непостижимой и сокровенной тайны этого человека, но спустя несколько секунд он заговорил как ни в чём не бывало:
- Возможно, того, на что решается далеко не каждый, даже будучи в сходном со мной положении, господин Аронакс. Не думайте, что я получаю образование из праздного интереса - однажды это поможет мне воплотить желаемое в действительность. Вот, наверное, и всё, что я могу вам сейчас открыть.
Несколько неловко было слышать эти недоверчиво-пространные речи от того, кому только что открылся сам, но делать нечего - вероятно, это действительно не моё дело. В конце концов я ведь даже не знаю, кто он, а, может статься, не узнаю этого никогда.
Тут раздался звонок, и зрители поспешили вновь занять свои места. Весьма неожиданно, но на месте Форена к началу второго акта оказался какой-то незнакомый мужчина, однако взгляд на противоположную сторону объяснил мне всё: там, в соседних креслах, сидели часто переговаривающиеся Жаклин и Поль. Девушка то и дело обмахивалась пышным веером из белоснежных перьев, а Поль, боясь лишний раз пошевелиться, сидел, выпрямив спину, и безотрывно глядел на свою возлюбленную, периодически отвечая на её вопросы. Похоже ему удалось сменять свой билет на место рядом с ней. Ну и хорошо. Конечно, брат мадемуазель смотрит на внезапного ухажёра с явным подозрением, но, по крайней мере, не спешит разлучать беседующую парочку. Авось, обойдётся.
Свет постепенно приглушили, и представление продолжилось.