Люди сновали взад-вперёд, не обращая внимания на тесный проулок. Там могли грабить, избивать, даже насиловать средь бела дня — постараются не заметить. Справедливо ли пенять за равнодушие современному человеку, вопрос философский, но когда могут призвать к ответственности, если помощь выйдет за допустимые законом рамки или, что хуже, за рамки чужой свободы, разумнее пройти мимо.
Оттащив Форса за мусорный бак, Гилберт опасливо огляделся и посмотрел на спину детектива. Кровь из раны пузырилась: вместе с ней из пробитого лёгкого выходил воздух. Побелевший Форс надрывно кашлял, через раз отхаркиваясь красным, и не мог вздохнуть.
С подобным ранением можно скопытиться через десять минут, а можно через две. Если детектив сейчас помрёт, гадать не нужно, — посадят именно Гила. Найдут отпечатки, найдут неожиданных свидетелей, инспектор Хикс охотно даст показания об их закулисной жизни. Условный срок вышел, но послужной список Гила без внимания не оставят, особенно убийство копа в прошлом. И плевать им будет, кто в действительности стрелял.
На груди выходного отверстия не было, пуля сидела в теле. Больница в любом случае заявит об огнестреле, но останется время сбежать до приезда полиции, чтобы не объясняться. Главное успеть доставить это чучело к врачам живым.
— Ты со мной за это ввек не расплатишься, — зло процедил Гилберт, когда в кармане чужой куртки звякнули ключи.
Он подхватил отяжелевшего Форса, перебросил его руку через плечо и потащил за угол, где стояла единственная серая машина. Прохожие косились с удивлением, но больше с подозрением и спешили убраться прочь. Неуклюже открыв заднюю дверцу, Гил уложил полубессознательного, покрытого холодным потом детектива на бок.
Аптечка лежала здесь же, на полке под задним стеклом, только ничего полезнее бинта в ней не нашлось. Гил наскоро разорвал упаковку и подложил слои марли под куртку Форса, вдавив в рану, — тот вздрогнул и мучительно замычал, но не очнулся. Запах от испачканных в тёплой крови пальцев резанул по нервам, когда Гилберт перелез вперёд и стиснул руль. Либо Форс истечёт кровью, задыхаясь, либо ею же захлебнётся — исход одинаковый.
Словно в насмешку, ближайшей от переулка больницей была клиника «Кормэдж», к ней как раз проложили новую дорогу. Гил вырвался на встречную полосу, игнорируя визг шин и оглушительные гудки, и утопил педаль газа. Куда угодно, только не в эту адскую цитадель.
Удушливый запах крови прошибал до затылка, Гилберту казалось, что он слышит пульсацию чужих артерий на фоне сердца. Донорская это кровь, клонированная или живая — не важно. Какой бы контроль он ни выработал, сейчас жажда раздирала горло настолько, что Гил готов был вылакать пролив Джорджии. В надежде подавить вопящие инстинкты он заставлял себя думать об угрозе тюремного срока, о стрелке, которого мог подослать кто угодно, и об утекающем времени для Форса.
Дорога к обычной районной больнице оказалась перекрыта — тоже взялись за ремонт после центральных улиц. Рабочий жестом велел сдать назад и махнул рукой в сторону объездного пути. Гил едко выругался, отсчитывая в уме минуты — четыре с половиной уже прошло, — и под гневные вопли повёл машину через прогулочный переулок, срезая путь. Он не сразу заметил, что кашель сменился подозрительной тишиной, и нервы затрещали, как натянутые канаты. Остановив машину, Гил с дурным предчувствием оглянулся: затихший детектив синел.
— Рэймонд Форс, — выдохнул высокий, как баскетболист, мужчина и с ходу показал полицейский значок. — Поступил час назад, какая палата?
Смуглая медсестра за стойкой онемела на миг, но спешно вбила имя в компьютер.
— Третий этаж, — не успела она договорить, как мужчина сошёл с места. — Подождите! Он ещё в операционной.
Десятью минутами позже из дверей лифта на третьем этаже вышел Стюарт Далтон. Подчинённого он заметил издали, а тот, услышав тяжёлую поступь шефа, поднялся навстречу.
— Жив? — бросил Далтон кратко.
— Ещё оперируют, — бесцветно отозвался второй.
И оба умолкли, хмуро глядя друг на друга.
Спустя время, показавшееся томительно долгим, из операционной вышла женщина. Она кивнула полицейским, спустив маску на подбородок, и те с облегчением выдохнули. Далтон ободряюще похлопал высокого Харриса по плечу.
