В просторном доме Стюарта Далтона редко пахло домашней едой. Сейчас аромат пухнущего в духовке имбирного пирога с яблоками расползался по кухне и робко просачивался в гостиную с парой вторженцев. Слегка озадаченный и чуть больше недовольный Далтон сидел в глубоком винтажном кресле лицом к камину и гипнотизировал алую дольку апельсина в кружке.
— Так привлеките его в качестве консультанта, — он отхлебнул дымящийся чай с пряностями.
— Вряд ли согласится, — сидя на диване рядом с Рэем, Харрис держал руки на груди и в нетерпении, а может и от нервов, подёргивал коленом. — Судя по всему, парень дорожит своей приватностью.
— Ага, — в голосе шефа проклюнулся сарказм. — И поэтому я должен отдать вам документы.
Над кофейным столом повисло молчание, пока Далтон не перевёл взгляд настороженного питбуля на Рэя.
— Два дня как получил жетон, и опять голову в петлю. Жизнь тебя ничему не учит?
— Научила, сэр, — Рэймонд кивнул, не обманываясь его напускным спокойствием. — Но учитывая, что именно из-за этих бумаг я поймал пулю, — тут они с Харрисом переглянулись, и на миг колено последнего замерло, — было бы преступлением их не использовать.
— Уже и Харриса впутал, — сарказм Далтона сильнее резанул слух, и Рэй уткнулся взглядом в свои сцепленные пальцы.
— С понижением в должности головой отвечаю не только я. Не готов подставлять руководство, я пришёл за разрешением.
— Посредник, значит.
Молчаливый Харрис бровью не повёл, будто речь шла не о нём. За стеной, отделявшей столовую с гостиной от кухни, завозились, тихонько звякая ложкой о края кастрюли.
— Эти документы, — вновь заговорил Рэй, — не пришить ни к одному из дел. Если попытаемся и всё же пропихнём иск, адвокаты разобьют нас в пух и прах. Но Зак достанет то, с чем мы сможем работать. Кроме того, — он выпрямился, на сей раз твёрдо глядя Далтону в глаза, — с этими документами больше шансов выманить Зака на встречу. К его личности слишком много вопросов.
Далтон хмыкнул.
— Я уж начал думать, что ты слепо веришь чудаку из интернета. А что у нас есть на этого Зака?
— Ничего, — наконец буркнул Харрис.
— Вы же только что распинались, какой это козырь, — Далтон нахмурился, готовый отказать в любую секунду. — Если он не попадал в поле зрения полиции, то нет ни подтверждений его гениальности, ни рычагов давления.
— Доказательства от противного, — голос Рэя потерял в силе, а Харрис неопределённо качнул головой. — Хактивисты в базе не подходят под портрет.
— Намётки портрета, — поправил Далтон. — Или, хотите сказать, составляете портрет по компьютерным запискам?
— Форс имел в виду заявления, — Харрис всё же включился в разговор. — На каждого хактивиста есть данные, они и рады, что их раскрыли. Все, как один, манифестанты. Но в архиве нашлась пара случаев, не попадающих под заявления об информации или политике. Ответственность на себя до сих пор никто не взял, и подозреваемых как не было, так и нет.
Далтон снова отхлебнул чаю, молча соглашаясь выслушать.
— Феникс Брант, глава страховой компании. В две тысячи двенадцатом открыл филиал в Нефткламмерне, через полгода объявил о банкротстве. Но прежде подал иск против «Астер.НЕТ», местного провайдера, обвинив в утечке данных, из-за чего и потерял солидные средства с личных и корпоративных счетов. «Астер» настаивал, что Брант стал жертвой фишинга, и суд иск не удовлетворил.
— Это мог быть любой хакер, — возразил Далтон. — Американский, русский. Китайский, в конце концов.
— Может быть, — уклонился Рэй, — но Ги... информатор, который навёл меня на Зака, упоминал этот случай. Поклонники в сети тоже приписывают «подвиг» Заку.
— У него и поклонники есть? — Далтон чуть не фыркнул.
— В две тысячи тринадцатом, — продолжил Харрис, — атаковали сервера «Аквариса». Компания на два дня потеряла доступ к данным об адресах и поставках, а Нефткламмерн и пригород на те же два дня лишились пресной воды. Больницы, школы, офисы. Вы должны помнить то безумие.
— Такое же, как летом, — вставил Рэй.
В конечном итоге заинтересованный, шеф отставил полупустую кружку и потёр подбородок, сопоставляя случаи.
— Вода, электричество, — Харрис со вздохом запрокинул голову, рассматривая витиеватую лепнину купола над люстрой, — и толпы осатаневших людей.
— То есть, — резюмировал шеф, — киберпреступнику надоело действовать из-за кулис и захотелось приложить руку к реальности.
Рэй набрал в грудь побольше воздуха, точно собрался нырнуть в глубину ночных вод.
— Это предположение. Нет доказательств, что преступник один и тот же. Если и один, им может оказаться не Зак. Кто скрывается под именем Зака Крекера, я не знаю, а чтобы выяснить, мне нужны те документы.
— Ладно, разрешаю, — через силу проворчал Далтон. — Но только копии.
Воодушевлённый было Рэй мельком глянул на Харриса и снова посмотрел на шефа.
— Я не уверен, что он поверит копиям.
— А он что, привередливый? — сарказм вернулся в голос шефа в удвоенной дозе, затем он по новой сдвинул брови. — Возьмёте копии. И либо этот умник будет сотрудничать на наших условиях, либо разберёмся сами.
— Пап? — из-за стены высунулась круглолицая девушка и тряхнула небрежно собранными каштановыми кудрями. — Всё готово, твои гости останутся обедать?
На обед Рэй и Харрис не остались, деликатно сославшись на неведомые дела, и, как по команде, поднялись с дивана. Настаивать шеф не стал. Он с пониманием глянул на отчуждённого Рэя и кивнул, отпуская подчинённых. Лишь на пороге, когда Харрис уже открывал дверь, проворчал:
— Хотя бы Кларенса в это не впутывайте, — на что те молча переглянулись и пообещали обойтись своими силами.
Дневной свет уступал первым сумеркам. С ворвавшейся в город зимой солнечных дней поубавилось, теперь по улицам чаще разгуливал ветер, а мелкий дождь так и норовил сунуться за шиворот. Покинув тёплый дом, пропитанный запахами еды и уютом, Харрис поднял воротник дублёнки, ёжась от холода и сырости. Он сморщил нос и проводил взглядом ближайшую машину, попутно повернувшись к Рэю.
— Если с едой не вяжется, может, выпьем?
Ответная улыбка вышла вялой. Новая жизнь продолжала забивать гвозди в крышку гроба, не оставляя потухшему Рэю ни шанса. От обычных продуктов его по-прежнему воротило. После того клятого батончика на фабрике любая мысль о еде вызывала рвотный позыв. Рэй хотел, но не пытался ничего пробовать. Необходимости в этом, в общем-то, теперь не было, но среди вампиров встречалось немало любителей побаловать себя человеческой едой. Они могли это делать, и Рэй с его любовью к готовке надеялся, что тоже сможет. Крошечная надежда лишь превратилась в новый булыжник на истёртой верёвками шее.
С другой стороны, Гилберт, который ни разу не попадался с куском мяса или гамбургером, постоянно заливался огненной водой. Если в квартире у него наблюдался сомнительный портвейн, то в барах, где Рэй неоднократно его вылавливал, пил только хороший алкоголь. Опьянение ему не грозило, выходит, пил ради вкуса.
— Можно рискнуть, — Рэй без энтузиазма пожал плечами. — Если и здесь ждёт провал, останется только...
— Страйкбол, баскетбол, сноуборд, — нашёлся Харрис, не дожидаясь мрачной концовки. Он кивнул в сторону, и они побрели по мокрому от недавнего дождя тротуару, заштрихованному жёлтыми бликами фар. — Или ты можешь загнать в зубы Кларенсу шайбу.
