Едва последний номер концерта завершился, и полы занавеса соприкоснулись, Лань Ванцзи вылетел из зала с такой скоростью, что на него удивлённо оглядывались администраторы ДК: все и каждый знали, что пресс-секретарь всегда старается выглядеть спокойно и невозмутимо, какие бы чувства его ни обуревали. Опуская то, что никто никогда не ждал от Лань Ванцзи никаких чувств, кроме раздражения.
Но сейчас Лань Ванцзи совершенно не мог сохранять спокойствие, он хотел как можно скорее убраться с чужих глаз подальше. Во всём теле бушевал пожар такой силы, что ему казалось, что это заметно и очевидно всем, кто на него смотрит. Лань Ванцзи ворвался в уборную, положил камеру на специальный столик, предназначенный для сумок, открыл холодный кран на всю катушку и уставился на себя в зеркало. Его шея и уши явственно покраснели, кажется, даже скулы слегка окрасились, хотя Лань Ванцзи никогда, никогда не краснел лицом. Зрачки были расширены так, что заполнили всю радужку, из-за чего глаза казались чёрными. Несмотря на то, что в уборных всегда было прохладно, ему было жарче, чем летом под палящим солнцем.
Лань Ванцзи перехватил волосы одной рукой и тщательно умылся другой, его пальцы мелко дрожали, отчего он едва не расплескал всю воду и не забрызгал свои одежды. Никогда ещё за неполные двадцать девять Лань Ванцзи не чувствовал ничего подобного.
Услышав звук шагов, он вздрогнул, схватил фотоаппарат и не придумал ничего лучше, чем запереться в кабинке, но он просто не мог себе позволить, чтобы кто-то из коллег или сотрудников ДК увидел его в подобном состоянии. А когда Лань Ванцзи услышал знакомый голос, шипящий себе под нос ругательства, ему и вовсе захотелось исчезнуть, раствориться в пространстве, телепортироваться куда угодно, где будет достаточно холодно, чтобы охладить полыхающее в теле пламя, и где его точно никто не узнает. В Антарктиду, например.
У раковин находился Вэй Усянь, Старейшина Илина, «тёмный заклинатель», чья игра на флейте не только управляла «призрачными» танцорами, но ещё и повелевала эмоциями Лань Ванцзи, и сейчас их разделяла только дверь и стена.
Лань Ванцзи прислонился лбом к холодному кафелю, надеясь, что это хоть немного его отрезвит, но, конечно, ничего у него не вышло. Он желал открыть дверь и покончить с этими жуткими двумя неделями, которые они провели в безмолвии и непонимании – и одновременно боялся, что, если увидит Вэй Усяня в таком состоянии, не сможет сдержаться и сделает что-нибудь, о чём очень пожалеет. Что-то, о чём он сам даже не смог бы сказать вслух, потому что никогда ни о чём подобном не думал и не желал.
Решившись, Лань Ванцзи всё же открыл дверь и вышел. Вэй Усянь склонился над раковиной, кажется, безуспешно пытаясь смыть сценический грим.
− Вэй Ин, − выдохнул он.
Вэй Усянь дёрнулся, ударился о кран и посмотрел на него через зеркало. Бушевавшее внутри пламя будто полыхнуло вспышкой и утихло, когда Лань Ванцзи увидел его глаза: красные, мокрые и испуганные, по бледному лицу текли чёрные слёзы от плохо смытых теней и туши. Он был напуган так, что забормотал какую-то чушь: про картину, про линзы, про свои руки, про то, что он ни в чём Лань Ванцзи не винит, а слёзы у него так и не останавливались, отчего ему пришлось нервно схватиться за бумажные полотенца. Лань Ванцзи шагнул ближе, желая помочь, успокоить его или хотя бы объясниться, как положено, но Вэй Усяня это простое движение повергло в ещё больший ужас.
− Прости меня, за картину, и за флирт тоже прости, я правда-правда не хотел опозорить тебя на весь ДК, я не знал, что тебе настолько неприятно, прости-прости-прости! – закричал он с перекошенным лицом и выбежал прочь, оставив Лань Ванцзи наедине с его желаниями и смятением.
Лань Ванцзи растерянно уставился на захлопнувшуюся дверь уборной, не зная, что ему предпринять. Догнать и всё-таки успокоить? Но что, если это напугает Вэй Ина ещё сильнее? Подождать занятия и поговорить, когда тот успокоится? Они и так уже две недели сторонятся друг друга, как два идиота, которые никак не могут объясниться. И что ему сказать? «Прости, Вэй Ин, я думал, ты меня бесишь, а теперь я без тебя начинаю выть от тоски»? Даже в голове это звучало полнейшим бредом. Лань Ванцзи спросил бы совета у брата или Ло Цинъян, но ему и без того было неловко: неужели у кого-то, кроме него, в двадцать восемь лет бывают подобные проблемы?
Так ничего и не решив, Лань Ванцзи поднялся к себе, переоделся – не расхаживать же по улице в белоснежном ханьфу – и спустился вниз, где его ждал А-Юань с обеспокоенно-озабоченным лицом.
– А-Юань? Что случилось? – увидев его, Лань Ванцзи тоже забеспокоился.
– Кажется, мы расстроили учителя Вэя своими разговорами в холле, – повесив нос, сознался мальчик. – Он сейчас так пробежал, никого не видя, с таким лицом… даже не переоделся. А что, если он замёрзнет и заболеет?
Лань Ванцзи, мысленно выругавшись насчёт того, что они с Вэй Усянем опять разминулись, дёрнулся было, но в окно было прекрасно видно, как фигура в развевающихся от ветра чёрных одеждах спешно садится в машину Цзинь Цзысюаня. Его супруга и старшая приёмная сестра Вэй Усяня, Цзян Яньли, тоже была сегодня на празднике, видимо, Вэй Усянь решил уехать с ней. Мысль о том, что это выглядело как паническое бегство, совершенно не радовала.
– Так обидно, прямо в день рождения. Правильно вы меня учите: нельзя обсуждать людей за спиной, – вздохнул А-Юань.
– Почему ты думаешь, что он расстроился именно из-за этого? – поинтересовался Лань Ванцзи, хотя, кажется, Вэй Усянь именно это ему и кричал в уборной? Что сожалеет о том, что опозорил Лань Ванцзи с невестой на весь ДК?
– Потому что мы разговаривали, – честно ответил А-Юань. – А ещё он почему-то думал, что Ло Цинъян – ваша невеста. И все эти две недели не разговаривал с вами именно поэтому. Но почему он так решил? Вы ведь никогда с госпожой Ло не вели себя подобным образом.
Сердце Лань Ванцзи сдавило от вины и осознания собственной глупости. Выходит, Вэй Усянь так сильно переживал из-за их размолвки всё это время, что это заметил даже ребёнок? А он, Лань Ванцзи, так запутался в себе, что не осознавал своих настоящих чувств, пока не лишился общества того, кто был их причиной. Права была Ло Цинъян, когда говорила ему про отпуск и необходимость разобраться в себе.
– Я виноват, – сказал Лань Ванцзи. – Вэй Ин неверно истолковал мои слова, а я не придал этому значения. А когда понял, ничего не сделал, чтобы опровергнуть неверные выводы.
Он должен уметь признавать свои ошибки. При А-Юане – в том числе, ведь А-Юань уже практически его семья.
– Почему? – поразился А-Юань. – Потому что учитель Вэй вам сперва так сильно не нравился? И вы хотели, чтобы он перестал к вам приставать?
– Ты сделал верные выводы, – на секунду зажмурившись, подтвердил Лань Ванцзи с ощущением тревоги, что А-Юань может разочароваться в нём.
А-Юань удручённо вздохнул, воздев свой взор к потолку.