— Состояние стабильно тяжёлое, — говорила она ровно, почти без интонаций. — Пулю из переднего ребра мы извлекли, но пробито лёгкое, задет главный бронх. С такими травмами редко доживают до хирургического вмешательства. В сущности, из-за лёгочного кровотечения он почти захлебнулся. На редкость не повезло поймать такую пулю.
— Почему не повезло? — Харрис напрягся. — Он ведь жив.
— Если организм не перестроится в ближайшие сутки, у детектива Форса нет шансов.
Она продолжала говорить, а у Харриса от её слов шевелились волосы на голове. Далтон мрачно молчал. Когда хирург указала в конец коридора, первым двинулся туда именно Харрис.
Не слушая жёстких окликов шефа, он за полминуты пересёк длинный коридор этажа, свернул за угол и увидел это трио: двух патрульных перед автоматом со снэками и типа в наручниках, что сидел на диване. Бледный, весь в чёрном, с тёмно-русой чёлкой на глазах и с высохшей кровью на руках. Его кровью, Рэя.
— Сэр, — патрульный встрепенулся при виде Далтона, который показался вслед за Харрисом.
— Не знали, что с ним делать, — махнул рукой на задержанного другой патрульный. — Он превысил скорость, четыре раза пролетел на красный. Мы догнали его только у больницы, а потом увидели раненного и... Куда его теперь?
Далтон не сказал ни слова. Он, не мигая, смотрел на парня на диване, как вдруг к тому шагнул Харрис и сдёрнул с места.
— Детектив!
— Харрис, пусти его.
Харрис уже сдавил Гилберту горло и впечатал в дрогнувший автомат. От души, с чувством, едва сдерживая гнев.
— Ты у меня сгниёшь за незаконное обращение, — зловещим шёпотом пообещал он.
— Харрис! — прикрикнул Далтон.
— Превышаешь полномочия, псина, — вдруг плюнул Гил. — Как бы самому не прилетело.
— Ну рискни!
— Харрис!
Сердитый Далтон рывком оттащил его прочь. Почему вампир осмелился бросить презрительное оскорбление, стало ясно: глаза Харриса изменились, коричневая радужка посветлела и полностью скрыла белок, а черты лица по-звериному вытянулись. Едва ли он держал себя в руках. Далтон грубо пихнул детектива обратно за угол.
— Угомонись.
Мало одного, угодившего на операционный стол при смерти, так и второй теперь в шаге от трансформации, готовый учинить самосуд в больничном коридоре. Харрис хищно скалился, и Далтон, видя, как заостряются моляры, утянул его подальше.
Выживание Форса не было чудом. Вампир обратил его по пути в больницу, и со слов доктора только это позволило Рэймонду дожить до хирургического вмешательства. Кровотечение остановилось, кровь в лёгкие тоже перестала поступать, но из-за общего состояния процесс регенерации не запустился. Тяжело раненных обращали и раньше, до принятия закона¹, но не на последнем вздохе. По сути, кровь вампира ввела Рэя в кому, он буквально завис между жизнью и смертью, и внятный прогноз давать не осмеливались. Либо он обратится полностью, и внутренние органы восстановятся, либо организм не справится, и для Форса придётся заказывать гроб.
— Если не можешь себя сдерживать, вернись в участок, — рявкнул Далтон недовольно.
— Самоконтроль чужд только кровососам.
Голос Харриса слабо напоминал человеческий. Сейчас это было глухое утробное рычание, в котором с трудом угадывались слова. На лице шерсть ещё не пробивалась, зато густая рыжеватая поросль покрыла руки, а кожа заметно потемнела. Высокий Бен по-звериному сутулился, словно гравитация тянула его к земле, словно он вот-вот опустится на четвереньки.
— Раз их не сдерживает закон...
Далтон, который со своим ростом еле доставал Харрису до плеча, вконец потерял терпение. Он стиснул оборотня за ворот как за шкирку и потащил из коридора на лестницу.
— То ты решил сдержать? — из добродушных карих глаз посыпались молнии. — Вслед за Форсом мозги на отвагу разменял?! Отстраню к чёртовой матери, если сию секунду не возьмёшь себя в руки!
Сколько месяцев они отбиваются от клейма взяточников и бездельников? Ещё немного и отметят год. Наркотический гаудиум безвозвратно похоронил полицию в глазах общественности: любой промах, любое затянувшееся расследование пресса едко смаковала в вечернем выпуске новостей. Один лишь слух, что детектив чуть не обратился в больнице, раздуют до размеров слона и представят как произвол. А за этим последуют пикеты и бунты.