На сей раз из груди Рэя всё же вырвался смешок. С того самого дня Харрис профессионально делал вид, будто работает один и никакого напарника у него в помине не было. За спиной посмеивались, шушукались об обидчивости оборотня и его хрупкой душевной организации, которую безобидный Кларенс умудрился расшатать. Рэй помалкивал, иногда сжимая кулаки: ехидничал далеко не один отдел расследований. Харрис всего этого словно не замечал, но раз сам упомянул сейчас напарника, в глубине души, возможно, уже сменил гнев на милость.
— Сноуборд звучит неплохо, — Рэй на ходу прикурил сигарету из новой пачки с круглым зелёным логотипом и выдохнул настолько едкий дым, что у человека глаза полезли бы наружу. — Теперь можно ломать ноги без последствий.
На лице Харриса нарисовалась редкая для него ухмылка.
— Если срастается быстро, не значит, что правильно.
— Тогда застолблю себе место в цирке уродов.
— Я куплю билет.
Владельцы уже украшали магазины строгими белыми и уютными золотистыми гирляндами, выставляли в витрины искусственные ели. Декабрь ещё разгонялся, ноябрьская осень не до конца скрылась за углом, словно побросавшая вещички в чемодан бывшая, но дух праздника уже витал в воздухе. Паб тоже украсили, выложили подоконники нарядными лапами и остролистом, а на каждый стол к солонке и перечнице приставили свечу на батарейках, поигрывающую лепестком пластикового пламени. Считанные гости ютились по углам, изредка звякая приборами о тарелки, но в большинстве паб пустовал. Детективы устроились за стойкой.
— Что планируешь на Рождество? — Харрис обошёлся элем с чесночными гренками и после первого глотка вытер пенные усы. — Вы ведь обычно зависали с Хикс.
Он сразу неловко умолк. Глотнув жгучего виски, Рэй только хмыкнул и прислушался к ощущениям. Он сидел вполоборота, чтобы при случае быстро выскользнуть из-за стойки и скрыться за дверью туалета, но желудок вёл себя тихо.
— Если сейчас выгорит, напьюсь до беспамятства.
Расплавленное золото перекатывалось по кускам льда и одуряюще пахло ячменём с запечённой грушей. Вспомнился пряный аромат в доме шефа, и на миг Рэй пожалел, что отказался от приглашения.
— Беспамятство тебе точно теперь не грозит.
То ли Харрис так аппетитно уминал гренки, то ли мозг отзывался на смачный хруст по старой памяти и потому провоцировал голод. Горло обжёг новый глоток виски.
— Домой я не поеду, не сейчас, — мысль об отчем доме, который покинул со лживым обещанием, что будет в порядке, Рэй сразу отсёк. — А ты снова к старику в пригород?
У пожавшего плечами Хариса, который сперва облизал пальцы от чеснока и масла и только потом взялся за салфетку, на словах об отце заметно потеплел взгляд.
До выхода на пенсию старший Харрис тоже служил в полиции, только большую часть жизни в Детройте, поэтому сейчас отдыхал в мире и спокойствии у озёр за городом. В отличие от Рэя, Бен наведывался к отцу с завидной регулярностью, чему Рэй на задворках сознания завидовал. Какую группу оборотней ни возьми, их всегда отличала сплочённость, и справедливо это было для любых семей. Вспыльчивые, нередко агрессивные, они горой стояли друг за друга, даже если интересы разводили их по разным лагерям. У людей подобная преданность носила, скорее, исключительный характер и вызывала восхищение с подозрением в психическом расстройстве.
Рэй уставился на льющийся виски, который бармен обновлял в бокале: к чему и дальше рассуждать о себе, как о человеке?..
— Ты не передумал? — вдруг спросил Харрис, и теплота из его глаз улетучилась.
— Не передумал. На встречу я иду один, — Рэй повторил то же, что сказал перед визитом к шефу. — Далтон прав, другим незачем в это ввязываться.
— А ты прям бессмертный, — Харрис упёрся невидящим взглядом в бутылки ликёров напротив. — Может, этот чёртов Зак и стрелял. Явишься к нему и получишь пулю уже в лоб.
— Ну явимся вдвоём, получим по пуле оба. Лучше?
— Не нравятся мне твои замашки камикадзе, Форс.
Харрис совсем помрачнел. Было видно, он хочет сказать что-то ещё, закончить мысль, но вместо этого сунул гренку сперва в соус, затем в рот и угрюмо ею захрустел. А свою невесёлую ухмылку Рэй утопил в новом глотке виски.
Темнота сгущалась. Последние свинцовые пятна уплыли на восток, к лесопарку, расчистив синеву небосвода. Гладкое однотонное полотно, оно напоминало матовый велюр без малейших звёзд и всполохов заката. А прямо под ним, раскинувшись множеством огней, которые сливались в белёсом зареве, лежал не знавший сна город.
На фоне этой панорамы одевалась женщина. Её охваченный сиянием обнажённый силуэт двигался лениво и неспешно. Пальцы скользили по персиковой коже, очерчивали мягкие изгибы и поправляли лямки белья. Заманчивая картина рисовалась для того, кто лежал в постели и пока просто наблюдал, ничего не предпринимая. По минималистичному номеру с отблесками холодной голубой подсветки лился приглушённый и такой чуждый для этого места джаз.
— Тебе идёт белый.
Женщина едва повернула голову на голос. На её бёдра скользнуло тонкое, почти прозрачное белое кружево, скрыв от глаз наготу.
— Ты никогда не остаёшься?
— Ты никогда не просил, — она всё же оглянулась с ласковой и одновременно лукавой улыбкой.
Лежавший на боку Ричард завёл назад неприлично отросшие волосы и молча потянулся за сигаретами. Прикуривая, он не сводил глаз с женщины, которая одеваться умудрялась в сто крат сексуальнее, чем снимать с себя одежду.
Скомканное красное платье лежало на полу у кровати, а с ним джинсы, рубашка с оторванной пуговицей и босоножки на высоком каблуке. Расклад привычный, но сценарий новый. На память Ричард не жаловался и не помнил, чтобы встреча хоть раз начиналась с секса. Буквально, с порога. Обычно шли чинные деловые разговоры, и лишь после их разбавляли улыбки за ненавязчивым бокалом вина, лёгкие касания, томный шёпот, постель. Не то чтобы Ричард удивился сильно, с другими бывало по-всякому. С Сильвией — нет.
Наблюдая, как карминовый цвет скрадывает под собой невинное белое кружево, Ричард думал, во что превратил бы эту женщину чистый белый. О таких пишут лирические песни, таких рисуют на полотнах, с их душами вдыхают в равнодушный мрамор жизнь. Элегантная красота, идущая бок о бок с терпкой нежностью и привкусом неумолимого рока. Белый превратил бы её в видение, в нечто неземное, объятое ореолом божественного света, что явится лишь в истинном безумии или в пьяном бреду.
Ричард оставил сигарету в выемке пепельницы и поднялся. Его руки легли поверх пальцев Сильвии и одним движением застегнули молнию на платье. В последний миг его захотелось сорвать, но он сдержался.
— Ты приехала только за этим?
— Ты против? — Сильвия отступила, чтобы встряхнуть причёску, и в её голосе зародился холодок.
— Отнюдь.
Когда за мягкими волнистыми волосами показалась худенькая шея, Ричард тронул ее губами. Легко, почти невесомо, и на алеющих в остатках помады губах Сильвии вновь проступила улыбка.
— Тишина затянулась, поэтому я здесь, — Сильвия всё же развернулась и сложила руки под грудью, бесстыдно разглядывая обнажённого Ричарда. — Порадуй меня результатом.
— Отсутствие результата принимается за результат? — тот без тени смущения уселся обратно на кровать и забрал из окутанной дымом пепельницы сигарету.
— И что это значит? — улыбаться Сильвия перестала.
— Там всего две камеры — на полосу и охранная у алкомаркета. Ни одна не захватывает улицу, с которой стреляли, или проулок, — в качестве извинений Ричард пожал плечами. — На магазинной видно, как копа укладывают в машину, но это граница кадра.
— Ну а кто хотя бы?
— Я пробовал улучшить картинку, но разрешения не хватает. По камере плачет музей.
Сильвия отвернулась к зеркалу. Постояв немного, она открыла клатч и принялась поправлять макияж. Прежняя атмосфера лености улетучилась, уступив место плохому настроению, которое расползалось бензиновой лужей по всей комнате. Когда пухлые губы заново очертил насыщенный карминовый цвет, Сильвия посмотрела в глаза отражению Ричарда.