– Теперь я понимаю, почему ребята в ансамбле говорят, что, глядя на свои семьи, не хотят взрослеть. У вас, взрослых, всё так сложно!
Несмотря на тяжёлые думы и невесёлую ситуацию, Лань Ванцзи на мгновение ощутил желание улыбнуться от бесхитростного вывода А-Юаня. Звучало, наверное, правдоподобно, если бы не маленькая деталь: Ванцзи понятия не имел, каково это – не хотеть взрослеть, поскольку никогда не чувствовал себя обыкновенным типичным ребёнком. Хотя, в подобных вещах, пожалуй, он был не старше будущего сына.
– Ну, раз вы теперь огорчаетесь из-за того, что учитель Вэй перестал вам докучать, это значит, что он вам нравится? – с надеждой спросил А-Юань.
– Получается, так, – кивнул Лань Ванцзи, всё ещё ощущая подобие неуместного веселья. А-Юань был единственным, кому он хотел улыбаться. Умел бы он ещё это делать. – Я обязательно с ним поговорю в четверг. А если он попытается сбежать, ты его остановишь.
– Вы смеётесь надо мной, господин Лань? – в глазах А-Юаня заплясали знакомые искорки, а уголки губ дрогнули.
– Ни в коем случае.
– Обещаете, что поговорите, правда?
– Обещаю.
И целых четыре дня Лань Ванцзи морально готовился к этому разговору, как обычно, думая слишком много. Если бы он был на это способен, он бы составил целый сборник всевозможных сценариев, которые за это время нарисовало ему его растревоженное воображение. Однако к тому, что он увидел в четверг, он оказался совершенно не готов.
Человек, который пришёл на занятие, не был Вэй Усянем. Это был словно его призрак, или, скорее, наоборот, пустая оболочка. Лань Ванцзи видел его ранее и смеющимся, и просто радостным, и серьёзным, и напуганным, и расстроенным; язвительным, тёмным, вдохновлённым. Но таким – никогда.
Вэй Усянь совершенно не был сосредоточен, он нервничал, но не так, как прежде – легко и взволнованно, – а так, будто вот-вот сорвётся. Его лицо было бледным, губы бескровными, а глаза – пустыми, совсем без блеска, который делал их живыми и яркими. Серые, но не как дождь, а как пепел. Он говорил, пытался улыбаться, но, казалось, никогда ещё это не выходило у него с таким трудом. Даже тема для занятия была совсем специфичной – короткие штрихи. Фокусируя камеру на бумаге и руках – не снимать же лицо в таком состоянии – Лань Ванцзи понял, почему: тонкие пальцы художника мелко дрожали, так, что он не смог бы прочертить ни одной ровной линии.
И, даже несмотря на всё это, похоже, один только А-Юань заметил, что с учителем Вэем что-то не так.
После урока Лань Ванцзи, как всегда, попросил мальчика подождать, и А-Юань закивал, бросая в сторону аудитории взгляды, полные беспокойства.
Вэй Усянь ведь не мог так себя вести из-за Лань Ванцзи? У него что-то случилось? Возвращаясь в учебный зал, Лань Ванцзи готовился к очередному побегу, к панике, к чему угодно, но и помыслить не мог, что застанет его на полу в окружении рассыпавшейся бумаги, сжавшегося в комочек, закрывшего ладонями уши и дрожащего. Словно он пытался спрятаться от чего-то, но не снаружи, а изнутри.
Ледяные иглы прошили насквозь сердце Лань Ванцзи, и он шагнул к Вэй Усяню.
– Вэй Ин? Что случилось?
И Вэй Усянь вдруг закричал на него, говоря о том, что это не его дело и что ему плевать.
«Это ты виноват, что у него сложилось такое впечатление, – сказал себе Лань Ванцзи, напоминая, что сейчас ему следовало быть спокойным – ведь Вэй Усянь в своём нынешнем состоянии точно не был на это способен. – Потому что тебе действительно было плевать. И это действительно не твоё дело после всего, что ты сделал».
Лань Ванцзи выслушивал его обвинения со смирением, осознавая свою ответственность за это, хотя его сердце ныло всё сильнее с каждым словом. Отвратителен? Как же он себя вёл, что Вэй Усянь счёл, что отвратителен ему, как он реагировал? Но вдруг Вэй Усянь выпалил фразу, которая разбила вдребезги всё хвалёное самообладание Лань Ванцзи.
– Может, послезавтра меня действительно не станет, и тебе будет легче! – крикнул он, дёргая на себя бумагу и снова съёживаясь.
Лань Ванцзи почувствовал, как сердце сдавило болезненным приступом паники, которая тотчас же ледяной волной прокатилась по всему телу, и он осознал себя спустя мгновения сидящим рядом с Вэй Усянем на коленях и сжимающим его запястья.
Почему он так сказал? Неужели всё настолько плохо, что он думает о смерти, неужели он настолько сильно переживает?
– Почему тебя не станет послезавтра? – едва контролируя голос, хрипло спросил Лань Ванцзи.
– Потому что послезавтра я сяду в самолёт, − прошептал Вэй Усянь, не глядя на него.
Сжимающая сердце паника немного ослабила свою стальную хватку. Лань Ванцзи тут был совсем ни при чём, Вэй Усянь всего-навсего панически боялся летать, что было неудивительно, если вспомнить, что его родители погибли в авиакатастрофе. И Лань Ванцзи попытался его успокоить, но сделал только хуже, спровоцировав истерику: Вэй Усянь снова закричал, сперва о родителях, а потом и о себе.
Он не просто горевал о родителях: он был там вместе с ними, в том неисправном самолёте, который героически, но безуспешно пилоты удерживали в воздухе целых полчаса. Полчаса в окружении паникующих, плачущих от осознания скорой неминуемой гибели пассажиров, пишущих прощальные сообщения своим близким. Полчаса в объятьях матери, которая потом, после криков, скрежета, пламени и боли, медленно умирала на земле, но продолжала успокаивать маленького сына и уверять его, что всё будет хорошо. И целая ноябрьская ночь в окружении пылающих обломков и затихающих стонов людей, умирающих от ран и холода на склоне горы, в ожидании помощи, которая подоспела слишком поздно.
Как четырёхлетнее дитя могло пережить такое и вырасти столь солнечным, жизнерадостным мужчиной?
Сейчас же этого солнца в нём не было: перед Лань Ванцзи сидел напуганный ребёнок и смотрел на него огромными серыми, как пепел, глазами, в которых отражались призраки рейса 123. Ребёнок, которому следовало сейчас быть взрослым и лететь, но которому страшно было даже от мимолётного звука рвущейся бумаги, напоминающего ему о катастрофе.
Вперемешку с холодными волнами боли Лань Ванцзи сейчас чувствовал лишь одно: желание защитить Вэй Усяня от этих призраков и этого страха, вернуть краски его лицу, вернуть эту солнечную улыбку – не раздражающую, а обжигающую своим теплом. Отпустив запястья Вэй Усяня, Лань Ванцзи подался ближе и обнял его, и Вэй Усянь не сопротивлялся, со всхлипом принимая объятья и вверяя ему свои страхи.
В безумно колотившемся сердце Лань Ванцзи, которое сжималось от стремления защищать любой ценой, желания видеть этого человека счастливым, бурлило то же давящее чувство, что и на юбилее госпожи Баошань, только во много раз сильнее. Но теперь оно казалось знакомым, словно Лань Ванцзи уже ощущал его ранее, и он вспомнил, когда ощутил его в полной мере впервые: это было три года назад, перед очередным концертом в честь двух девяток, когда воспитательница в приюте А-Юаня попала в больницу, и некому было отвезти его в Дом культуры: остальным сотрудникам было наплевать. Лань Ванцзи, который тогда был с братом, слышал в трубке дрожащий голос А-Юаня, который сквозь рыдания извинялся, потому что подводил весь ансамбль из-за такой мелочи, и был сбит с толку этим новым, страшным по силе чувством.