Дело не только в них, не только в Нефткламмерне и долгожителях. Дело в самом мире, в хаосе, который захлёстывал его в самых разных углах. Этот хаос передавался по воздуху точно эпидемия, минуя океаны, заслоны и границы, ввинчивался в психологию толпы и зудел там раздражающим москитом. Пламя войны вспыхивало в одном полушарии, а отражалось в другом, где привыкший всё игнорировать человек вдруг брал биту, коктейль Молотова или дробовик, и шёл отстаивать права.
Из-за гаудиума подобное назревало и здесь. Он влиял не только на наркоманов, которых эйфория приводила к мыслям о всесилии. Здоровые люди видели, во что превращались их близкие, как они болели и угасали, и сатанели на глазах. Общество требовало поймать и наказать виновных, а в итоге само было в шаге от превращения в линчевателей. Одна лишь искра, один мельчайший повод — дамбу прорвёт. И не приведи Господь, чтобы этой искрой стал Бенджамин Харрис.
— Чтобы через три минуты духу твоего здесь не было, — уже спокойнее заговорил Далтон, вынимая телефон из кармана. — Я вызову Кларенса, а ты...
— Кларенс?! — имя напарника вылетело из оскаленного рта со злым рыком. — Вампира нельзя...
— Это тебя нельзя подпускать, — зыкнул Далтон снова. — Харрис, это приказ. И ни слова о произошедшем Хикс, я сам с ней поговорю.
Патруль. Одна незначительная переменная, и ситуация окрасилась в чёрный цвет. Задержание, наручники, следом полноценный арест. Единственная причина, почему Гилберта не увезли из больницы в участок, — Форс. Даже здоровые вампиры ехали крышей в отсутствие обратившего, полутруп откинется сразу.
И не скажешь, проклятие это или благо.
Затянутый тонкой плёнкой порез ныл под браслетом. Гил не особо думал, когда полоснул запястье перочинным ножом. Во всех смыслах безумная, грязная и абсолютно гадкая ситуация с умирающим в середине пути Форсом мало походила на то интимное обращение, что воспевали двинутые на вампиризме фетишисты. Это был синеющий человек с перекрытым дыханием и захарканным кровью ртом, в который пришлось залить собственную, пока по салону расплывался запах смерти. С таким исходом умнее было всё же бросить его в переулке и смыться куда-нибудь на Тексаду². Что он вёз детектива в больницу, а не прикопать мёртвое тело в глуши, никто не поверил бы.
Жалеть или думать об этом Гилберт не хотел и не мог: над душой стояли копы. Отпираться от незаконного обращения не было смысла, докторам он рассказал сам, но полицию интересовало то, что обращению предшествовало, — пуля.
— А ещё я хочу знать, откуда это, — мрачный Далтон бросил на стол перед Гилом коричневую папку.
Сидя в ординаторской, которую больница разрешила использовать в качестве допросной, Гилберт напрочь забыл о документах Нила. Их он закинул в машину вслед за Форсом. Само собой её обыскали, и, очевидно, шеф полиции уже ознакомился с материалами внутри. Уставший Гилберт только раз обронил, что свои права знает, и умолк.
Когда вопросы иссякли, и на подпись сунули протокол задержания, Гила под конвоем сопроводили в палату к Форсу. Правила запрещали посторонним находиться в реанимации, но случай выходил за рамки. В коридоре после долгих споров с врачами остался полицейский; временной камерой стала палата.
В тишине, прикованный одной рукой к больничной кровати, Гил посмотрел на коматозного Форса под датчиками, капельницами и трубками и, наконец, осознал, что натворил. Ярмо, которое он вскоре рассчитывал сбросить, превратилось в прочный канат, свернулось тугим узлом и осело где-то в грудине. Давно забытое и оттого чуждое чувство единения расползалось невыносимо щемящей тоской. Рэймонд Форс был последним человеком, в чьём присутствии Гил хотел испытывать подобное. Он вообще ни с кем не хотел себя связывать, ему претила мысль о любых узах: семейных, дружеских, любовных и тем более вампирских. Он — сам по себе, мир — сам по себе. И знай он заранее, чем для него обернётся выбор обратить человека, действительно вывез бы детектива в лес. Скормил бы местным пумам. Нет тела — нет преступления, случай с Мэй Хаттер это подтвердил.