— Других направленных камер нет, — предвосхитил тот вопрос. — На нужном отрезке улицы тоже.
На него Сильвия больше не смотрела. Она подцепила босоножки и вышла из спальни, закончив представление с одеванием. Успевший натянуть джинсы и выскочить следом Ричард поймал её уже у двери номера, обняв сзади так крепко, что Сильвия невольно съёжилась.
— Кого ты подозреваешь? — она казалась ещё горячей, такой же, как когда цеплялась за него совсем недавно. — Могу попытаться отследить его передвижения в тот день.
— И получить уйму сведений, — с иронией закончила Сильвия. — Ричи, не переходи границы.
— А если я ревную? — его ладонь скользнула в разрез платья у бедра, и Сильвия отбросила голову Ричарду на плечо. — Самую малость. Даже интересно, о ком ты так переживаешь.
— Для тебя подозрения и переживания — это одно и то же? — готовая уйти минуту назад, она тихо вздохнула и снова обмякла, ресницы задрожали.
— По твоему лицу видно больше, чем ты думаешь.
Голос Ричарда упал до шёпота. Он почти уговорил её остаться, но Сильвия впилась ногтями в руку, останавливая. Когда она открыла глаза, дурманный блеск уже вернулся. Ричард снова просто обнял её, глядя сверху.
— Ты знаешь, я был бы рад помочь, будь это в моих силах.
Сильвия беззвучно усмехнулась, не стремясь вырваться из навязанных объятий.
— Твоя помощь исчисляется несколькими нулями.
— Я не смешиваю работу и личное, — он прикрыл глаза и мазнул губами по мягкой щеке, чувствуя, как её тяжёлые древесные духи́ змеёй заползают в разум и сворачиваются там в кольцо.
Ричард уводил Сильвию, отступая обратно в спальню. Он знал, что она не слишком ему верит, а она понимала, что он слукавил о ревности в и без того обманчивой реальности. Или всё же нет?
* * *
Минуло только две недели, а казалось, что вечность. Чувства одолевали странные. Вид бурого кирпича за старым сетчатым забором душил, меньше всего хотелось смотреть на него и будоражить память, но больше смотреть было некуда. Рэй держал руку на руле, иногда постукивая по нему пальцами, и вслушивался в безжизненную тишину вокруг.
На языке остался солоновато-сладкий привкус. Полицейские получали по два пластиковых пакета в сутки, хотя вампирам хватало одного в три дня. Департамент объяснял это повышенным риском на работе, где в любой момент можно столкнуться с ранением потерпевшего или коллеги. Потеря контроля из-за вспышки жажды не допускалась. В качестве дополнительной меры в напарники или в команду с вампиром ставили оборотня, но к концу года из оборотней в отделе остался только Харрис, которого едва ли хватало на всех, а вот вампиров стало пятеро.
Психиатр, шеф Далтон и Кларенс советовали относиться к крови, как к антидоту от безумия, не искушать судьбу. Рэй убеждал себя, что клонированная — не кровь вовсе. Идея о «болезни» и «лекарстве», которую так высмеивал Гилберт, с каждым днём казалась всё меньшей чушью и бо́льшим спасением. Смиренно глотать багровую бурду, заливая её виски или ромом лучше, чем в бездумном голоде бросаться на человека. Пожалуй, только с ним, с алкоголем, всё стало хоть сколько-нибудь терпимым. Пусть забыться в пьяном сне Рэй больше не мог, но хоть что-то из прежней жизни удалось вернуть.
С неба срывался снег, скатываясь неопрятными, слипшимися комьями по лобовому стеклу, когда до ушей донёсся рокот. Рэй поправил зеркало над головой и увидел, как по дороге стремительно приближается чёрное пятно. Мотоцикл прикатил к покосившимся ржавым воротам и остановился напротив служебной машины. Выкинув подножку, закованный в чёрный костюм, как в броню, байкер спешился, сделал несколько шагов навстречу и остановился в метрах от капота. Рэй забрал папку с копиями с соседнего сидения и, наконец, выбрался на улицу.
Незнакомец остался в шлеме. Тоже чёрном, с зеркальным визором, отражавшим ограждение, бурые стены корпусов, машину и фигуру самого Рэя. Рукава мотокуртки сливались с перчатками без малейшего зазора. Единственное, что было очевидно — это мужчина. Тот поднял руки и медленно повернулся на месте, позволяя разглядеть со всех сторон довольно облегающий, похожий на гоночный костюм. Спрятать в таком оружие трудно, но Рэй не исключал наличие ножа.
— Значит, Зак, — Рэй остался у машины. — Какие гарантии, что тот самый?
— Хэллоуин вроде прошёл, — донёсся приглушённый, чуть гнусавый из-за шлема голос, и байкер кивнул на свой костюм, как бы говоря, что это не просто маскарад. — Боюсь, придётся поверить на слово.
В холодеющем от снега воздухе повисло невысказанное: «Выбора у тебя всё равно нет».
— Славное корыто, — вдруг стрельнул байкер. — А что стало с тем? Такого неприглядного грязно-серого цвета.
У Рэя дёрнулся глаз. За ту тачку с сорванным боковым зеркалом, гнутым крылом и залитыми кровью сидениями ему ещё предстояло возместить ущерб из своего урезанного жалования. Попытка убийства арендатора и его нелегальное обращение в страховку не входили.
— Сам следил или влез в материалы дела? — Рэй машинально завёл руку назад, нащупав под курткой кобуру.
— Следить незачем, — байкер пожал плечами. — Всё, что нужно, я могу узнать, не выходя из дома. Корыто засветилось на одной из камер.
— За взлом полицейской базы идёт статья.
— Как и за любую хакерскую деятельность, — Зак кивнул, не меняя положения. — Мы ведь за тем и встретились. Законными средствами проблемы больше не решить, я тебе нужен.
Покалывающий зимний воздух медленно наполнил лёгкие Рэя.
— Здесь то, что ты просил, — сухо заговорил он и поднял упитанный конверт. — Бумаги из «Кормэдж». Отчёты, заметки из блокнотов, фотографии...
Он бросил его на капот, а Зак склонил голову к плечу. Рэй физически ощутил его взгляд через непроницаемый визор.
— Группа прочесала подвал, там мало что осталось. С фотографиями сможешь представить, как всё было раньше.
Визор обратился к фабричным корпусам. С неусыпным вниманием Рэй следил за каждым движением и жестом, готовый к любой выходке, но Зак оставался спокоен и расслаблен. В его поведении не было чего-то вызывающего или провокационного, как у того же Гилберта. Он выглядел так, словно от скуки ему больше нечем заняться. Трудно сказать точнее, пока на голове у него этот шлем.
— Так что нужно? — Зак повернулся обратно.
— Выяснить, кто стрелял, — неожиданно для себя выпалил Рэй. — Сможешь?
— По одному желанию за раз. Другое задание — другая цена.
Оба умолкли, но, немного погодя, Зак заговорил вновь:
— Уже пробовал. Когда из каждого утюга вопят о покушении на детектива, с которым ты вступил в сговор, любопытство подмывает. Но в городе, насчитывающем миллион жителей, это мог сделать кто угодно. Миллион — мало, когда речь об изменах и сплетнях, но страсть как много, когда нужно найти одного без единой зацепки.
— А если я дам зацепку? — Рэй заговорил с позабытой уже твёрдостью, не сразу поняв, что изменилось.
Любопытство, вот оно. Зак не зависим от информации — ему нравится наблюдать. Что-то происходит в городе постоянно, но его волнует лишь то, с чем косвенно связан он сам.
Чувствуя, что поймал ускользающего змея за хвост, Рэй рассказал о Найтингейлах. Зак, прежде беспечный и похожий на случайно встреченного приятеля, весь будто вытянулся и заострился.
— Ладно, — он повернул голову к рябому от снега пустырю. — В качестве разового одолжения сделаю бесплатно. Но ничего не обещаю.
— Детализация звонков ничего не дала. Возможно, Нил виделся с кем-то после моего ухода... А Каннингемы?