Это был тот самый первый и единственный раз, когда Лань Сичэню, который координировал коллективы и не мог покинуть ДК во время концерта, пришлось подменять Лань Ванцзи на ведении репортажной съёмки, потому что Лань Ванцзи, недолго думая, сорвался и поспешил в приют за А-Юанем. Не потому, что выступление «Плывущих облаков» могло сорваться из-за отсутствия ведущего танцора, не потому, что концерт мог быть испорчен. А потому, что А-Юань, его замечательный, добрый, ответственный уже в девять лет А-Юань сидел один, тайком прокравшись в кабинет воспитательницы, чтобы предупредить о том, что он не приедет, и плакал, виня себя во всех грехах, включая отсутствие семьи. Сичэнь потом, когда Лань Ванцзи поделился своими ощущениями с ним, сказал, что так ощущается любовь: когда тебе больно от страданий одного человека больше, чем от всех остальных, когда хочется защищать и видеть счастье этого человека.
Прижимая к себе дрожащего Вэй Усяня, Лань Ванцзи закрыл глаза и, наконец, осознал и позволил себе признать, что ощущает любовь к этому необыкновенному, какого он прежде ещё не встречал, человеку.
И он хотел защитить Вэй Усяня от его собственного сознания. Никто не должен оставаться наедине со своим самым большим страхом, это решение далось ему с удивительной лёгкостью, и Лань Ванцзи сказал:
– Я могу полететь с тобой.
Разумеется, Вэй Усянь был не согласен:
– Зачем это тебе? Ты меня ненавидишь с самого моего первого появления здесь.
– Это не так.
– Тогда почему ты не рассказал мне, что на самом деле не помолвлен с Мянь-Мянь?
Вот оно, то самое крошечное недопонимание, которое они оба своей глупостью раздули и обернули против друг друга и себя самих. Лань Ванцзи, не отпуская Вэй Усяня, но всё же не решаясь посмотреть ему в глаза, признался: да, он воспользовался ситуацией, потому что думал, что так будет лучше – если Вэй Усянь перестанет его донимать. Признался в том, что ошибался. Постарался убедить, что Вэй Усянь никогда не был ему противен, хоть и раздражал. Ведь Вэй Усянь действительно не был ему отвратителен, и Лань Ванцзи не испытывал к нему ненависти.
− Лань Чжань, ты что же, хочешь, чтобы я снова начал тебя раздражать? – слабо улыбнулся Вэй Усянь, видимо, пытаясь пошутить – даже в такой ситуации стараясь оставаться собой, этаким весельчаком, которого якобы ничто не может расстроить.
− Хочу, − Лань Ванцзи посмотрел на него, говоря чистую правду.
Он хотел, чтобы Вэй Усянь был таким, как прежде. Солнечным, шумным, раздражающим, бесцеремонным. Чтобы врывался к нему в кабинет без стука, говорил бессмыслицы, писал восторженные комментарии, мешая иероглифы с английским алфавитом, написанным капслоком, надоедал с портретом и прочими глупостями, бесстыдно и так смущающе не сводил с него глаз.
Видимо, сочтя его слова шуткой, Вэй Усянь рассмеялся, коротко и очень нервно, будто ещё не до конца пришёл в себя. И, разумеется, стал отказываться от его помощи.
− Если тебе будет проще, могу сделать вид, что лечу смотреть на А-Юаня, − сказал Лань Ванцзи. В конце концов, А-Юань действительно будет на этом фестивале, а у него самого весьма удачно нет работы в эти выходные.
Но Вэй Усянь, вырвавшись-таки из его рук, упорно продолжал отказываться. Он всё ещё был так взволнован, что совершенно ничего не заподозрил, когда Лань Ванцзи с абсолютно непроницаемым видом уточнил у него примерное время вылета. В Чэнду летало много рейсов, но, раз конкурс был в субботу, логичнее было выбрать самый ранний и самый дешёвый рейс: вряд ли организаторы или родители раскошелились бы на дорогие варианты. В хвосте? На подходящий рейс было выкуплено не так много билетов, большинство выбирали места в голове, где не так сильно слышался шум двигателей, и в основном у окон, однако в самом хвосте с одного бока как раз было забронировано семь билетов: три пары и один у самой стенки, у прохода, будто летели группой.
Догадываясь, что Вэй Усянь продолжит упираться, Лань Ванцзи купил билет у стенки возле окна. Тот завозмущался, но дело было сделано: билет, конечно, можно было вернуть, но только с доплатой.
Вэй Ин не останется один на один с призраками прошлого.
***
Ранним-ранним утром субботы, которое другие люди назвали бы глубокой ночью, Лань Ванцзи уже стоял у ворот школы «Юньмэн», куда родители постепенно подвозили своих художественно одарённых чад. Вэй Усянь заранее договорился с ним и родителями, что пресс-секретарь может присмотреть за их детьми у школы, пока он сам не явится, клятвенно заверив всех, что человека надёжнее, чем Лань Ванцзи, им не найти. Любому бы такое польстило, но Лань Ванцзи не был в этом так уверен, зная о своих проблемах в общении с людьми любого возраста – его все сторонились из-за его холодности.
Однако его неожиданно выручила А-Цин, привезённая лично Сюэ Яном: Сяо Синчэнь, как член жюри хореографического конкурса на фестивале, уже сутки как был в Чэнду. Оценив ситуацию, А-Цин, как самая старшая и много чего повидавшая, тут же собрала детей в кучу и принялась в красках рассказывать им, как она познакомилась со своим даочжаном, прикинувшись слепой и попытавшись спереть у него кошелёк на рынке. Ребята были заняты, и Лань Ванцзи, избавленный от необходимости их развлекать, просто приглядывал за ними, чтобы никто не убежал.
Зато Сюэ Ян, увидев Лань Ванцзи, удивлённо вздёрнул брови и растянул губы в лисьей усмешке.
− У тебя в этой школе учится тайный сын, о котором никто не знает?
Лань Ванцзи вопросительно склонил голову.
− Ну, мне просто интересно, что ещё могло заставить нашего ледяного и жутко занятого пресс-секретаря оказаться в «Юньмэне» в три часа ночи с дорожной сумкой. Ты что, летишь с ними?
− Лечу, − подтвердил Лань Ванцзи. – Причины тебя не касаются.
− Слышал, учитель Вэй ещё никогда не возил группы самолётом, − ухмыльнулся Сюэ Ян. – Небось, подписал тебя на это, потому что один точно заблудится в терминале.
− Ты ещё здесь? – ощетинилась А-Цин, ненадолго отвлекаясь от детей. – Привёз меня, сыграл роль второго папаши, поздравляю, а теперь вали домой спать и жрать конфеты. Или мороженое, страдая под мелодраму, что даочжан не проведёт эти выходные с тобой.
Сюэ Ян сграбастал девчонку за руку и обманчиво-радушно зашептал ей на ухо, так, что услышать его могла лишь она, да Лань Ванцзи, который стоял ближе остальных:
− Я буду спать и видеть твоего даочжана во сне, и, поверь, если я озвучу тебе его содержание, ты будешь плеваться, что тот верблюд в нашем зоопарке.
− Фу, − А-Цин вывернулась и огрела его бамбуковой тросточкой. – Как тебе вообще доверяют детские праздники организовывать? Оставь свои неприличные фантазии при себе, чудовище, и свали.
