Сначала Брагин увидел букет. Полметра в высоту и примерно столько же в диаметре. Из каких-то красивых цветов, названия которых Олег не знал.
И только потом мужчина заметил боевую подругу, которую букет вполне себе успешно прикрывал.
— Че, Нино, мимикрируешь? — «поприветствовал» он. И несколько озадачился, когда обычно говорливая Дубровская молча перевела на него взгляд. — Нинок, ты чего?
— А, Михалыч, привет, — вздохнула женщина и встряхнула головой. — Я ниче, нормально все.
— Точно? — нахмурился хирург, селезенкой подозревая что-то нехорошее. Но, поскольку явных улик не было, предъявить тоже было нечего.
— Точнее не бывает.
Брагин поиграл бровями и шутливо пригрозил:
— Смотри у меня, — расписался в журнале. — Это че, — кивнул на букет, — Неклюдов проштрафился?
Нина усмехнулась:
— А это не мне, — она поймала любопытство в глазах друга и снизошла до объяснений. — Нарочинской передали с утра пораньше. Курьером.
Олег приклеил на лицо восторженную лыбу:
— Да ты что, — с трудом сдержался, чтобы не всплеснуть руками, — повезло же ей.
— Ну, как знать. Если ее кавалер так проштрафился, то я ему не завидую. С характером-то Марининым.
— Это точно, — поддакнул Брагин, изо всех сил стараясь не думать о том, какие еще могут быть причины для подобных подарков. — О, МаринВладимирна, доброе утро, — увидел он нейрохирурга.
Нарочинская никак не отреагировала на мужчину и подошла к стойке, не обращая внимания на букет:
— Привет, Нин.
— Привет, — кивнула Дубровская. — Ты где витаешь? Тебе, между прочим, цветы притащили.
Олег мог поклясться всеми своими шапочками, что на лице Марины не промелькнуло ни одной эмоции. Женщина посмотрела на букет и, расписавшись, взяла его в руки. Со второй попытки, правда. Слишком внушительный он был.
— Помочь? — не удержался Брагин.
— Спасибо, не надо, — прохладно отозвалась она, не удосужившись даже посмотреть на коллегу.
Олега это задело:
— И не жалко вам своего поклонника?
Теперь Нарочинская даже заинтересовалась немного и выглянула из-за цветов:
— В смысле?
— Ну, как, — по-кошачьи усмехнулся Брагин. — Так не уверен в себе, видимо, что решил брать финансовыми возможностями, — понимал, что говорит что-то не то, но все равно пытался «уколоть» Марину. — Может, даже кредит взял на такой букетище, угу.
Нейрохирург смерила мужчину пренебрежительным взглядом:
— А вы не считайте чужие деньги, Олег Михалыч. Своей жизнью займитесь.
Нина посмотрела на одного, перевела взгляд на другую и закатила глаза. Но от комментариев воздержалась — сегодня ей было не до этого.
***
После обеда Марина вышла в приемное, где увидела Дубровскую, цвет лица которой мог посоревноваться с весенней травой.
— Нин, что с тобой?
— Не знаю, — регистратор изо всех сил цеплялась пальцами за стойку. — Че-то прихватило, — сдавленно произнесла она, понимая, что еще чуть-чуть, и грохнется в обморок.
Именно сейчас боль, преследовавшая Дубровскую со вчерашнего утра, стала совсем невыносимой.
Нет, сначала все было не так плохо, поэтому Нина старалась не обращать внимания. Потом начала грешить на придатки и даже записалась к гинекологу. Только дойти не успела…
Страшно уже не было, но хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. И уже неважно чем.
Закончиться ей не дали.
— Нина! — тормошила ее Нарочинская. — Что болит? — она приложила ладонь ко лбу коллеги и ахнула. — Да у тебя температура!
— Жи-вот, — рвано выдохнула Дубровская, прежде чем в глазах окончательно потемнело.
Кажется, она еще успела услышать, как Марина требует санитаров и каталку…
***
Через три с лишним часа Нарочинская выползла из операционной и сразу угодила в лапы крайне взволнованного Брагина:
— Что с Ниной? — психованно поинтересовался он.
Да уж. Сложно не стать психованным, когда после двух тяжелых операций вместо заслуженного отдыха получаешь известие о том, что твоей верной подруге резко стало хреново. Да так хреново, что ее прямиком положили на стол, минуя стадию взятия анализов.
Олега еще и в операционную не пустили. Сначала удерживали силой (три человека на плечах повисли), потом уговаривали, а потом заявили, что операция скоро подойдет к концу, поэтому Брагину там делать нечего. Только Марине Владимировне мешаться.
А мешаться Марине Владимировне он не хотел. Особенно сейчас, когда от нейрохирурга буквально зависели здоровье и жизнь Дубровской.
Нарочинская подняла на мужчину уставшие глаза и ужаснулась — Олег был похож на умертвие. Мрачный, испуганный, непривычно-бледный, с резко проявившимися кругами под почерневшими сейчас до состояния угля глазами.
Не понимая, что творит, женщина прикоснулась к его щеке:
— Все хорошо, — Брагин, кажется, не понял, что она сказала, и Марина повторила уже громче. — Олег, все хорошо. Опасности для жизни нет.
Мужчина вздрогнул всем телом, ужался в размерах и выдохнул Нарочинской куда-то в плечо:
— Что случилось?
— Перитонит из-за аппендицита.
Олег резко вскинул голову:
— Я ее прибью.
— Да подожди ты, — нервно усмехнулась Марина. — Пусть сначала выздоровеет, а потом делай что хочешь.
Он тоже усмехнулся:
— Договорились, — еще крепче сжал Нарочинскую в объятиях и посерьезнел. — Мариш, спасибо, — от его собачьего взгляда у нее что-то перевернулось внутри.
Марина выдавила слабую улыбку:
— Это моя работа.
Рядом послышались недружные, но быстрые шаги.
— Как она? — это приближались донельзя взволнованные Куликов и Хромов. Оба только освободились и узнали о произошедшем.
Нарочинская кивнула:
— Самое страшное позади.
— Аппендицит. Перитонит, — пояснил Брагин. — Марина вовремя поймала.
— Слава Богу, — выдохнул Сергей и, заметив не самую обычную для отделения картину — Нарочинскую в объятиях Брагина, вскинул брови в немом вопросе.
Олег это мастерски проигнорировал, а Марина просто не заметила, потому что переключила внимание на Ивана Николаевича, который в любой ситуации мыслил поразительно трезво:
— Вы одна оперировали, Марин? — объятия коллег Хромова интересовали мало.
Она пожала плечами, аккуратно выпутываясь из таких комфортных рук:
— Медсестры и анестезиолог были свободны.
— Но это же сложно, — удивился Куликов, только сейчас сообразив, как стремительно и многогранно пришлось действовать его коллеге.
— Не было времени ждать.