— Нескромные же у тебя аппетиты, — судя по голосу, под шлемом затаилась улыбка.
— Мне говорили.
— Какие секреты ты хочешь выудить?
Всё снова вернулось к злосчастному вечеру августа. Зак молча выслушал историю о Джоне Доу и краже его трупа из морга, но Рэя не волновало, что и почему случилось после. Как Доу вообще оказался в исследовательском институте «Кормэдж» и что скрыто в их подвальных помещениях?
— Это займёт время, — без расшаркиваний и ужимок впечатал Зак. — Много. Не жди вестей раньше Рождества, да и к Рождеству не жди.
— Что, хакнуть вампиров сложнее полиции? — впервые за встречу Рэймонд позволил себе откровенное недовольство. Чем больше проходило времени, тем меньше оставалось шансов на успех, а он уже потерял несколько месяцев.
— Слегка, — Зак снова пожал плечами. — У них файервол лучше.
Он, наконец, шагнул к машине, чтобы забрать с припорошенного снегом капота увесистый конверт, и заглянул внутрь, проверяя, но ни слова не сказал о копиях. Рэй с облегчением выдохнул. Он ждал, что Зак заартачится, но, кажется, форма документов волновала его мало.
Напоследок Зак заявил, что осмотрит фабричный подвал один и постучал пальцем по шлему, тактично намекнув, что не намерен светить лицом перед копом. Не то чтобы Рэй собирался спускаться в те казематы с сомнительным типом, пусть и хотел знать, кто прячется за шлемом, но возражать не стал. Ни к чему портить отношения, по крайней мере, сейчас.
Рэй ещё пялился какое-то время на чёрную фигуру, прежде чем сдать назад и развернуть машину. Уже в зеркале он увидел, как Зак в самом деле проходит в ворота фабрики и направляется к главному корпусу.
Хоть бы больше не пришлось возвращаться в это место.
* * *
Почти все поступавшие заявления отдел расследований брал на себя. Разбойные нападения, насилие и убийства были лишь начинкой в многослойном пироге, а сам он стряпался из краж, пьяных драк и доносов соседей друг на друга. Суматошным отдел был не только к концу года, но всегда, и работы на каждого хватало с избытком.
В это море хаоса Рэймонд окунулся впервые. В его отделе царили тишина и глухое напряжение, спрятанное в каждой единице данных, в паутине порочных связей подполья и властных вершин. Невозможность уличить последних в союзе с мафией, а саму мафию прижать постоянно вынуждала искать обходные пути, начинать новые расследования и новые дела. Эта канитель могла длиться месяцами и даже годами. Отдел Харриса такой роскошью, как время, не располагал. «Висяков» хватало и здесь, но в основном дела закрывали быстро, а правонарушителей отдавали под стражу или обязывали выплатить штраф.
Поначалу Рэя посадили разбираться с простыми заявлениями, и курировал его сам Харрис. В управлении будто опасались, что ведомый жаждой Рэй кинется на случайного потерпевшего. Но уже через несколько дней его поставили в напарники к Майлзу и, к счастью последнего, передали дела о пропавших подростках.
— Этот бездарь так ничего и не выяснил? — одним лишь чудом Рэй удержался от нецензурной брани, когда Харрис обрадовал этой новостью.
— Детектив из него хреновый, — согласился Харрис, морщась от подступившей изжоги. Они сидели в кабинете после ланча, во время которого Харрис уговорил пару сэндвичей с сухой индейкой. — Зато дураков с их заявлениями отбривает как боженька.
Он залпом допил остатки кофе, а Рэймонд запрокинул голову и еле удержался от вздоха раздражения.
— Оклад уменьшили, теперь ещё и депремируют. Я думал, мы друзья.
— Да-да, — отмахнулся Харрис. — Я не просто скидываю на тебя геморрой. Есть причина, почему у Майлза дело забуксовало, а вот тебе после всех злоключений оно придётся по вкусу.
Рэй без тени энтузиазма вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и сунул в рот, не поджигая. Его дурную привычку курить в кабинете несговорчивый Харрис пресёк в первый же день.
— Ну удиви.
— Твои любимчики, с которыми роман теперь крутит Кёниг, отметились в наших случаях, — Харрис придвинул заготовленную стопку из пяти папок. — Не явно, но уже двоих в последний раз видели в районе Гроарга.
В глазах Рэя промелькнул интерес, но на Харриса он всё ещё смотрел с сомнением.
— Адреса разные, улицы разные, но мы оба знаем, что совпадений не бывает. Мальчишек могли напичкать наркотой и запихнуть в клуб развлекать извращенцев или что похуже, — Харрис надул щёки и со свистом выдохнул. — Слушай, мне по горло хватает Хэммета с его вереницей трупов и угрозами. С бандой Гроарга никто не захочет иметь дело. Их даже опрашивать не пойдут, мы скорее получим пачку заявлений об уходе. И, если не кривить душой, Майлза я отчасти понимаю.
— Трус, — Рэй негромко фыркнул.
— Или обычный человек.
Их взгляды пересеклись. Рэй не знал, что именно увидел в его лице Харрис— предсмертную усталость или сверкающие молнии, — но у того появилось неприятное, извиняющееся выражение.
— Ты работаешь с ними давно, — зачем-то пояснил Харрис, — и сталкивался не раз.
— Да, и вытаскивал Шэннон из-под завала после устроенного ими взрыва, — резкость в тоне всё же выдала настроение Рэя. — А у Майлза кишка тонка просто задать вопросы?
Он вспомнил рассказ Шэннон о спортивном комплексе. Про Гроарга она ничего не сказала, но Майлз явно рассчитывал пустить по следу пропавших мальчишек её. Как поисковую собаку. Если бы она согласилась помочь, то нагрянула бы в точки Гроарга первым делом как в самые очевидные места. И это после доходчивого послания Альери больше не лезть в их дела. В том завале полгода назад она сломала ключицу и два ребра, повредила лодыжку. А на пару недель раньше в машине Рэя отказали тормоза. Авария случилась не серьёзная, и тогда его ударили побольнее. Хвати Шэннон безрассудной храбрости явиться к Гроаргу после всего этого и после взрыва подстанции, в какой части Селиша пришлось бы вылавливать её останки?
В порученные дела Рэй погрузился сразу. Учитывая их давность, начинать можно было с нуля. Он отмечал адреса для проверки и втайне радовался шансу сбежать из участка, который начинал понемногу душить. Как только на горизонте замаячил вернувшийся с обеда Майлз, Рэй вытащил его в курилку.
— Рад, что ты освоился, — даже дымил Майлз с неизменной голливудской улыбкой. — А то напоминал ходячего мертвеца.
Они никогда особо не ладили, но Рэй отдавал должное неиссякаемому задору. Майлз единственный в отделе не косился и не сторонился Рэя, чем не могли похвастать ни Кларенс, ни Харрис: те всё равно поглядывали настороженно, готовые к неадекватной выходке. А Майлз даже партнёрство с нестабильным вампиром принял легко. Он словно не замечал перемен вокруг или не считал их стоящими внимания. Так было легче и Рэю. Майлз заслуживал бы уважения, если бы его отношение к коллегам и работе не перечёркивало все светлые качества.
— Подростки на мне, — сходу проинформировал Рэй. У него не было желания вести светскую беседу, и «мертвеца» оставил без внимания.
Улыбка никуда не делась, но глаза забегали. Майлз затянулся, глядя куда-то на пасмурную улицу с остатками снега у обочин.
— Да, я слышал.
Слышал он. Прежде спокойное сердце сбилось с ритма, и по жилам потёк адреналин.
— Расследование веду я, но работать будем вместе, — Рэй не сводил испытующий взгляд. — Ты же не против?
— Нет, конечно, нет, — заторопился Майлз с ответом и затянулся ещё раз, быстрее, чем следовало. — Если только начальство не навалит работы сверху. Оно ведь, знаешь, к концу года всегда...
— Ничего, — Рэй чувствовал, как где-то глубоко внутри растёт тёмный шар, готовый разорваться в любой миг подобно ядру. — Прогулки по городу помогут держаться в тонусе.