Оказавшись вне досягаемости её трости, Сюэ Ян с ехидной ухмылкой помахал ей и скрылся подобно тени во мраке ноябрьской ночи. А-Цин вернулась к школьникам, бурча, что её даочжана обманул, околдовал и похитил ужасный монстр. Дети слушали её и хихикали.
Сам Вэй Усянь задерживался, что было странно: он говорил, что живёт с Цзянами совсем недалеко от их семейной школы, и Лань Ванцзи искренне надеялся, что тот за ночь не успел передумать и не заперся в своём жилище, дрожа от страха и отказываясь лететь. Только он успел подумать, не написать ли тому в вичате, как ночную тишину вдруг прорезал жуткий скрежет шин по асфальту, и к воротам с мастерским полицейским разворотом подъехал тёмный внедорожник. Задняя дверь распахнулась, и из машины вылетел бледный Вэй Усянь, который тут же заколошматил ладонями по боковому стеклу напротив водительского места.
− Цзян Чэн, ты что, спятил?! Решил угробить меня вместо самолёта?!
Стекло опустилось, и в руки Вэй Усяню полетела дорожная сумка.
− Помолчи, клоун, − прикрикнул на него Цзян Ваньинь. – Если бы ты не тянул резину, пытаясь запереться на чердаке, мне бы не пришлось так гнать. Учти, если меня зафиксировала камера, штраф за превышение скорости будешь оплачивать ты.
− Здесь пешком идти десять минут!
− Сто десять, ты хотел сказать! Я не нанимался тащить тебя на поводке по улице под аккомпанемент твоего нытья, − огрызнулся молодой господин Цзян. – В другой раз будешь думать, прежде чем соглашаться на то, что тебе не по силам, а сейчас уж, будь добр, делай всё как положено, раз уж вызвался.
Вэй Усянь сердито пнул колесо, вскрикнул, ушибив палец ноги, и захромал к школьникам, даже не попрощавшись. Цзян Ваньинь чуть газанул, оказываясь рядом с застывшим на тротуаре Лань Ванцзи, чертыхнулся, потянулся на заднее сиденье и кинул тому оставленный Вэй Усянем кошелёк.
− Господин Лань, я правильно запомнил? – дождавшись утвердительного кивка, он продолжил в сердцах: − Не знаю, как этот олух вас вынудил поехать с ним, но знайте, я запомню вас героем и по возвращении готов оплатить вам курс успокоительных или психотерапию. Вы вообще хоть представляете, как сильно он боится летать?
− Я уже понял, − кивнул Лань Ванцзи. – Потому и еду с ним.
− Так вы ещё и доброволец? Вы что, мазохист? – не сдержался молодой господин Цзян. – Ладно, это меня уже не касается. Ни хрена вы не поняли. В тот единственный раз, когда он оказался в самолёте, он закатил в салоне такую истерику, что нас всех чуть не высадили, но, по счастью, сжалились и выгнали его одного. Даже сестрицыны увещевания не помогли, хотя, наверное, это и к лучшему. Я бы не удивился, если бы он в полёте попытался выпрыгнуть с самолёта, только чтобы в нём не находиться.
– Я всё слышу! – крикнул ему Вэй Усянь.
– Захлопнись! – велел ему Цзян Ваньинь, высунувшись из окна автомобиля. – Так вот, советую вам этого чудика привязать к себе, чем угодно, хоть верёвкой, хоть лентой для волос, всё равно. С него станется запереться в туалете аэропорта или ещё где, и вы его ни за что оттуда не вытащите. Я не шучу. Я его сейчас минут сорок с чердака выволакивал.
– Я понял, – повторил Лань Ванцзи. – Я не спущу с него глаз.
– Ну-ну, – хмыкнул Цзян Ваньинь. – Это вам ещё повезло, что с вами А-Цин, хоть кто-то будет за детьми смотреть. Ах да, кошелёк ему лучше не отдавайте, он его непременно где-нибудь оставит. У него, видимо, какое-то кармическое отрицание денег, – фыркнул мужчина. – Что ж, сил вам. И насчёт терапии я, кстати, не шутил.
С этими словами молодой господин Цзян поднял стекло и укатил, на сей раз двигаясь спокойно и с разрешённой скоростью. Лань Ванцзи подошёл к Вэй Усяню и школьникам.
– Привет, Лань Чжань! – преувеличенно бодро поздоровался Вэй Усянь. – Скажи, твой брат такой же несносный, когда ты делаешь что-то, что ему не по душе?
– Нет, – Сичэнь никогда не позволял себе так ворчать и ругаться, хотя, Лань Ванцзи догадывался, порой ему очень этого хотелось.
– Хочу твоего брата, – ляпнул Вэй Усянь. – Ну, не в том смысле, а чтобы у меня тоже был добрый брат.
– Уверен, молодой господин Цзян за тебя переживает. И у тебя есть добрая старшая сестра, – напомнил ему Лань Ванцзи.
– Есть, но она давным-давно замужем и больше не может уберечь меня от этого злого чудища, – вздохнул Вэй Усянь.
– Мы ещё кого-то ждём?
– Ага. Такси, – Вэй Усянь поморщился. – Я заказал минивэн, мы все должны там поместиться. Если повезёт, доедем за час с небольшим.
Он говорил, нервно постукивая тонкими пальцами по ремню сумки. Даже в полумраке, при свете лишь пары фонарей у ворот школы, было заметно, насколько он бледен и измождён, под глазами залегли чёрные тени – похоже, Вэй Усянь совсем не спал этой ночью, а может быть, и предыдущей тоже. Сухие губы потрескались: он то и дело их закусывал. Вздохнув, Вэй Усянь задрал голову, усиленно ловя ртом холодный ночной воздух.
– Так курить хочется, – тихо пожаловался он.
– Ты разве куришь? – поинтересовался Лань Ванцзи. Кажется, он не слышал от Вэй Усяня запаха табака, но, с другой стороны, они были не так близки.
– Давно уже нет. Бросил в дипломный год. А теперь вот захотелось, – признался Вэй Усянь.
– Если тебе будет легче… – Лань Ванцзи предложил и только потом подумал: а можно ли где-то в округе купить сигареты в половине четвёртого утра? Табачные автоматы и курение в общественных местах запретили давным-давно, да и у него самого никогда не возникало такой проблемы – в его семье никто не курил.
– Это самообман, – фыркнул Вэй Усянь. – Только кажется, что легче, но пойди объясни это своему сбрендившему мозгу, который цепляется за любой способ избежать стресса. Не бери в голову, ещё не хватало возвращаться к этой гадкой привычке из-за страха.
Без двадцати четыре машина, наконец, подъехала: это был большой десятиместный минивэн без багажника. Вэй Усянь сгрузил все сумки на переднее сиденье рядом с водителем, рассадил школьников, ответственно проверив пристёгнутые ремни, и сам уселся назад между А-Цин и Лань Ванцзи. Всю дорогу его руки то беспокойно барабанили пальцами по коленям, то вцеплялись в ремень безопасности, и Лань Ванцзи боковым зрением видел, как он периодически терзает зубами нижнюю губу, особенно после зевков. Удивительным было то, что язва А-Цин, которая прежде не упускала шанса поддеть своего классного руководителя, сейчас помалкивала, залипая в доуине. Ученики и правда любили его, понимая, когда шутить можно, а когда лучше не стоит, либо же А-Цин решила отложить свои шалости на потом.
– Ты совсем не спал? – спросил Лань Ванцзи после очередного зевка.
– Нет, конечно, – покачал головой Вэй Усянь и потёр красные от недосыпа – только ли от него? – глаза. – Уснёшь тут. Да и смысл ложиться, чтобы вскочить среди ночи?
