Конечно он ей не поверил. С трудом, но узнал, что похороны оплачены заранее, а звать народ на них Нарочинский запретил. Не хотел всей этой шумихи.
Оставался минимум: оформить документы и приехать на кладбище к назначенному времени.
Затем Брагин заставил Марину съесть бутерброд и влил в нее горячий сладкий чай — понимал, что она может вообще забыть про еду. Скорее всего, и сегодня не ела толком. А может и не только сегодня, если судить по тому, что Нарочинская, всегда отличающаяся излишней стройностью, за последнее время стала еще тоньше.
Потом Олег позвонил Зименской и предупредил, что Марины несколько дней не будет.
Нарочинская на его действия вообще не реагировала, и это было дико.
Спасибо, что хотя бы на вопросы отвечала. Через раз.
А потом он уговорил ее лечь.
— Я не усну, — ровным голосом сказала женщина.
— Не будешь же ты всю ночь стоять.
Марина послушалась и, опять же, не проявила никаких эмоций, когда Брагин лег рядом. Но у него и выбора не было. В комнату отца Марина наотрез отказалась заходить, а в гостиной был только диван.
Мысли о том, что он сам может уйти в спальню, у мужчины не возникло. Надо быть рядом. Так он хотя бы сможет контролировать Нарочинскую. В прямом смысле этого слова.
Ночью толком не спал, постоянно прислушиваясь к женскому дыханию и грея маленькие ладошки в своих руках.
А когда открыл глаза, увидел, что Марина изучает потолок.
— Ты хоть немного спала?
— Не могу спать, — она едва повернула голову в его сторону.
— О чем думаешь? — Брагин понимал весь идиотизм своего вопроса. Но Нарочинскую надо было вытягивать в нормальное состояние уже сейчас. Потому что потом могло быть хуже.
— Не понимаю, почему не получается зареветь. Не думала, что стала такой черствой. С мамой по-другому было.
Олег сел и снова заграбастал ее в объятия:
— Это защитная реакция, — начал гладить по спине. — Ты нормальная, Марин.
Она подняла на него глаза:
— Тебе на работу не надо?
— Я выходной сегодня и завтра.
***
Марина была такой отрешенной, что Брагин не мог не ждать подвоха. Это не было самовнушением: мужчина все-таки неплохо знал Нарочинскую и понимал, что, рано или поздно, плотину прорвет.
Он оказался прав. Через пару часов после того как они вернулись с кладбища, женщина пошатнулась на ровном месте и начала оседать на пол.
— Марина!..
***
Нарочинская открыла глаза и увидела удивительно знакомую палату. Кажется, пятую. Только находилась Марина здесь не в качестве врача.
Произошедшее женщина помнила смутно. Они с Олегом вернулись с похорон, а потом ей стало плохо… Как оказалась в Склифе, нейрохирург понятия не имела. Как и о том, какое лекарство ей сейчас капают.
— Марина, — каким-то сорванным шепотом выдохнули рядом с ней. Она перевела взгляд со стены и увидела до истерики испуганного Брагина, от которого, казалось, остались одни глаза.
Такие же угольно-черные, как и после операции Дубровской.
Рядом стояла Павлова:
— Марина Владимировна, как вы себя чувствуете?
— Не поняла пока, — нейрохирург прикрыла глаза, пытаясь восстановить ход событий. — Давление?
— Ты знала?! — непроизвольно повысил голос Олег.
Давно ему не было так страшно. Многое прокрутил в голове, пока не отходил от Нарочинской. Казалось, предположил все возможные варианты: горькие слезы, неконтролируемые истерики, полное равнодушие к происходящему, из которого придется выводить чуть ли не с помощью психологов. Но почему-то даже не задумался о том, что у Марины может просто-напросто сдать организм. В один момент.
Светило хреново.
Ирина Алексеевна, выразительно глянув на сотрудника, который, впрочем, этого не заметил, продублировала суть его вопроса:
— Так у вас уже были эти проблемы?
Марина отрицательно мотнула головой, не отрывая ее от подушки:
— Нет. Но я не теряла память и симптомы гипертонии знаю.
Павлова кивнула:
— Еще ЭКГ у вас не очень, — она протянула распечатку.
Глаза Нарочинской пришлось открыть. «Да уж, ничего хорошего. Но хотя бы не смертельно», — оценила она про себя.
— Когда вы почувствовали себя плохо?
— Минут за тридцать до того, как начала отключаться.
Полчаса.
Олег вздрогнул всем телом, протер лицо ладонью и сжал зубы.
Хотелось наорать на эту дурынду, встряхнуть ее за плечи со всей силы, чтобы поняла, наконец, что нельзя так делать. Нельзя доводить себя до подобного состояния. Нельзя молчать о симптомах. Скажи Марина вовремя — может, и на месте разобрались бы, и такой угрозы бы не было.
Но сейчас орать было нельзя.
— Повезло вам, что рядом оказался доктор Брагин, — продолжала Ирина Алексеевна. — Иначе последствия были бы гораздо хуже. А сейчас, если будете соблюдать режим и рекомендации, есть шанс, что все стабилизируется.
Марина поймала взгляд Олега и попыталась улыбнуться. Удалось плохо, но попытка была засчитана: Брагин мимолетно продемонстрировал ямочки на щеках и взял Нарочинскую за руку.
Павлова только диву далась, глядя на эту идиллию. Уж кто-то, а Брагин с Нарочинской не совпадали в ее голове приблизительно никак. Ирина Алексеевна, конечно, обоих знала плохо, но ей хватило пары дней, чтобы понять, насколько они разные.
Впрочем, это было не ее дело. Но соответствующую пометку Павлова все-таки сделала. Мысленно. И вновь обратила на себя внимание:
— Марина Владимировна, вы лекарства какие-то принимаете постоянно?
— Нет. Недавно закончила успокоительное пить. Но вряд ли это связано.
Олег, не успевший успокоиться, напугался еще больше:
— Какое успокоительное?!
Нарочинская, отведя взгляд, сообщила название.
— Долго принимали? — деловито уточнила Ирина Алексеевна.
— Два месяца.
У Брагина от ее ответа все оборвалось внутри. Два месяца… Стало быть, после Нинкиного юбилея.
Господи, какой же он кретин. Ублюдка кусок.
Марина знала, что с ним происходит. Кожей чувствовала. Только поделать ничего не могла. Ей даже стыдно стало немного, хотя своей вины в произошедшем Нарочинская не видела.
Плохо действительно стало только сегодня — видимо, измученный организм не был способен на истерику, но и проигнорировать проблему не мог. И решил таким образом устроить передышку.
Спасибо, что не вечный сон.
Почувствовав, что атмосфера неуловимо сгущается, Павлова решила закругляться:
— Можете остаться в отделении. Все необходимые процедуры вам обеспечат. А от работы я вас отстраняю, пока не поправитесь, — на этих словах заведующая стремительно покинула палату.
И предпочла не заметить, что доктор Брагин сжал доктора Нарочинскую в крепких объятиях. Практически задушил, поглотил своим немаленьким туловищем, оставив на свободе только бледную руку с капельницей.