Майлзу хватило смелости повернуться обратно. Озадаченный и почти растерянный, он прекрасно понимал, к чему Рэй клонит, но улыбался по-прежнему. Природа не одарила его ни стыдом, ни совестью, в глазах горело одно лишь нежелание ввязываться в дело, где может быть замешан Гарри Гроарг.
— Думаешь, я просто разгребу это дерьмо вместо тебя? — в мозгу у Рэя отщёлкивал последнее терпение метроном. — Мне ездить по ушам не получится.
— А для своих лет Хикс прямо-таки ябеда.
Сознание Рэя захлестнула волна. Бушующий поток обрушился льдом на голову и на миг затянул всю суть в беспросветную глубину. Когда Рэй опомнился, то уже держал оторопевшего Майлза за куртку, прижимая к стене курилки…
К концу рабочего дня Далтон вызвал Рэя к себе. Странно, что не раньше, Рэй настроился на выговор в ту секунду, когда отпустил Майлза и увидел тень в серо-зелёных глазах. Кто знает, на что способен этот тип, если вывести его на тропу откровенной вражды. Внятных аргументов при этом в арсенале не было. Признать, что потерял контроль из-за напарницы, которая тащила на себе целый отдел, которую не сумел уберечь от потрясений, и которую Майлз без зазрений совести хотел впихнуть в волчью свору, — всё равно что расписаться в собственной некомпетентности.
По кабинету гуляли сквозняки, врываясь в створки приоткрытых окон вместе с шумом улицы. Рэя встретил не только сидевший за столом шеф, нарочито отрешённый, но и Харрис, который стоял в стороне мрачнее тучи. К этому придётся привыкать долго. По шапке Рэй получал не единожды, но лишь от Далтона, и служебная пропасть между ними была куда меньше, чем сейчас.
Все заготовленные слова застряли в горле, когда выяснилось, что доносчиком стал отнюдь не Майлз, а хмуривший в эту минуту брови Бен. Сцену в курилке застали другие офицеры и аккуратно доложили начальнику отдела, а уже тот сообщил Далтону. Майлз не только ни словом не обмолвился, но и отмахнулся как от пустяка, когда Харрис вывел его на откровенный разговор. Рэй бы даже подивился, только вменяли ему вовсе не конфликт и агрессию, а жажду крови.
— Видимо, мы поторопились, — пробурчал Далтон, сцепив пальцы в замок и не сводя с них глаз. На Рэя он не смотрел. — Назначение нового напарника, дело вне офиса... После всего случившегося для тебя это слишком.
— Какой-то бред, — Рэй в бессилии опустился на крошечный диван у двери, не веря своим ушам. — Я вышел из себя, но дело совсем не...
— Моя вина, — Харрис повернулся к шефу. — Я не подумал, что Майлз может стать триггером.
— Да как это связано? — лоб заныл от тупой боли, и Рэй машинально спрятался за ладонью. Казалось, что бы он сейчас ни сказал, эти двое ему не поверят.
— Дождёмся вердикта психиатра, — впервые с появления Рэя в кабинете Далтон поднял на него взгляд. — А пока ты отстранён.
Выпрямившись, Рэй молча откинулся на спинку дивана и принялся разглядывать белый потолок. Снова. Его затянуло в какой-то замкнутый круг, где любой жест и поступок теперь расценивают через призму кривого зеркала. Испытывал ли он желание вцепиться в шею Майлза на самом деле? Едва ли. Однако честное признание о Шэннон тоже пропустили мимо ушей. Рэй впервые по-настоящему осознал, что человека в нём больше не видят и судить будут по другим критериям, даже если в душе он остаётся прежним.
Беседы с мозгоправом принесли результат лишь отчасти. Рэя вернули в строй, но вера окружающих в лучшее испарилась. Двери офиса закрыли наглухо, запретив любые выезды. Единственное, что удалось, это выгрызть у Харриса право и дальше заниматься подростками. Рэй всё ещё мог вызывать на допрос семьи, учителей, работать с отделом по делам несовершеннолетних и органами опеки. Всего несколько дней назад этот «висяк» вызывал у него одну лишь мигрень, но теперь стал спасительной соломинкой. Ступить на территорию Гроарга Рэй не боялся и знал, что влезет немного погодя, а вот уйти в забвение раньше времени не хотел ни при каких условиях. Он понимал, что Далтон готов его списать. Даже если не окончательно, то поставит каким-нибудь дежурным, отвечающим на звонки.
Место Майлза занял Кларенс, которого назначили не столько напарником, сколько нянькой. Допросы они вели вдвоём, но чаще Кларенс отсылал его наблюдать. За Рэем следили и не оставляли наедине с людьми, даже если он копошился, подобно грызуну, в банальном архиве. К моменту, когда от всеобщего недоверия Рэй уже начал задыхаться, тихонько подыскивая себе верёвку с мылом, а заодно и перекладину поприличнее, Кларенс обрушился с неожиданным приглашением вместе провести Рождество.
— Пригласила Лана, — он сразу поднял руки, открещиваясь, пока не получил саднящий, как наждачная бумага, ответ. — Я не вправе тебя принуждать, но отказ она не примет. Устроит телефонный террор.
Они ненадолго покинули затихший в ночи участок, чтобы подышать морозным воздухом, стоя неподалёку. Зима наконец развернула снежный плащ и укрыла им весь город.
Жуя фильтр, Рэй выдыхал дым вместе с паром, не вынимая сигарету изо рта, и думал, как бы повежливее отказать. Лана слишком добросердечная, Кларенс слишком семьянин, а малец Томми слишком счастливый ребёнок, — Рэю нечего делать на этом празднике жизни со своей постной рожей. Давить вымученные улыбки, которые перекашивали его лицо, не лучший способ выразить благодарность радушной хозяйке. А он действительно был благодарен, но всё это откликалось болезненным эхом где-то в глубинах личности, ещё считавшей себя человеком. Никогда ему не становилось так тошно от мысли, что он не может уехать на Рождество к собственной семье, хотя с юности не проводил с ними ни одного праздника. Предложение Кларенса всколыхнуло спавшее прежде противоречие, которое обвило руки у Рэя на шее, ласково придушив. Можно ли всерьёз заменить свою семью чужой и искренне при этом радоваться? Он сам не знал. А имеет ли он вообще на это право? В особенности, зная, что Шэннон до сих пор остаётся на лечении в Виктории.
— Забавно, — напомнил о себе Кларенс, облокотившись на невысокое ограждение почти пустой в этот час парковки. — Иногда я вижу в твоих глазах то же, что у Ланы.
Что приглашение осталось без ответа, забылось. Не понимая, к чему он клонит, Рэй повернул голову, но Кларенс продолжал смотреть в пространство безлюдной улицы, на которую медленно спускался снег. Знакомый острый профиль с привычной мягкой улыбкой никак не изменился за годы, рядом стоял тот же моложавый офицер, с которым Рэй заступил на службу. Разве что причёска теперь другая, длиннее в угоду моде. Но пелену горечи он видел на этом лице впервые. За всё время Рэй не помнил, чтобы Кларенс хоть раз позволил себе показаться расстроенным или притащить на работу личные проблемы. Многие из-за этого не воспринимали его всерьёз, фыркали, мол, мне бы его заботы, считая, что их нет. С сигареты Рэя сам собой рухнул на снег истлевший пепел.
— Это вряд ли, — отогнав наваждение, Рэй даже усмехнулся и перекинул сигарету в другой угол рта, тоже уставившись на улицу. — Лана на редкость счастливая женщина при милом мальчике. Ну и Томми растёт молодцом.
Потребовалось несколько секунд, чтобы до Кларенса дошло, и он со смешком опустил голову. Рэй тоже улыбнулся, и какое-то время они просто слушали заснеженную тишину.
— Милый мальчик... — повторил Кларенс и подпёр рукой подбородок. — Пройдёт ещё несколько лет, и нас перестанут воспринимать как пару. Кем я стану в чужих глазах? Племянником, сыном? — на его лицо вернулась улыбка с привкусом горечи. — Лану пугает уходящее время, но долголетие и зависимость пугают больше. А я... вынужден буду наблюдать, как любимая женщина увядает и неизменно переступает порог смерти.