Лань Ванцзи, который лёг в девять и проспал перед поездкой целых пять часов, с ним не согласился, но, скорее всего, Вэй Усянь и в обычное-то время не ложился раньше полуночи.
Когда они подъехали к терминалу, на часах было уже пять утра, а на лице Вэй Усяня – ни кровинки. Все уже отстегнулись и выбрались из машины, а он дёргал ремень и жаловался, что его заклинило. Лань Ванцзи подошёл, отстранил его руки и одним нажатием на кнопку расстегнул ремень безопасности.
– Спасибо, Лань Чжань, что бы я без тебя делал, – вымученно улыбнулся Вэй Усянь и захлопал по карманам, а потом переменился в лице и убито выдавил: – Чёрт. Кажется, я оставил кошелёк в машине Цзян Чэна.
Лань Ванцзи молча вытащил из своего кармана его бумажник.
– Это что, мой кошелёк?! – опешил Вэй Усянь. – Ну, Цзян Чэн! Знаешь, пожалуй, пусть он побудет у тебя пока, ладно?
– Именно это мне и сказал молодой господин Цзян, – невозмутимо сообщил Лань Ванцзи.
– Ха-ха, он хорошо меня знает, – напряжённо рассмеялся Вэй Усянь, передавая таксисту деньги и возвращая кошелёк Лань Ванцзи.
Уже через минуту от его веселья не осталось и следа, когда он услышал шум двигателей взлетающего самолёта и попытался застрять в дверях на входе в терминал. Лань Ванцзи крепко взял его за плечо, напоминая: всё будет хорошо.
– Н-надо найти стойки ре-регистрации, она уже началась, – заикаясь, пробормотал Вэй Усянь.
Лань Ванцзи кивнул и нашёл взглядом указатель. Дети, которых больше стерегла А-Цин, чем их учитель, шли удивительно смирно. Лань Ванцзи не исключал, что А-Цин, которая в аэропорту опять прикинулась незрячей, пригрозила поколотить их бамбуковой тросточкой, ради которой, очевидно, она и разыгрывала комедию, ведь иначе трость потребовали бы сдать в багаж. Регистрацию они прошли быстро, Вэй Усянь, немного успокоившись в терминале, где шума самолётов почти не было слышно, показал доверенность, позволяющую ему сопровождать несовершеннолетних учеников, и электронные билеты.
В зоне досмотра к А-Цин, как и ожидалось, пристали с требованием сдать трость. А-Цин, глядя на голос мимо лица сотрудника аэропорта огромными белыми глазами, заныла:
– Правда нужно сдать? Но я же совсем ничего не вижу, как же я буду ходить?
По правде говоря, тросточка А-Цин, сделанная, судя по всему, из подобранного на улице бамбукового стебля много лет назад, совсем не походила на стандартную трость для слепых. Лань Ванцзи слышал однажды, как Сюэ Ян предлагал ей купить нормальную трость, раз уж ей так нравится изображать слепышку, но А-Цин упрямо отказывалась. Максимум, на что она согласилась – это привязать к трости петельку, которую надевала на запястье для маскировки.
– Что? – тихонько и с вызовом шепнула она одному из удивлённых детей. – Это мой талисман, я с этой тростью росла и выживала.
А-Цин была родом как раз из Сычуаньской провинции, только не из Чэнду, куда они ехали, а из Вэньчуаня, где, по её предположениям, её родители погибли в землетрясении, когда она была совсем-совсем малышкой – она их даже не помнила. Конечно, приличного приюта в таком крошечном провинциальном уезде и быть не могло, и А-Цин с детства, пользуясь своими необычными глазами, научилась притворяться слепой, чтобы воровать еду и приятные мелочи. А-Юаню по сравнению с ней ещё повезло расти в приюте большого города, где, по крайней мере, было всё необходимое.
До вылета оставалось ещё два часа. Вэй Усянь поводил детей по современному залу ожидания, усадил завтракать на фудкорте, причём за свой счёт, себе же не заказав даже чашки кофе. Ученики радостно схватились за палочки, а Вэй Усянь, нервно оглядываясь на пока ещё тёмные окна, вертел в руках телефон. Выглядел он паршиво, учитывая, сколько он провёл времени без сна, и бледнел, кажется, с каждой минутой.
– Поешь, – сказал ему Лань Ванцзи. – Тебе нужен сахар. Когда ты последний раз ел?
– Не помню, – признался Вэй Усянь. – Кажется, вчера в школе. Кусок в горло не лезет, поем в Чэнду, если долетим.
– Когда долетим, – поправил его Лань Ванцзи.
– Как скажешь, – уныло откликнулся Вэй Усянь. – Поведу ребят в город и закажу себе самое острое блюдо в Китае. Это же Сычуань, там наверняка должно быть такое.
– Выпей хотя бы кофе, – Лань Ванцзи придвинул к нему свою пока что нетронутую чашку.
– Лань Чжань, ты же слышал, что сказал Цзян Чэн, – невесело улыбнулся Вэй Усянь. – Кофе – ужасно мочегонный напиток, а если я зайду в туалет, я оттуда уже не выйду. Да и, боюсь, я от него ещё больше распсихуюсь и точно никуда не полечу.
Лань Ванцзи на секунду прикрыл глаза и выдохнул: Вэй Ин был ужасающе упрямым.
– Ты пробовал принимать успокоительные?
– Нет, я просто предпочитаю передвигаться по земле, – буркнул Вэй Усянь. – И, прежде чем ты предложишь мне сейчас же пойти в аптеку: у меня аллергия на половину седативных компонентов. Честно. Успокоительные мне надо долго подбирать с врачом, поэтому я просто стараюсь избегать таких ситуаций, как сегодня. Так что оставь успокоительные себе, пришлёшь потом чек Цзян Чэну, – едко добавил он.
– Уверен, он преувеличивал, когда говорил об этом.
– А, по-моему, преуменьшал.
Услышав, что объявили посадку на их рейс, Вэй Усянь задрожал и вцепился в стол. Детей надо было отвести в уборные, потому что во время взлёта пользоваться ими в самом самолёте было запрещено, но Вэй Усянь медлил, шёл очень медленно и, по-видимому, до последнего оттягивал момент, когда окажется на борту. Он с надеждой посмотрел на двери уборных, будто и впрямь помышлял там спрятаться, и Лань Ванцзи снова сжал пальцы на его подрагивающем плече. На подходе к выходу на посадку, где их уже ждала улыбающаяся сотрудница, Вэй Усянь резко развернулся на сто восемьдесят градусов и шагнул в обратную сторону.
– Пожалуйста, я не могу, я не хочу, можно мы не полетим? – отчаянно зашептал он с нарастающей паникой в голосе.
– Вэй Ин, всё будет в порядке, – Лань Ванцзи перехватил его и посмотрел в его покрасневшие пепельные глаза. – Сделай глубокий вдох. Идём.
Вэй Усянь сделал, как ему велели, и постарался натянуть на лицо маску уверенности и беззаботности, положенную ему как сопровождающему преподавателю, но Лань Ванцзи видел, как кривится его улыбка, и чувствовал дрожь его плеча своей ладонью. Сотрудница проверила все билеты, поклонилась и с вежливой улыбкой указала им рукой на выход. Вэй Усянь задрожал сильнее, а Лань Ванцзи мысленно порадовался, что к самолёту вёл рукав, а не путь на автобусе. Вэй Ин наверняка бы вцепился в поручень, и уговорить его выйти было бы весьма непросто, а так он даже не видел сам самолёт.
Несмотря на это, Вэй Усянь попытался застрять и в дверях, а увидев салон, и вовсе попятился, врезавшись спиной в Лань Ванцзи.