Гилберт поморщился и сполз по стулу, пряча лицо под свободной от наручников рукой. Хотелось выдернуть интубационную трубку у Форса из горла, чтобы теперь он наверняка задохнулся, и это давящее ощущение родства улетучилось с его смертью. Оно против воли откатывало в прошлое, неприятное и нестерпимое, снимало с памяти один слой за другим и обнажало те воспоминания, которые Гил силился забыть либо забивал героином.
Спасительная мысль, вернувшая к реальности, вспыхнула неожиданно. Он не думал об этом раньше, а сейчас, в одиночестве и покое, осознал: Форса хотели убить, но не убили. Каковы шансы, что стрелок явится завершить начатое? Прикованному Гилу вряд ли поздоровится.
На обратном пути шеф Далтон не проронил ни слова. Чем больше он хмурился, тем сильнее ныли виски и лоб. Злиться сейчас на Форса не хватало ни зла, ни желания. Он всё-таки полез туда, куда запретили — и результат на лицо. Один чёрт знает, чем этот глупый мальчишка занимался в отпуске, раз добыл такие бумаги. А у кого? Задержанный вампир их принёс? Или тот, кто стрелял? Или стрелял тот, кто узнал, что Форс снова копает под «Кормэдж»? Тогда почему его решили убрать сразу, в обход привычных звонков «сверху»?
И как быть с тем, что теперь он не человек?..
Пожелтевшие от времени документы угнетали не меньше. Отчёты о трупах, отчёты о вскрытиях, списки имён под заголовком «Опытные образцы». Люди, это всё были люди тридцать лет назад. Только на этих бумагах их насчитывалось почти четыре десятка, а сколько было на деле?
— Пробить каждого, — велел Далтон, когда показались стены участка.
Дурные вести не успели разлететься. После звонка из больницы дежурный получил строгий приказ держать язык за зубами, а Харрис до сих пор не вернулся, поэтому в участке царили нетипичные для середины недели мир и тишина.
— Хикс, — Далтон открыл дверь в кабинет Форса и кивком пригласил внутрь.
Она могла замещать Форса, но для места начальника ей не хватало опыта. А был ли выбор? За минувший год штат изрядно поредел, и если рядовых офицеров пока хватало, то в руководителях ощущалась нехватка. Форс выбывал из работы как минимум на три недели, а как максимум — на полтора месяца. И прежняя должность ему больше не светит: делами по организованной преступности могли заниматься только люди.
— Новости плохие, — в лоб начал Далтон, стоя перед столом. — В Форса стреляли.
— Что? — только и сумела выдохнуть Хикс.
— Он жив, но в реанимации. Тебе придётся снова поруководить отделом, а позже... Надеюсь, из Виктории пришлют человека на замену Форсу. В их интересах контролировать обстановку в этом городе.
— Какую замену? — огорошенная девушка подступила ближе к Далтону. — Зачем? Форс вернётся и... Когда стреляли, кто?
Далтон кратко вздохнул и почесал лоб.
— Работать в отделе ему больше нельзя, — игнорируя последний вопрос, он невольно выдержал паузу. — Его обратили.
Он видел, как её серые глаза, иной раз похожие на два прозрачных озера, стремительно округляются и блекнут. Далтон принялся пересказывать слова хирурга, как и почему так вышло, и не сразу заметил, что взгляд Хикс из растерянного превратился в стеклянный. Она будто исчезла из кабинета и даже из собственной головы. Далтон в замешательстве умолк, а Хикс неестественно медленно потянулась к спинке кресла, в которое также медленно осела.
— Хикс? — шеф придержал её за локоть. — Ты в порядке?
Она не отвечала. На глазах съеживалась и с той же странной заторможенностью прятала лицо в дрожащих ладонях. Далтон позвал девушку снова, но так и не получил ответа, а дрожь постепенно охватила всё её тело. К моменту, когда Хикс стала сползать с кресла на пол, сжимаясь в болезненный комок и дыша с надсадным хрипом, Далтон окончательно уверился, что причина не в шоке. Он опустился рядом, по-отечески приобняв и негромко утешая, но она только чаще задышала, пока не рассыпался осколками стальной стержень, и из груди не вырвался вымученный, пронзительный крик.
К вечеру Форс задышал самостоятельно. Его перевели в обычный блок, по указанию полицейского выделив одноместную палату, и всандалили дозу клятого гаудиума. Гила и здесь приковали к койке, вынудив наблюдать за медсестрой, которая наполняла инсулиновый шприц белым, как суспензия, составом. К горлу подкатила предательская тошнота, Гил закрыл глаза и отвернулся.