Повисло прежнее молчание. Рэй совсем не ожидал таких откровений и теперь медленно их переваривал, а Кларенс, немного погодя, продолжил:
— Всякий раз, как заходит речь об обращении, даже если это история со стороны, она словно примеряет чужую судьбу на себя. Боится потери собственного «я», страшится связи, которая неизменно превратит её в нечто иное и разрушит узы с ребёнком. Но мучается от мысли, что, оставшись человеком, однажды покинет меня. В такие моменты Лана выглядит в точности, как ты сейчас.
Загорчивший голый фильтр улетел в снег, а Рэй, сощурив глаза, уставился на Кларенса, так и смотрящего куда-то в ночь.
— Если бы она решилась, то наверняка чувствовала бы себя так же, как ты. Я не имею права лезть и говорить что-либо, ведь таким был рождён, — вздохнув, он повернулся к Рэю всем корпусом, и с его лица наконец слетела тень. — Но мне кажется, она лучше других поймёт, почему ты каждый день истязаешь себя.
— Истязаю... Скажешь тоже, — только Кларенс мог без стеснения выдать подобное в лоб. Скривившись от неловкости, Рэй повёл плечами. Ему не нравилось, когда препарировали глухие дебри его души.
— К слову, Лана уверена, что ты согласишься.
В другое время Рэй не слабо удивился бы выходному в сочельник, но в этом году всё выглядело так, словно без него участок с облегчением выдохнет. Неприятное чувство, хотя после череды ночных смен вырваться в город хотелось несмотря ни на что.
К концу декабря небо почти не показывалось из-за снежных облаков, и дневные часы стали такими же комфортными, как и поздние. Рэй лукавил, когда говорил, что почти не замечает солнца. Оно жгло и жгло ощутимо. Зимой его слабые лучи можно было перетерпеть, но каково будет весной, Рэй старался не думать.
Приглашение Киттонов он всё же принял. Ключевым стало отсутствие давления: Кларенс не уговаривал, хоть и стращал своей женой. Силком Рэя никто не тянул. Даже откажи он в итоге, никто не стал бы причитать или поджимать губы. Хотя причина была не только в этом.
Впервые за два месяца Рэй сумел проглотить чёртово яблоко. Будь он сентиментален, непременно расплакался бы от счастья. В холодильнике с недавних пор жили лишь пакеты с кровью, деля полки с бутылочным пивом, поэтому Рэй заказал разномастной дряни вроде чизбургеров, наггетсов, бурито и тако. И уже после, мучаясь от боли в набитом до отказа желудке, но не унитаз обнимая, а валяясь на диване, решил, что справится и с рождественским ужином.
Приятно чувствовать себя человеком. Пусть лишь до первого глотка крови.
— Что можно подарить замужней женщине с ребёнком?
— Дорогой... Как порядочный мужчина, ты не должен делать подарки замужней женщине с ребёнком.
Камилла в трубке от души потешалась. Рэй мимолётно закатил глаза, но был настолько рад слышать её голос и этот родной акцент, что за весь разговор ни разу не заворчал и не фыркнул.
До последнего оттягивая звонок родителям, Рэй смирился и набрал мать, когда задумался о подарках. Если с двенадцатилетним Томми всё было просто, да и с Кларенсом, фанатом кантри, проблем не возникало, то на подарке для Ланы мозг сдулся как воздушный шарик. Идею о кухонном комбайне с кучей наворотов её муженёк-вампир отсёк ещё в обсуждении на работе, заявив, что на кухне Ланы можно смело снимать кулинарное шоу. Тогда Рэй позвонил домой.
О том, что случилось в ноябре, говорить он не стал. Незачем перед праздником доводить родных до инфаркта. Потом, когда-нибудь. Или вообще стоит хранить тайну столько, сколько сможет, всё равно видятся раз в десятилетие. Совесть заскреблась гадливым головастиком, но Рэй пинком отправил того в недра подсознания.
И вот, шатаясь по огромному торговому центру в поисках интересного конструктора, виниловой пластинки и каких-нибудь женских штучек, Рэй слушал подтрунивания матери и покорно шёл, куда она велела, пока не оказался среди косметики и парфюмерии.
К нему охотно подскочила девушка-консультант, лучезарно улыбаясь и высматривая то ли кольцо на пальце, то ли способность оставить в их магазине кругленькую сумму. Ускользая по наставлению матери прочь от щебета об акциях и вполне оперативно набирая непонятные баночки для рук, лица и ванны, Рэй уловил в воздухе знакомый аромат. Сердце кольнуло, а на глаза почти сразу попался знакомый флакон духов.
— Я перезвоню, — Рэй без раздумий отключился и уставился на витрину.
Он помнил такой же флакон на туалетном столике Шэннон. Они редко оставались у неё, квартира была тесной, но Рэй помнил эти визиты ярче будничных посиделок. В той маленькой квартире витал глубокий мускусный аромат без тени сладости, забиравшийся в самое нутро и всегда неизменный. Шэннон как-то обмолвилась, что не любит духи, потому что ей мало какие подходят, но этот строгий чёрно-белый флакон Рэй запомнил. Дарил ли ей духи другой? Или она всегда покупала их сама?..
— И не забудь о мелочах, — напутствовала мама снова, когда с пакетами под мышкой Рэй продирался сквозь толпу озверевших от рождественских скидок людей. — Шарфы с оленями, перчатки с оленями, носки...
— Непременно с оленями, — поддакнул тот, улыбаясь. — Я понял, дальше справлюсь.
— Надеюсь, когда-нибудь ты приедешь на Рождество и домой, — голос Камиллы наполнился такой теплотой и любовью, что сердце вновь защемило. Рэй почесал нос и хмыкнул.
— Может быть, в следующем году? — неуверенно обманул он, чтобы не расстраивать мать.
— И чтобы привёз к нам девушку.
— Тогда не скоро.
Возможно, рождественское чудо правда существует, раз даже к такому, как Рэй, на миг вернулось желание жить и двигаться не просто вперёд, но наверх. Спускаясь по эскалатору, он вдохнул полной грудью...
Острый запах стрелой прошил обонятельные рецепторы, рванул в мозг и там завертелся назойливым волчком. Рэй оступился и в ужасе зажал ладонью нос. У подножия соседнего эскалатора стоял мальчик с запрокинутой головой, пока его бабушка рылась по сумкам в поисках бумажных платков.
Опомнившись, Рэй под неодобрительный ропот и даже крики растолкал людей с их покупками и ринулся к выходу. Сердце зашлось с такой скоростью, словно он пробежал спринт, в ушах зашумело. Сладковатый стальной запах преследовал, оставшись на меховом капюшоне и тянул назад, играя марш на нервах. Рэй почти сдался, но ноги раньше вынесли его на свежую улицу с расчищенной от снега парковкой. Давление в висках заклокотало убийственным набатом. Рэй в спешке добрался до своей машины, свалил все пакеты на заднее сидение, а сам, спрятавшись впереди, заблокировал двери и вцепился в руль. Перед глазами ещё стоял тот ребёнок с каплями крови на крошечной курточке, которые успели сорваться с носа.
Остановили не выдержка, не страх и не совесть, но секундная мысль, что может случиться кровоизлияние, мальчишке лучше опустить голову. От хищного порыва Рэя удержала профдеформация. Сглотнув тяжёлый ком, он прислонился лбом к рулю, всё ещё дыша как после пробежки. В багажнике по совету Кларенса с ним теперь ездил мини-холодильник — как раз для подобных случаев. Всё же не зря в участке косились настороженно.
После разговора с Кларенсом Рэй, хоть и считал это плохой идеей, всё-таки оказался на пороге небольшого дома, украшенного жёлтыми огоньками. Киттоны жили в том же западном районе, в начале пригорода. Если проехать дальше на запад, в самые отдалённые уголки, то в один момент можно оказаться перед виллой того самого Винсенте Альери, под чьей пятой сосредоточилась половина Нефткламмерна. Иногда мир бывал до дикости тесен.
— Рэй, — Лана выглянула из столовой, когда улыбашка Томас впустил Рэя в дом. — Как же я рада тебя видеть!