– Лань Чжань, пожалуйста, давай вернёмся! – заскулил он. – Мы ещё успеем на утренний скоростной поезд, ну, подумаешь, приедем на два часа позже, всё равно сам конкурс только в пять вечера начнётся…
– Вэй Ин, билеты на поезд раскупают за неделю, – напомнил Лань Ванцзи.
– Может, кто-нибудь сдаст билеты, так бывает.
– Никто не сдаст семь билетов в одном вагоне. Пойдём, – Лань Ванцзи мягко, но настойчиво подтолкнул его в спину, не выпуская плечо.
С коротким всхлипом Вэй Усянь двинулся по проходу, спотыкаясь на каждом шагу, и цепляясь за спинки кресел чуть дольше, чем следовало, но крепкая хватка Лань Ванцзи на его плече не позволяла ему ни упасть, ни сбежать. Держась из последних сил, он проконтролировал, чтобы ученики убрали ручную кладь на полки, сели как положено и пристегнули ремни, а потом всё равно умоляюще посмотрел в сторону выхода. Лань Ванцзи шагнул к своему месту у окна и потянул Вэй Усяня за собой, усаживая в кресло у прохода, сам застегнул и затянул его ремень. Вэй Усянь посмотрел на таз, который пересекала полоска ремня, и задышал часто-часто. Лань Ванцзи успокаивающе положил руку на его предплечье, покоящееся на подлокотнике.
На предполётном инструктаже Вэй Усянь попытался отстегнуть ремень, особенно когда стюардесса стала демонстрировать, как нужно сесть в случае аварийной ситуации.
– Не смотри на неё и не слушай, – Лань Ванцзи перехватил его руки и своими прижал их к его ушам, поворачивая его искажённое страхом лицо к себе.
Глядя в его глаза, Вэй Усянь немного пришёл в себя, но Лань Ванцзи понимал: это ненадолго, скорее всего, хуже всего будет, когда заработают двигатели, и начнётся взлёт. Стюардесса пошла по рядам, проверяя, как все пристёгнуты, все ли убрали ручную кладь, не заткнул ли кто уши наушниками и не сидит ли в телефоне. Взглянув на бледное лицо Вэй Усяня, она с беспокойством поинтересовалась:
– Господин, вам нужна помощь?
– Да, – резко выпалил Вэй Усянь и, опомнившись, чуть понизил голос. – Простите. Дети передо мной – все пристёгнуты? Как положено, точно?
– Всё в порядке, я уже проверила, – заверила его стюардесса. – Может быть, принести вам воды или успокоительных?
– Не надо, у меня аллергия. Спасибо, – Вэй Усянь завозился в кресле. Лань Ванцзи взглядом показал стюардессе: просто не трогайте его, мы справимся. Девушка поклонилась и ушла вперёд, где стюардессы сидели при взлёте.
Через пару минут впереди послышался нарастающий гул набирающих тягу двигателей, и Вэй Усянь, затрясся так, что задрожали оба их кресла. Всхлипнув, он срывающимся голосом зашептал:
– Лань Чжань, пожалуйста, отстегни, мы ещё не взлетели, пожалуйста, мы ещё можем вернуться, Лань Чжань, Лань Чжань, я не смогу, правда, не смогу, пожалуйста…
Его самообладания хватало только на то, чтобы понизить голос и не пугать остальных пассажиров, в особенности своих учеников, но в какой-то момент и оно должно было закончиться.
– Вэй Ин, ты сможешь, – твёрдо сказал ему Лань Ванцзи, но тот замотал головой:
– Не смогу!
– Сможешь, – Лань Ванцзи накрыл своей большой ладонью его маленькую, вцепившуюся в подлокотник до онемения пальцев.
– Нет, – Вэй Усянь снова всхлипнул. – Мы разобьёмся.
– Не разобьёмся. Уже закончили руление.
– Наибольшая часть катастроф происходит при влёте и посадке, – прошептал Вэй Усянь.
Лань Ванцзи не стал напоминать ему, что авиакатастрофа, унёсшая жизни его родителей, случилась уже после взлёта, опасаясь сделать только хуже. Самолёт, выехав на взлётную полосу, почти сразу начал набор скорости для взлёта, двигатели зашумели сильнее, и пассажиров слегка вдавило в спинки кресел. Лань Ванцзи это всегда напоминало аттракционы, на которые он брал А-Юаня; сам он летал нечасто, но ему нравилось это ощущение полёта, вызывающее какое-то воодушевление. Но Вэй Усянь его чувства совсем не разделял: едва шасси начали отрываться от полосы, он издал судорожный звук, почти неразличимый за шумом двигателей, весь сжался, закрывая уши и безуспешно пытаясь сделать вдох.
– Пожалуйста, пожалуйста, я не хочу, не хочу, выпустите меня, я не могу больше, – застонал он в собственные колени, задыхаясь.
Лань Ванцзи пришлось приложить немало усилий, чтобы разогнуть его, так задеревенело его хрупкое тело. Лицо Вэй Усяня блестело от слёз, он захлёбывался рыданиями, из последних сил сдерживая себя от того, чтобы не начать выть в голос. Лань Ванцзи сильно сжал его плечи, наверное, до синяков, и, глядя в замутнённые пеленой слёз глаза, приказал, как сам Вэй Усянь сделал несколько недель назад во время его собственной панической атаки:
– Смотри на меня, Вэй Ин. Дыши со мной, давай.
Вэй Усянь, трепеща в его руках, сделал дрожащий вдох и выдохнул, потом снова, пока самолёт, набирая высоту, не накренился в другую сторону. Он задрожал сильнее, из глаз снова полились слёзы. «К чёрту правила», – сказал себе Лань Ванцзи и, перегнувшись через подлокотники, обнял Вэй Усяня, прижав к себе покрепче и позволив тому мочить слезами его тонкий пуловер. Задышав, наконец, Вэй Усянь вцепился пальцами в его спину, всхлипывая в плечо.
– Тише. Всё будет хорошо, – успокаивал его Лань Ванцзи, одной рукой вжимая в себя, а второй поглаживая напряжённые мышцы спины.
– Обещаешь? – сдавленно пробормотал Вэй Усянь. От очередной смены наклона его пальцы буквально вгрызлись в спину Лань Ванцзи; он не раз восхвалял «большие сильные руки» пресс-секретаря, но на деле его собственные изящные руки художника, кажется, были ничуть не слабее.
– Обещаю, – сказал Лань Ванцзи, который, конечно же, не был в ответе ни за судьбу, ни за техническое состояние судна, ни за мастерство пилотов.
– Лань Чжань, это твои слова, – выдохнул Вэй Усянь.
Он больше не пытался вырваться, а Лань Ванцзи не отпускал его, ни пока шёл взлёт, ни после, когда объявили, что набор высоты завершён, и по салону можно передвигаться. Вэй Усянь продолжал судорожно дышать ему в плечо, пока не начал понемногу успокаиваться, его дыхание замедлилось, а хватка ослабла, пока, наконец, руки его не разжались совсем. Чуть отстранившись, Лань Ванцзи увидел, что Вэй Усянь, измученный бессонными ночами и обессиленный переживаниями, уснул.
Чувствуя, как сердце снова начинает сжиматься, Лань Ванцзи аккуратно прислонил соседа к спинке кресла и попросил у подошедшей стюардессы одеяло и платок. Укутав Вэй Усяня, он вытер слёзы с его лица, устроился поудобнее в своём кресле и взял его за руку на всякий случай – вдруг проснётся и запаникует, не чувствуя поддержки.
Во сне и покое его аккуратная ладонь была тёплой и мягкой, кожа на пальцах местами была чуть суховатой от постоянного воздействия краски и разбавителя, кое-где прощупывались старые-старые мозоли – Лань Ванцзи мысленно задался вопросом, каково их происхождение. Эти изящные руки создавали шедевры, будь то завораживающая песнь флейты или полные опасной тьмы картины.