Это дерьмо появилось первым, до вакцины. Порой он думал, что гаудиум вывели в первую очередь ради этого препарата, а уже после решили попытать счастья в лечении рака, чтобы подмазаться к людям. Назвали так же — «Гаудиум 3.0». Корнями цифра уходила в лабораторию, где вывели шесть сортов растения.
В многочисленных интервью и статьях утверждалось, что вампиры корпели над селекцией в поисках подходящего сырья для вакцины. Они искали катализатор, который позволил бы вампирской крови разогнать регенерацию в теле человека, не перестраивая сам организм. Когда вывели шестой непригодный сорт, вместо крови задействовали лимфу, и уже с ней первый же образец дал нужный результат. Третий использовали в разработке препарата, который купировал жажду крови, а оставшиеся придержали до лучших времён. Иронично, что именно забракованные образцы стали позже основой для губительных наркотиков.
В обычные больницы «Гаудиум 3.0» не поставляли. Всё добро хранилось в Центре реабилитации при той же компании «Кормэдж», что, в общем-то, было логично: существовали закон и юридический документ, всё происходило чинно и по обоюдному согласию. Экстремальных случаев, как с Форсом, история последних пятнадцати лет не помнила. Для него спасительную ампулу экстренно выклянчили у Центра, который через день-другой готовился принять детектива в свои стены.
Гилберту тоже туда прямая дорога, а затем ждёт тюрьма. Форс либо усугубит дело, либо его адекватность поставят под сомнение, если вдруг откажется от обвинений. Доказать влияние на психику обращённого вампира проще простого, а вот доказать отсутствие этого влияния задача со звёздочкой. Как ни крути, ситуация для Гила складывалась скверная.
Надо валить.
Форс по-прежнему находился в плену глубокого, как бездонная яма, сна. Изнывая от скуки, Гил просто смотрел на него и мысленно взвешивал нежелание вновь угодить за решётку против остатков изношенной совести. Он по собственному опыту знал, насколько мучительное ждёт Форса сумасшествие, если Гилберт сейчас смоется. Гаудиум притуплял жажду, но не спасал от безумия, которое захлёстывало коварными волнами и топило изо дня в день: ежечасно, ежеминутно, пока от человеческой сути не оставалось ничего, кроме голой формы. А внутри зияли чёрные дыры, засасывали в себя сострадание, надежду и фрагменты изувеченного рассудка. Поэтому брошенные вампиры превращались в ходячие машины для убийства; поэтому семь лет назад всех их помиловали, признав в равной степени жертвами. Форс, всегда смотревший с неприязнью и презрением, охотно махавший кулаками и державший Гила на крючке, заслужил прочувствовать всё на собственной шкуре.
Тем более, если Гилберту всё равно светит камера.
Ближе к полуночи, когда в спящей больнице с поредевшим персоналом стало совсем тихо, он несколько раз окликнул копа. Дверь палаты распахнулась, и на пороге возник недовольный офицер.
— Чего разорался? — входить он не стал.
— Мне надо отлить, — с ленцой сообщил Гил.
— У тебя мочевой пузырь с горошину?
— Я не виноват, что опять приспичило.
— Потерпишь, — полицейский собрался закрыть дверь.
— Глумишься? Даже в тюрьме условия гуманнее.
Тот раздражённо выдохнул и звякнул ключами от наручников.
В молчании они пересекли тёмный пустынный коридор, и полицейский грубо пихнул Гила в дверь больничного туалета.
— Поживей, — велел он, заходя следом и широко зевая. Успел прикорнуть на своём важном посту охранника.
— Неудобно со скованными руками. Подержишь?
— Я тебе кляп в рот засуну, если не заткнёшься.
— Ну серьёзно, — улыбаясь, Гил любезно протянул руки.
Согнав остатки сна, обозлённый коп шагнул ближе, и Гилберт тут же зарядил ему коленом в пах. Мужчина сдавлено ахнул и скрючился пополам, а через секунду познакомился лицом с настенной плиткой.
— Подлый удар, знаю, — Гил склонился над стонущим офицером, снял ключи с пояса и шустро расстегнул наручники. — Всё равно грозит несколько статей. Одной большей, одной меньше... Ничего личного.
Он с усилием подтянул рослого мужчину под раковины и приковал обе его руки к трубе. Разбитый о стену лоб выглядел скверно, но, кроме большой шишки, ничем не грозил. Гилберт вытащил из кобуры пистолет и сунул себе за пояс.
— Кляп, говоришь?
Стянув с ноги полицейского ботинок с носком, он затолкал последний ему в рот, чтобы на крики не явились раньше времени, и выскользнул обратно в тихий коридор.