Эта женщина казалась воплощением домашнего уюта. Добрая, ласковая, встречавшая гостей улыбкой и всегда державшая наготове свободную комнату. Если кто-то заговаривал о людях с добрейшим сердцем и широкой душой, то Лана первой приходила на ум. Вряд ли Рэй мог вспомнить другого такого человека, разве что мать. Такие похожие своими светлыми, бескорыстными натурами Лана и Кларенс наверное и впрямь встретились по воле судьбы.
Держа густые пшеничные волосы собранными в смешной, но шедший ей пучок на макушке, Лана сняла розовый передник и встретила Рэя объятиями. Не то чтобы он бывал частым гостем у Киттонов, но её радушие было таким искренним, что объятия не вызывали дискомфорта. В этом доме всегда возникало чувство, что тебе рады и что остаться можешь хоть на неделю, хоть навсегда.
— Ты один, Бен не с тобой? — Лана сама стянула с Рэя куртку и поручила сыну отнести её в гардеробную.
— Бен? — малость смущённый, тот чуть не крякнул от удивления. Она в самом деле пригласила Харриса?
Харрис с трудом переваривал Кларенса, куда легче ему давались пересушенная индейка и горелые тосты, но бесконечно уважал Лану. За развитием романа между чистокровным вампиром-полицейским и измождённой двумя работами, брошенной с ребёнком на руках девушкой в своё время следил весь участок. Многие помнили Лану до и после Кларенса. Она до сих пор благодарила Далтона, а с ним и Харриса, когда тот возглавил отдел, что за частые отгулы мужа не выперли со службы. Но вряд ли Кларенс рассказывал, какие на самом деле у него сложились отношения с Харрисом.
— Неужели Кларенс не передал моё приглашение? — она смешно дула щёки, возмущаясь. Злиться у учительницы младших классов совсем не выходило.
— Бен собирался к отцу на Рождество, — Рэй оставил под пушистой наряженной елью коробки в блестящей бумаге и присоединился к Лане на кухне, закатывая рукава. — Командуй. Я готов помогать.
Кларенс вырвался с работы с такой «неприличной» задержкой, что пока Лана его отчитывала, Рэй ускользнул покурить на веранде. Снега здесь лежало не в пример больше, чем в городе. На заднем дворе красовался снеговик, очевидно ещё днём слепленный Томми, в нелепом рождественском колпаке и с глазами на разных уровнях. Облокотившись на аккуратные белые перила, Рэй с улыбкой подпёр щёку и уловил от рукава куртки мускусный шлейф, который перебивал дым сигарет.
Не удержался. Использовал пробник на рукаве. И купил те духи. Сам не понял зачем, ведь вручить их всё равно не мог. Оставил стоять коробку с чёрно-белым флаконом на столике в прихожей. Совсем как у неё в квартире.
Закрыв глаза, Рэй ткнулся носом в манжет. Чем больше он привыкал к новым условиям жизни, тем сильнее скучал. Порой до одури. Впервые за пять лет он оказался вдали от Шэннон на Рождество. Первый год они встречали вместе, скрипя зубами, потому что дежуривший в рождественскую ночь Рэй выдернул её на смену просто из вредности. Позже это стало их маленькой традицией. Интересно, за минувшие годы думала ли она о нём так же, как он о ней? Хотя бы раз.
Порыв ветра насыпал снега за шиворот, и Рэй очнулся. Он и правда подлец, если позволяет себе такие мысли, пока Шэннон в неизвестно каком состоянии проходит терапию. Одна, по его вине. Как он мог не замечать?.. Рэю казалось, он знал о Шэннон всё, но, похоже, не знал ни черта.
Он закурил новую сигарету, слыша, как в тёплом доме за спиной играет кантри. Кларенс не удержался и раньше времени добрался до пластинки.
Измученный потребностью услышать голос Шэннон Рэймонд достал смартфон, но звонить не стал. Желать счастливого Рождества в их ситуации неуместно. Озадаченный, он потёр лоб и без сил уткнулся всё в тот же рукав, пропитанный знакомым запахом. А через секунду вскинулся. Станет ли ей от этого хуже или, наоборот, вдохнёт силы, Рэй не представлял, но если чудеса случаются, то именно в эту ночь.
Потушив окурок, он со свистом выдохнул в кулак и уставился на снеговика во дворе.
«Я жду тебя назад».
* * *
Bad Wolves — Carol Of The Bells
— Помнишь Сару из средней школы? Погода здесь похожа на её страшные грязные ногти.
Ветер, сырость и шматки пыли под ногами, которая напоминала размокшие комочки шоколадных хлопьев. Блевантин сочельника в высшей степени.
В телефонной трубке впервые раздался смех, напомнивший звон колокольчиков, и на душе потеплело. Мишель отмахнулась от гадливо ударившего по лицу зелёного в клетку шарфа и соскочила с тротуара на переход, лавируя между шедшими навстречу людьми.
Зима в Сан-Франциско — пародия на адекватность. С каждым прожитым здесь днём Мишель всё больше заражалась гневом с привкусом брезгливости. Её вынудили променять приятный холод со снегами на бесконечную пыльную осень, где среди зеленовато-ржавых деревьев и даже газонов возвышались украшенные ели. Этот театр абсурда разъедал нервы с первых дней декабря.
— Ты могла вернуться домой, — неуверенно выдал голос в трубке.
— А, к чёрту, — Мишель отмахнулась, замедлив шаг перед кофейней.
«Голос в трубке» обо всём знал. В один из редких звонков отец предложил прилететь в Нефткламмерн, но Мишель огрызнулась, что он может спокойно встречать Рождество со своей чёртовой бабой и не делать вид, что внезапно затосковал. Запихнул в грёбаный Сан-Франциско, а сам нашёл насадку на член и захотел отсечь подальше проблемную дочь. Впервые рождественские праздники не вызывали у неё ничего, кроме печали и злости.
— Корицу с гвоздикой, — устало выдохнула Мишель бариста и ослабила шарф, который висел больше для красоты, но вне улицы мгновенно принялся печь шею.
Она любила Рождество. В конце концов, она родилась в этот день, и важнейшей связью были не подарки и не сакральные желания, а мама. Даже после её смерти, когда больше не с кем было рождественским утром валяться в постели, тискаясь и смеясь, Мишель всё равно радовалась. Мама родила её в этот день, мама считала её лучшим подарком в своей несправедливо недолгой жизни. Мишель была не в праве грустить. Она каждый год возрождала самые яркие детские воспоминания, вспоминала мамин смех, её ласковые поцелуи и уютные объятия, и улыбалась себе.
Заменить маму было невозможно. Даже Сильвия, которую Мишель помнила рядом с тринадцати лет и любила, оставалась наставнической фигурой и подругой. Но вот отец, годами ссылавшийся на бесконечные дела и вечно недоступный, отец, всерьёз обещавший прикончить половину парней, в объятия которых бросалась Мишель, обзаводится какой-то шаболдой и отсылает родную дочь в другую страну. Он не просто заменил маму, он избавился от всего, что хоть как-то напоминало о ней.
С готовым капучино Мишель вылетела обратно на улицу, так и не прервав звонок. На том конце провода, в стране ещё более далёкой от Нефткламмерна, чем Соединённые Штаты, в таком же гнетущем одиночестве жил её последний родной человек. Они оба остались без матерей в детстве, обоим не повезло с отцами и с правом выбора в жизни. Раньше не так бросалось в глаза, но с возрастом становилось очевидно, что их пути предопределены. В будущем году Исайя заканчивал обучение и возвращался в Нефткламмерн, чтобы задохнуться в чудовищном водовороте отцовского наследия, а Мишель мечтала сбежать так далеко, чтобы никто не мог её найти.
— Кто это? — одновременно с ритмичными гудками спросил Исайя, и Мишель посмотрела, кто пробивается через звонок.
— Упёртый придурок, — процедила она сквозь зубы. — Дебильный Дэвид не оставляет меня в покое.
Дэвид. На шестьдесят процентов состоит из воды и на сорок из дерьма. Мишель с ним даже не встречалась. Они пофлиртовали несколько раз после лекций, и кретин решил, что ему дали зелёный свет. Он наследил во всех её социальных сетях, после блокировок выслеживал через общих знакомых и отвратительнейшим образом ныл и манипулировал. Мог заглохнуть на неделю-другую, чтобы затем вновь объявиться и давить на жалость, позоря Мишель перед однокурсниками. С последними она и без того ладила со скрипом, Дэвид даже лёгкие трепыхания сводил на нет.