Испытывая неловкость, будто делает что-то запретное, Лань Ванцзи перевёл взгляд на лицо Вэй Усяня. Однажды тот видел пресс-секретаря спящим и даже запечатлел его на бумаге, теперь настала очередь Лань Ванцзи смотреть. Лицо Вэй Усяня во сне казалось совсем юным и безмятежным, ещё мокрые ресницы слегка дрожали, уголки губ вздрагивали в неуловимой улыбке, даже синяки под глазами от недосыпа выделялись не столь ярко. При взгляде на такого Вэй Усяня сердце Лань Ванцзи охватывало теплом и каким-то мягким трепетом.
– Лань Чжань, – вдруг тихо-тихо выдохнул Вэй Усянь.
Лань Ванцзи вздрогнул: неужели тот начал просыпаться? Но веки были опущены, и вряд ли Вэй Усянь с его паническим страхом полёта смог бы так ловко притворяться спящим. Значит, он… видел во сне Лань Ванцзи?
– Лань Чжань, – снова позвал во сне Вэй Усянь, и Лань Ванцзи почувствовал, что ему не хватает воздуха от того, как щемит сердце и сдавливает лёгкие этой невесть откуда взявшейся нежностью.
– Я рядом, – негромко ответил ему Лань Ванцзи.
Вэй Усянь от этих слов, кажется, стал выглядеть ещё спокойнее, улыбаясь во сне. Яркая родинка под нижней губой притягивала взгляд, и Лань Ванцзи со стыдом осознал, что ему очень хочется прикоснуться к ней своими губами. Он смущённо отвёл взгляд и хотел подняться, чтобы проверить учеников, но Вэй Усянь, словно почувствовав что-то сквозь сон, тут же сжал пальцы вокруг его ладони, пытаясь удержать подле себя, и взмолился:
– Лань Чжань, не уходи!
Он всё ещё спал, но сон его, кажется, стал тревожным, брови взметнулись и сомкнулись на переносице, разделённые лишь напряжённой складкой, улыбка исчезла, а тело напряглось. Лань Ванцзи ничего не оставалось, кроме как сесть обратно и сжать пальцы в ответ.
– Я здесь. Не ухожу.
Лицо Вэй Усяня тут же разгладилось, возвращаясь к безмятежному спокойствию. Лань Ванцзи негромко позвал А-Цин, сидящую впереди, и вежливо спросил, всё ли в порядке у учеников. Она обернулась, взгляд её белых глаз, направленный на переплетённые пальцы мужчин, стал более чем красноречивым, и Лань Ванцзи почувствовал, как кровь приливает к ушам. Он мог поклясться, что А-Цин теперь обязательно либо растреплет всем о том, что видела, либо смолчит, но будет шантажировать их обоих, особенно Вэй Усяня, покуда он является её классным руководителем.
– Господин Лань, как же я могу проверить, я ведь совсем ничего не вижу! – ухмыльнулась девчонка, ужасно напоминая этим Сюэ Яна.
Но всё же А-Цин ответственно выбралась со своего места и неспешно направилась к стюардессам, цепляясь за спинки кресел и стуча бамбуковой тросточкой по краям прохода. Притворяться слепой ей не надоедало никогда. Попросив стюардессу проверить её спутников, она заодно узнала, что скоро понесут еду. Когда принесли обед, Лань Ванцзи пришлось всё делать одной левой рукой – правая была занята, по всей видимости, до самого окончания полёта. Он взял порцию себе и Вэй Усяню на случай, если тот захочет поесть уже после приземления.
Измождённый Вэй Усянь проспал весь полёт, так и не выпустив его руки. Лань Ванцзи хотел бы не будить его до тех самых пор, пока они не окажутся на твёрдой земле, а двигатели не умолкнут, но, к сожалению, спать во время взлёта и посадки было категорически запрещено по совершенно разумным физиологическим причинам. И Лань Ванцзи легонько потряс Вэй Усяня за плечо:
– Вэй Ин, просыпайся.
– М-м-м. Не хочу, – пробурчал Вэй Усянь сквозь сон, ворочаясь и пытаясь устроиться поудобнее.
– Скоро посадка. Нельзя спать.
– Ничего-то нельзя в вашем ДК, – кажется, он всё ещё дремал.
– Мы не в ДК, – Лань Ванцзи подавил желание улыбнуться и потряс его чуть сильнее под аккомпанемент объявления командира воздушного судна о скором снижении. – Просыпайся.
Вэй Усянь, наконец, соизволил проснуться. Нахмурившись, он приподнял веки, взгляд его начал проясняться, и глаза тут же широко распахнулись от ужаса при виде того, что он всё ещё в самолёте. Пальцы мгновенно заледенели и сжались до боли: он даже не заметил, что Лань Ванцзи продолжает держать его за руку. Спросонья, кажется, Вэй Усянь запаниковал даже сильнее. Не давая ему втянуться в водоворот собственных страхов, Лань Ванцзи протянул свободную руку, коснулся его подбородка и аккуратно, но твёрдо развернул лицом к себе.
– Вэй Ин, смотри на меня и дыши глубже. Всё в порядке, мы садимся, всё будет хорошо.
Губы Вэй Усяня задрожали, а затравленный взгляд панически метнулся в сторону.
– Дети… – задушено начал он.
– Ученики в порядке, все пристёгнуты и готовы к посадке, – заверил его Лань Ванцзи, успев уже расспросить стюардессу, которая проверяла пассажиров.
– Я что, спал?
– Спал, – подтвердил Лань Ванцзи, кое-как высвободив из его хватки большой палец и успокаивающе поглаживая им край ладони Вэй Усяня.
– Мне снилось столько хорошего, почему я опять вернулся в этот кошмар? – захныкал Вэй Усянь, его глаза снова покраснели. – Лань Чжань, зачем ты меня разбудил?
– Нельзя спать при посадке из-за перепадов давления, – терпеливо пояснил Лань Ванцзи.
Самолёт чуть накренился вперёд, снижаясь, совсем несильно, но Вэй Усянь всё равно это заметил и заметался. Лань Ванцзи подался вперёд и перехватил его свободную руку, притягивая ближе.
– Расскажи, что тебе снилось, – попросил он в надежде хоть немного его отвлечь.
Вэй Усянь посмотрел на него, на секунду прикрыв глаза и как-то судорожно вздохнув, и на его мертвенно-бледных скулах вдруг вспыхнули розовые пятна.
– Ты и правда хочешь знать, Лань Чжань? – дрожащим голосом поинтересовался он, настороженно поглядывая на него из-под опущенных длинных ресниц.
– Правда, – кивнул Лань Ванцзи. Что бы тому ни снилось, главное, чтобы он отвлёкся и не думал о том, что они сейчас непременно разобьются при посадке.
– Ты, – прошептал Вэй Усянь. – Мне снился ты. Я тебя рисовал.
– Звучит хорошо, – на сей раз Лань Ванцзи, кажется, не смог удержать себя и легко, совсем неуловимо улыбнулся.
– Чертовски хорошо, – подтвердил Вэй Усянь, наконец, решившись посмотреть прямо в его лицо. Впервые за весь день его глаза чуть заблестели, только на этот раз не от слёз. – Лань Чжань, ты улыбаешься.
– Неужели? – Лань Ванцзи чувствовал, как подрагивают его собственные губы, и на мгновение поразился: до этого момента вызвать в нём улыбку мог только А-Юань.
– Ага, – уголки губ Вэй Усяня, наконец, чуть дрогнули вверх. – Хочу тебя нарисовать. Не во сне.