Свобода маячила в нескольких лестничных пролётах запасного выхода. Когда его хватятся, Гила здесь уже не будет. Но сложилось всё чересчур просто, поэтому на середине лестницы он замер, стиснув перила. Не надо, не думай. Сделай новый шаг и свали настолько далеко, насколько позволят навыки и хитрость. Двигайся. Забей.
— Сука, — шикнул в сердцах Гилберт и рванул обратно.
Ночная медсестра проверяла Форса каждый час. Она уже открывала дверь палаты, когда Гил тенью настиг её из глубины коридора, схватил за шею и ткнул пистолетом в висок.
— Только пикни.
Блядский Рэймонд Форс. Теперь пожизненно на побегушках.
Перепуганную медсестру он дёрнул прочь от палаты, развернул в другую часть крыла и повёл, как марионетку.
— В процедурном есть камера?
— Я...
— Ну!
— Н-нет, — испуганно выдохнула та. — Только на посту и в холле. И в операционной.
— Если брешешь, — Гилберт больно впился пальцами в шею, зашептав на ухо, — перегрызу яремную вену. Сдохнешь на месте.
В тесном процедурном кабинете он оглушил медсестру пистолетом и в спешке обыскал ящик с лекарствами. Антибиотики, анальгетики — всё распихалось по карманам. Всандалить бы пару уколов сейчас, но на счету каждая минута. Осторожно закрыв кабинет с бессознательной девушкой, Гил, неслышно ступая, отправился назад.
Если сестра вскоре не вернётся на пост, искать её отправится дежурный врач — за это время надо смыться. На чём? Угнать машину не проблема, проблема в вопящей сигнализации. А как стащить по лестнице грёбаного Форса? На своём горбу?
«Почему эту суку решили грохнуть при мне?» — правильная мысль, не помешает обдумать позже.
Он вошёл в палату, и сердце звучно грохнуло — на фоне окна у постели Форса нарисовался тёмный силуэт. Гил тотчас взял чужака на прицел, щёлкнул взведённый курок.
— Тише, лейтенант, — силуэт поднял руки, говоря до жути знакомым голосом. — Я пришёл помочь.
— Снаружи караул выставили? — осведомился Гилберт, уже не надеясь на хороший исход.
— Ты сдался добровольно, — силуэт продолжал держать руки поднятыми. — Ни у кого и мысли не возникло, что надумаешь сбежать.
— А ты, значит, догадался?
— Предположил. Как и то, что вернёшься за Рэем.
Лицо Гила скривилось, словно от зубной боли.
— Я пришёл помочь, — повторил силуэт. — Не в первый раз и не в последний.
— Боже упаси.
— На этот раз не столько тебе, — он, наконец, медленно опустил руки, и вслед за ним нехотя опустил пистолет Гил.
День горазд на сюрпризы. Добрый самаритянин, который и впрямь выручал временами, сейчас предлагал помочь в натуральном похищении. Видать, совсем беда с кадрами в их конторке, раз роль соучастника видится актом доброй воли. Все, как один, больны на голову.
Любая вера — это риск. Гилберт не знал, чем обернётся затея, но дикое желание удрать из города пересилило привычное недоверие. Что опаснее, говорящая фамилия Найтингейлов, которые даже кровных родственников готовы замочить, тюрьма или приятель Форса, годами снабжавший Гила клонированной кровью? В обход закона, разумеется. Гил до сих пор не знал, какие цели преследует этот тип, и отчего в нём играет неоправданное чувство долга, приправленное ностальгией. Блаженный.
Ладно, пан или пропал.
* * *
Кругом царил кромешный мрак. Ни проблеска, ни звука, ни опоры — лишь пространство безликой пустоты и давящая тишина. Адреналин с готовностью хлынул в кровь, пронзив спазмом каждую мышцу, и тело рефлекторно вскинулось. Пальцы лихорадочно зашарили по темноте.
Стена.
Рэй замер, фокусируясь на первом внятном ощущении, и тяжело выдохнул. Грудь тотчас сдавило в тисках. Рука сорвалась, когда он повалился на спину, зайдясь болезненным, колючим кашлем. Изнурительный приступ выдирал из лёгких клочок за клочком, Рэй чувствовал, как отхаркивается кровью, а внутри с каждым хриплым вдохом расцветает ледяной кристалл, который вонзался иглами не только в лёгкие, но и в грудину, сердце, горло.