— И наверняка будет на тусовке в кампусе, — пробурчала сердитая Мишель, прикусив крышку стаканчика. — Я не хотела идти туда в принципе, а теперь это будет гарантированно всратый сочельник.
— Тебе так нужно появиться?
— Не то чтобы, — она вздохнула, убирая брошенную ветром медную прядь с лица. — Но я продинамила столько вечеринок, что если не появлюсь на этой, превращусь в аутсайдера. Спаси меня.
Туда и шла, мысленно высекая из-под высоких толстых каблуков искры. Люди всегда казались Мишель непроходимыми тупицами, но американцы били рекорды, и в этом болоте идиотизма ей предстояло провести всю ночь, потому что того требовала жизнь в колледже. Для новичков первый курс был проверкой на вшивость, определял положение на следующие четыре года. Если не пройти эту проверку хотя бы с видимым достоинством, Мишель как студентку похоронят.
— Я почти на месте, — она замялась и остановилась. — Как-то некрасиво вышло, что я позвонила поскулить, а сама сваливаю на праздник, пока ты один.
Исайя вновь засмеялся. Уголки губ Мишель дёрнулись в облегчении.
— Я не пошёл бы на рождественскую пирушку даже под угрозой расстрела. По мне, ты идёшь на каторгу, — его слова наполнились теплотой. — Не волнуйся обо мне.
— Знаю, ты этого не любишь, но... С Рождеством, братец.
— С Днём рождения, Мишель. Постарайся протрезветь к обеду.
— Очень смешно.
Жаль, они не рядом. Провести праздники вдвоём, как в детстве проводили летние каникулы, было бы лучшим раскладом в этом сумасшедшем году.
Мишель ещё улыбалась, когда на экране снова высветился настырный Дэвид. Потеряв терпение, она рыкнула в трубку и сошла с места, минуя очередной объятый темнотой проулок. Только пройдя дальше по улице, она осеклась и застыла. Мишель оглянулась, размашистым шагом сократила расстояние и вышла из-за угла.
Ей почудилось, что хмурое небо и тёмный от сырости асфальт поменялись местами. За алеющим во мраке огоньком точно на неё, не мигая, смотрели сквозь дымку тёмные глаза. Не веря, Мишель сделала шаг навстречу, сойдя с освещённого тротуара в глубокую тень домов. Смартфон, который не успела спрятать в карман, чуть не выскользнул из разгорячённой ладони.
— Гилберт?..
Это не мог быть он. Здесь, в Сан-Франциско? Она быстрее поверит, что бариста скормил ей дурь в порции капучино, чем в лицо, которое видит. Но напротив действительно стоял он, вторую такую сволочь природа просто не могла создать, жалея человечество. Мишель смотрела, как это чудовище, носа не выказывающее из Нефткламмерна, невозмутимо курит, и шок от встречи стремительно превращался в ярость.
— Какого сраного дьявола ты здесь забыл?
Гилберт вёл себя как ни в чём не бывало. Будто не он месяцами лез со своей едкостью ей под кожу, а потом приходил за потрахаться. Будто не по его вине в последнюю драку она напоролась лапой на кусок стекла. Будто не он на предложение уехать вместе велел катиться на все четыре стороны.
— Я тоже рад тебя видеть, — выдал он вслед за табачным облачком, и Мишель взорвалась.
— Да пошёл ты! — она сжала кулаки и оскалилась, с трудом подавляя порыв обрасти шерстью прямо на улице и растерзать ублюдину на ошмётки. — Притащился спустя месяцы и думаешь, я кинусь тебе на шею? Свали нахрен из моей жизни!
«Что он здесь делает?» — вопрос, который никак не отмести, сколько бы ни валил пар из ушей. Нонсенс, невозможно, Гилберт просто не мог тут быть. Но даже если очутился в том же городе по немыслимому стечению обстоятельств, что он делает здесь, на коротком отрезке от съёмной квартиры Мишель до студенческого городка?
— А я рассчитывал на холодный приём.
— Ты, мразь, ещё на что-то рассчитывал? — ярость затухала так же быстро, как разгоралась, но уступала место куда более основательной и внятной злости. — Как ты вообще меня нашёл?
— Вроде знаешь, чем я живу, но задаёшь глупые вопросы, — Гилберта, похоже, ничуть не трогали эмоции, которые пронизывали до нутра Мишель. — У Гарри хорошие связи, но кроты есть даже в его банде, так что отследить тебя не такая невыполнимая задача. Особенно если знать, куда копать, сама ведь рассказала о Сан-Франциско.
Чем дольше она слушала его, тем оглушительнее обезьяна в голове била в тарелки.
— И на кой? — Мишель с вызовом вздёрнула подбородок. — Не всё сказал в тот день?
В тот день она надеялась переломить отношения. Дотянуться до вечно ускользающего Гила и схватить не за горло в бесконечном противостоянии, а за руку, вытянуть из той трясины, в которую он себя загнал. Сбежать с ним дальше от Нефткламмерна, дальше от Сан-Франциско, дальше ото всех, кто смел держать их жизни над пламенем. Где не ждут малейшего промаха копы, где не пришлось бы видеться тайком. Где Мишель не снился бы чудовищный кошмар, как отец вручает ей отсечённую голову Гилберта. Они могли бы жить без оглядки на синдикат и полицию, просто жить, но Гилберту был милее прогнивший насквозь город, паразитирующий на его жизни.
Нет, обида душила не поэтому. Сама Мишель не была важна Гилу так же, как он был важен ей. Вот почему он тогда отказался и вот почему так злило его лицо сейчас.
Окурок полетел в кирпичную стену, и Гил впервые за разговор отвёл взгляд.
— Зашёл поздороваться. Не ищи злого умысла, Мишель, — он всё же посмотрел на неё, заодно оценив с головы до ног. — Неплохо выглядишь.
И развернулся, скрываясь в темноте проулка. Лишь поднял руку, прощаясь.
В душе нарождались странные чувства: колючие, едкие, болезненные. В глубинах кромешного мрака тихонько подвывал скованный цепями зверь. Мишель смотрела тупым, будто ей впрямь скормили химозную таблетку, взглядом в знакомую спину и не могла заставить себя ни шевельнуться, ни вдохнуть. Зверь царапал неподатливые барьеры человеческой оболочки, скулил громче, а Мишель так и стояла, сжимая вновь разрывавшийся от глухой вибрации смартфон. Лишь когда тёмный силуэт скрылся за углом, волчица рванула вперёд — и Мишель тоже. Скорые шаги превратились в бег. Она смаргивала непрошенную пелену горечи, понимая: когда окажется там, на свету, его уже не будет. Он исчезнет, как исчезал каждый раз; как бы ей ни хотелось удержать его рядом, сковав теми же цепями.
Мишель выбежала из тесного проулка к встретившей её зимним ветром набережной, почти безлюдной и скудно освещённой. Волнение и страх вышибали воздух из груди чаще положенного. Тяжёлые неудобные каблуки глухо застучали по асфальту, на который спускался, тая ещё в воздухе, такой редкий здесь мокрый снег.
— Гил!
Он обернулся раньше, чем Мишель крикнула. Добежав, она уже не разбирала его лица, не видела улицу, лишь вжалась всем телом, целуя с прорвавшимся наконец отчаянием и вдыхая до дрожи знакомый запах тела и сигарет. Обнимая крепко, как обманчивый морок, который явился к ней вместо духа Прошлого Рождества. Из всех живущих только он мог довести её до такого тремора на грани слёз, и только его она готова была за это простить. Только в его объятиях могло вернуться саднившее душу желание провести рождественскую ночь вдвоём, о чём Мишель не обмолвилась за прошедший год ни разу.
Стоя под тусклым фонарём, она чувствовала на горьких от табака губах влагу падающего снега. Дрожащими пальцами сжав плечи Гила, Мишель не отстранялась ни на дюйм, понимая, что горечь всё же обжигает её щёки, но от облегчения, а не тоски. Сейчас, когда он снова оказался рядом, ничто не имело значения.