– Нарисуй. У тебя есть мои фотографии.
– Твой подарок на мой день рождения, – Вэй Усянь улыбнулся чуть заметнее. – Хочу с натуры.
Лань Ванцзи неловко замешкался: он не любил быть в центре внимания, и, скорее всего, при написании портрета ему будет очень некомфортно. Ему не хотелось давать необдуманных обещаний только для того, чтобы успокоить Вэй Усяня и отвлечь от полёта. И потом, они ведь толком не помирились? Да, они объяснились, но Вэй Усяня в эти дни больше занимали мысли об авиакатастрофе, а Лань Ванцзи – мысли о том, как ему помочь. Что, если Вэй Усянь сейчас так себя ведёт из благодарности, отчаянно цепляясь за него в страхе, но на самом деле всё ещё обижен на него из-за того поступка с «помолвкой» и не простил его?
– Хм. Обсудим это, когда вернёмся, – предложил Лань Ванцзи в попытках найти здравое решение.
– Ты такой упрямый. И слишком много думаешь, – сказал Вэй Усянь, не сводя с него взгляд, больше не улыбаясь. – Зачем ты отправил мне те фото, Лань Чжань?
– Ты просил. Это подарок. Я не знал заранее о твоём дне рождения.
– Мне не нужны подачки, – взгляд Вэй Усяня неожиданно стал злым, от стресса его настроение менялось с головокружительной скоростью. Самолёт тряхнуло, и Вэй Усянь, вздрогнув, панически выдохнул, но сдержался и посмотрел на их сцепленные руки. – Лань Чжань, если ты сделал это из жалости, потому что я ходил и страдал на всю округу, а на самом деле ты в гробу это всё видал, то не надо. Я не хочу, чтобы ты делал что-то неискренне.
Лань Ванцзи вздохнул: он хотел бы вести подобные разговоры в спокойной обстановке, когда ни на кого из них не будет давить этот стресс от перелёта и поездки, но Вэй Усянь был упрям не меньше его самого и явно желал выяснить отношения здесь и сейчас, в этом самолёте.
– Вэй Ин. Посмотри на меня, – Вэй Усянь нехотя поднял голову, но его взгляд всё ещё оставался болезненно-недружелюбным. – Я никогда бы не стал делать что-то из жалости, это недостойно.
– Тогда зачем…
– Затем, что я захотел, – Лань Ванцзи не дал ему договорить. – Я не знаю, как относиться к тому, что ты так сильно хочешь меня нарисовать. Никто прежде не предлагал мне этого, а я… не лучшим образом воспринимаю чужое внимание. Я не привык.
– Ни за что не поверю, что тебе никто никогда не говорил, какой ты хорошенький, и не пытался с тобой заигрывать, – фыркнул Вэй Усянь.
– Я этого не замечал, – ровным голосом ответил Лань Ванцзи. Обычно все говорили, что он холодный, как статуя, и совсем не производит впечатление доброжелательного человека. – Но я уже сказал, мне не неприятно это от тебя.
– Ты что, не шутил, когда сказал, что хочешь, чтобы я снова начал тебя донимать? – озадаченно спросил Вэй Усянь. Кажется, вспышка его злости прошла.
– Я не умею шутить. И не люблю лгать.
– Но Мянь-Мянь…
– Я не лгал. Но не сказать правду – это не ложь, – теперь настала очередь Лань Ванцзи со стыдом отвести взгляд, но он всё же заставил себя снова посмотреть в глаза Вэй Усяню. – Прости. За то, что не сказал правду.
– Лань Чжань, – Вэй Усянь замялся. – А-Юань сказал, что тебе тоже было плохо в те две недели. Это… не потому, что ты просто чувствовал себя виноватым в том, что плохо было мне?
– Нет, – твёрдо ответил Лань Ванцзи и сделал глубокий вдох, решаясь. – Мне плохо, потому что мне не хватает тебя.
Зрачки серых глаз чуть расширились в ответ на его признание, и очередной крен самолёта Вэй Усянь впервые даже не заметил. Прерывисто дыша, он чуть облизал свои искусанные губы, и у Лань Ванцзи вдруг пересохло в горле.
– Человек осознаёт ценность только после того, как потеряет, – мудро заметила спереди А-Цин, неожиданно встревая в их разговор.
– Помолчи, негодница! – прикрикнул Вэй Усянь, на мгновение вспоминая, что он, вообще-то, здесь учитель. – Сидит, довольная, я-то знаю, что ты мне ещё месяц будешь припоминать эту поездку.
– А вы как думали? – невинно захлопала глазами А-Цин. – Это я ещё не придумала, что хочу за молчание.
– Я проклинаю тот день, когда нога Сюэ Яна переступила порог вашего дома. Ты слишком многого от него нахваталась.
– Брехня, я была такой ещё до того, как повстречала даочжана, – А-Цин показала ему язык. – Это Сюэ Ян у меня нахватался, как макака.
Вэй Усянь не выдержал и засмеялся, но тут же задрожал от тряски самолёта.
– Да чтоб тебя! Почему эти штуки не могут летать спокойно?! – жалобно простонал он, но уже не так панически, как раньше.
– А вы стисните пальцы ещё покрепче, вдруг поможет, – невероятно ехидно посоветовала А-Цин.
Лань Ванцзи почувствовал, как горят его уши. Вэй Усянь несильно толкнул ногой спинку её кресла и уставился на их руки, словно только сейчас осознал, что они сцеплены.
– Ой! Лань Чжань, прости, тебе больно? – воскликнул он, разжимая пальцы и пытаясь отстраниться.
– Мне не больно, – уверил его Лань Ванцзи, не выпуская его рук из своих. – Постарайся расслабиться, мы почти на месте.
Вэй Усянь бросил свои попытки и снова сжал пальцы, только на этот раз слабо и немного неловко, будто смутился, его скулы снова слегка порозовели. Когда шасси коснулись полосы, и самолёт тряхнуло при приземлении, он затрясся вместе с ним и снова вцепился в ладони Лань Ванцзи, как утопающий за соломинку. Едва заглохли двигатели, и табло вспыхнуло разрешением расстегнуть ремни безопасности, Вэй Усянь вскочил, и на этот раз Лань Ванцзи не стал его удерживать: тому явно не терпелось поскорее убраться из самолёта и не вспоминать о нём до следующего утра, когда им придётся возвращаться. Подпрыгивая от нервов и нетерпения, Вэй Усянь проследил за тем, чтобы его ученики ничего не забыли в салоне и вышли в целости и сохранности, и, лишь оказавшись в зоне выдачи багажа, вздохнул с облегчением. Тут же закачался, будто лопнула последняя удерживающая его струна внутри, упёрся ладонями в свои колени и тяжело задышал. Лань Ванцзи подошёл и, придерживая его под локоть, усадил на скамейку.
– Твой бортовой обед, – Лань Ванцзи протянул ему контейнеры. – Поешь, а я получу багаж.
Когда он вернулся, Вэй Усянь успел умять абсолютно всё: и рис, и курицу в соусе, и даже шоколадку, оставил только овощи.
– Ненавижу баклажаны, – невнятно пробормотал он с набитым ртом. – И самолёты тоже ненавижу.
Лань Ванцзи поставил сумку и сел совсем рядом с ним, коснувшись его плеча своим.
– Всё в порядке, – сказал он. – Ты справился.
Вэй Усянь вытер губы салфеткой и серьёзно посмотрел на него.
– Только благодаря тебе, Лань Чжань.
– Не только, – покачал головой Лань Ванцзи. – Ты сильнее, чем ты думаешь.
Вэй Усянь смотрел на него несколько мгновений, а потом улыбнулся – тепло и ярко, как прежде, согревая сердце Лань Ванцзи.