Что сполз с постели на холодный бетон, Рэй не заметил. Когда приступ утих, он провёл ладонью по лежанке — это точно плед. Нащупал что-то вроде металлической тумбочки рядом, стену и, ориентируясь по ней, поднялся. Ноги дрожали, как после марафона, а голову вело, но адреналин продолжал бушевать и толкал в спину. Безликое пространство обрело форму вместе с прояснившимся сознанием. Это было маленькое, холодное помещение без окон. Стена, один угол, стена, второй угол, стена, откос... Рэй рванул вперёд, и незапертая дверь легко распахнулась.
Тело подвело сразу: голова закружилась сильнее, ноги заплелись, и Рэй по инерции рухнул вперёд. Удар отозвался настолько нестерпимой дрожью в груди, что с минуту он просто лежал на пробиравшем до костей сквозняке и заново учился дышать. Когда сдавленные лёгкие вновь принялись качать воздух, Рэй уткнулся мокрым лбом в пол, собираясь с силами, и неуклюже перевернулся.
Всё же не ослеп, темно было только в той каморке. За дверью его встретило просторное помещение с недосягаемым потолком — возможно, старый склад или фабричный цех. В огромные окна без стёкол задувал ледяной осенний ветер, а среди обрывков туч светила такая же ледяная луна.
У дальней стены примостились стол, какая-то древняя аппаратура на нём, коробки, ящики и несколько упаковок воды. Пересохший рот тотчас напомнил о себе. Рэй не без труда поднялся и побрёл к воде, словно путник к оазису, ни о чём не думая. Варварски разорвав плотную упаковку, он почти вгрызся в горлышко бутылки, словно пил впервые в жизни.
— Зря поднялся, — раздалось из коридора сбоку.
Бутылка шлёпнулась под ноги, расплескав воду. Рэй схватил со стола первое, что попало под руку, и повернулся на голос.
— Ты? — изумлённый хрип почти сразу перерос в злобное сипение. — Какого чёрта ты..?
Каскад смазанных, спутанных воспоминаний обрушился с адской головной болью. Рэй стиснул лоб в надежде сдержать таран, который бился о стенки черепа.
— Что произошло? — морщась, спросил он.
— А что ты помнишь?
Гилберт приблизился и забрал из ослабших пальцев отвёртку, чего Рэй даже не заметил. Затем поставил на стол оранжевый пузырёк, а сам плюхнулся на мини-холодильник по соседству.
— Аспирин, — пояснил он.
Несколько таблеток улетело сразу. Когда вода в первой бутылке иссякла, Рэй под пристальным взглядом Гилберта взялся за следующую и прохрипел:
— Я ехал на встречу с Нилом, — голова вновь запульсировала.
— И всё?
Ещё был дурной сон, в котором выдирали внутренности, намотав их на кирку. Рэй помнил холод, пронзительный гудок и острую боль в груди, но не мог вспомнить подробностей. Водоворот мыслей затягивал обратно в беспамятство. Перед глазами замелькали разноцветные пятна, и Рэй ухватился за край стола. Сознание так и норовило раствориться в тишине забытой промзоны.
— Говорю же, зря поднялся, — голос Гилберта, будто якорь, пригвоздил разум к месту. — Снаружи не видно, но внутри у тебя по-прежнему труха.
— Где я, почему? Какого хрена здесь ты? — скопившиеся вопросы посыпались сами собой, и Рэй снова взялся за воду.
— Прекращай. Сушняк от антибиотиков ты перебил ещё с первой бутылкой.
Антибиотики. Нил точно пришёл в тот день на встречу, потом явился Гилберт, а потом автомобильный гудок, и боль, и...
— В меня стреляли, — прохрипел Рэй.
Он не вспомнил — дошёл логикой. Это объясняло ощущения в груди и провал в памяти, но не склад и присутствие Гилберта.
— Почему я не в больнице?
— Ты там был. Но поскольку тебя не добили... — Гилберт неопределённо качнул головой, как бы говоря, извини, куда деваться.
Нет, что-то не сходится. Если рана была настолько серьёзной, что Рэймонд потерял сознание, в больнице его продержали бы долго, но, судя по синевато-серому пейзажу за окнами, ноябрь даже разгуляться не успел. То есть Гилберт снова врёт.
— Слушай, ты...
Недоверие и злость — отличные стимулы. Всё ещё держась за стол, Рэй машинально опустил руку на бедро, где в прежнее время покоилась пистолетная кобура. Разумеется, оружия не нашёл и шагнул к Гилберту. Тот спокойно смотрел снизу вверх и даже не шелохнулся.
— Слушаю.
Хоть слабость и сковала тело, двигалось оно по привычке — пальцы стиснули чужой воротник.
— Я сыт по горло твоими играми, — Рэй понимал, насколько его хватка смешна и нелепа, но всё равно навис сверху. — Выкладывай всё, иначе...
— Иначе что? — Гилберт изобразил интерес. — Ты на ногах еле держишься. А ещё тебя знобит, как обдолбанного фрика, и это только начало, — он терпеливо вздохнул и поднялся с места. — Мне происходящее тоже не по нутру, но так уж вышло, что мы теперь в одной лодке. Сделай одолжение, не будь мудаком хотя бы пять минут.
Гил просто отнял руку Рэя от себя, даже не приложил усилий, а затем поддел ногой крышку холодильника. Рэй не сразу понял, на что смотрит. Он видел эти пластиковые пакеты с логотипом «Кормэдж» и печатями полицейского управления десятки раз, вампиров в участке нередко встречали с ними на обеде. Гилберт достал один и плюхнул на стол. Клонированная кровь.
— Ты трое суток был в отключке, — заговорил он странным тоном. Рэй вообще никогда не слышал, чтобы Гилберт разговаривал без едкости и глумления. — Грузить неокрепший после комы мозг чревато, так что обойдёмся краткой информацией: если не выпьешь сейчас, твой собственный разум тебя поимеет.
— Что ты несёшь? — глухо отозвался Рэймонд, чувствуя, как невидимая рука сдавила горло.
— Ты сам потребовал всё выложить в лоб. Отлично, на здоровье. Я тебя...
Рэй ударил раньше. Резко, прямо в челюсть. И сам же отшатнулся. Его будто обожгло хлыстом, в груди мучительно заныло. Шаткое сознание утонуло в чувстве вины, от которого захотелось взвыть волком. Оно раздирало разум в клочья и выцарапывало глаза, вместо сосудов сердце словно разрослось колючей проволокой. Схватившись за голову, Рэй сжался в комок, и горячие слёзы брызнули прежде, чем он сообразил, что к чему. Он словно ударил родного отца. Или мать.
Зло поглядев на Гилберта, он даже не нашел в себе сил сказать что-либо или просто подняться. Внутри бурлила ненависть, искажённая мукой совести и прорезавшейся, как губительный сорняк, любовью. Его замутило.
Гилберт кратко кашлянул и вытер кровь с разбитой губы.
— ...обратил, — закончил он. — Я тебе, в общем-то, жизнь спас.
— Заткнись, — рыкнул Рэй, силясь сдержать слёзы.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Это пройдёт.
— Я сказал, заткнись!
Тот и впрямь умолк, позволяя Рэю немного успокоиться, но его взгляд упал на пакет крови.
— Жажда не утихнет, пока ты это не проглотишь. Укрощение бешеных вампиров в мои увлечения не входит, не вынуждай вливать силой. Я могу.
Будь пистолет под рукой, Рэй пустил бы пулю ему в лоб, не раздумывая. Или себе. Вина гасла столь же быстро, как и разгоралась, но это не приносило облегчения. Всё это бред, безумный кошмар изощрённого садиста. Наверное, ему всадили наркотики, или это какой-то сумасшедший отходняк от лекарств, или всё видится в коме.
Нет. Он точно сойдёт с ума, если останется здесь, с Гилбертом. Прочь. Прочь от него, от безумия, от этих чувств. Иначе он задохнётся, как в дыму.
— Неразумно, — заметил Гилберт, когда Рэй двинулся к тёмному провалу в стене. — Дальше этого этажа ты всё равно не уйдёшь.
Чёрный коридор казался бесконечным туннелем в никуда, в то самое забытье, откуда Рэй вернулся недавно. Лучше бы он не просыпался, лучше бы умер от той пули. Он был готов к смерти, он знал, к чему всё в итоге придёт, и не испытывал сожалений. Жизнь спас? Гилберт вверг его в бесконечную пытку, и единственное, что теперь могло спасти — та самая пуля в висок.
С каждым шагом в конце коридора нарастала дрожь, а боль всё сильнее пронзала уколами сердце. Она нарастала, звеня и вытягивая остатки сил. Рэй на деревянных ногах доковылял до лестницы и там же привалился к стене, медленно сползая по ней и жадно хватая ртом воздух. А где-то через томительно долгую минуту его мучений появился Гилберт. С его приближением все иглы из сердца будто вынули, и дышать стало легче, но гаже.
— Ну что, — тот опустился на корточки рядом, не спеша помогать залитому холодным потом Рэю. — Начнём сначала?