— Как ты посмел вообще об этом думать, неблагодарный щенок? Я тебя растил, вкалывал, делал все, чтобы поставить тебя на ноги и превратить в нормального человека! — Уильям снова замахнулся и хорошо поставленным ударом впечатал свой мощный кулак в челюсть сына, заставив ту хрустнуть, а Дезмонда закашляться, сплевывая кровь. Он в очередной раз нашел сына на краю города с какими-то непонятными подростками, вместе с которыми Дезмонд веселился, слушая музыку и дурачась. — И чем же ты мне за это отплатил? Шатаешься с какими-то непонятными полудурками, веселишься с ними! Слушаешь эту отвратительную, запретную музыку, занимаешься чем угодно, но не работой! Господи, за что мне такой сын, который не ценит того, что имеет, и не испытывает никакого стыда перед отцом?
— А почему я должен стыдиться? — вспылил его сын, под влиянием обиды и боли рассердившись на отца. Он утер кровь, что текла с разбитой губы по подбородку, пачкая алыми каплями белую толстовку, и с неприкрытой злостью посмотрел на Уильяма, который был готов замахнуться на него еще и еще раз. — Я понять не могу, почему ты не можешь позволить мне заниматься, чем мне нравится и хочется. Я почти взрослый, но до сих пор не могу понять твоего стремления полностью контролировать мою жизнь.
— Ты не выживешь, если будешь продолжать потакать своим желаниям, ну как ты не понимаешь? — закатил глаза Майлз-старший. — Ты почти взрослый мужчина, тебе пора брать ответственность за свои поступки. Я делаю все возможное, чтобы ты устроился на работу, которая позволит тебе жить припеваючи и не оказаться на улице. Тебя за то, что ты хоть сколько-нибудь выделяешься от сверстников, легко могут отправить в Черту, не дай Боже, даже не на улицу. Ты должен делать все так, как положено. У тебя есть дела поважнее, чем якшаться с глупыми детьми.
Дезмонд, поднявшись, сплюнул слюну, смешанную с кровью в раковину и открыл воду, обмыл лицо холодной водой. Ему было очень больно слышать это от отца. Он иногда задумывался над тем, что, если он окажется в Черте, приюте наказанных и просто сосланных Государством, это будет не так уж и плохо. Усмехнувшись, Дезмонд снова повернулся к отцу. Он обвел этого пожилого мужчину с проседью в бороде и волосах грустным взглядом, словно еще сомневаясь, стоит ли ему откровенничать с отцом до конца. Дезмонду искренне хотелось рассказать ему обо всем, чего тот еще не знал, но какой-то страх не давал ему сделать это. Страх, что отец не поймет и не примет (обоснованный, на самом-то деле), что этим он сам подставит под удар и себя, и одного дорогого ему человека. Он откинул голову назад, морщась от яркого света дешевой лампочки и чувствуя, как прожигает его взглядом Уильям, словно догадываясь, что сыну еще есть, что ему сказать.
Разговор нормально закончить им не дали. Звонок в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Когда звонят среди ночи, очень хочется надеяться, что это кто-то из близких друзей, но чаще всего в такое время ходят только с целью арестовать или чисто ради очистки совести напомнить обычным смертным — Государство не дремлет. С замиранием сердца Уильям пересек прихожую и, заглянув в глазок, чертыхнулся. Это действительно был патруль, да не обычный — его возглавлял известный всей столице разоблачитель предателей и врагов народа, Дениэл Кросс. Его сопровождало несколько головорезов в полном обмундировании и с оружием. Двое, что стояли позади, держали под руки какого-то мужчину, на голову которого натянули коричневый мешок. С тяжелым вздохом Майлз-старший открыл дверь, и тут же его оттеснили к двери в уборную.
— Доброго вам вечера, мистер Майлз, — сухо кивнул ему Кросс. Дезмонд, как полагалось младшему среди присутствующих, склонил голову и отступил, предоставляя отцу возможность вести диалог. Блондинистый командир патруля окинул его оценивающим взглядом, но затем вернул свое внимание явно занервничавшему Уильяму. — Я здесь по поводу вашего сына. Вы позволите пройти в более удобное место, чтобы мы продолжили разговор?
Уильям, кинув в свою очередь уничтожающий взгляд на сына, поманил «гостей» за собой в небольшую гостиную. За хозяином дома, кивком велевшему сыну идти с ними, прошли Кросс, его подчиненные и пленный незнакомец. Кросс, как хозяин положения, развалился на кресле, его подчиненные встали кто где, те, что держали мужчину с мешком, провели его на середину комнаты. Хозяин дома и его сын уселись на проеденном молью диванчике. Оба нервничали, но у Уильяма благодаря возрасту и практике скрывать волнение получалось гораздо лучше.
— Итак, что в поведении моего сына заставило вас прийти сегодня к нам? — он спокойно переплел пальцы рук между собой и как можно спокойней заглянул гостю в глаза.
— Вы никогда не задумывались о том, что ваш сын может оказаться геем, мистер Майлз? — с усмешкой на губах спросил у него Дениэл, удовлетворенно наблюдая, как на лице Уильяма проступает ярость, а на лице его сына страх и отчаяние. Обрадовавшись, что тот еще, судя по всему, не успел рассказать отцу о некоторых своих тайнах, блондин решил продолжить атаку. — Но это действительно так, к моему сожалению. Вот этот господин не без нашей помощи, конечно, признался в том, что состоял в отношениях с мужчинами. Последним из них оказался ваш сын. Так как он несовершеннолетний, он не будет наказан по всей полноте закона, но их обоих придется судить. Однако в лучшем случае ему грозит Черта.
Пока он говорил, с головы узника, которого так и не отпустили его охранники, стянули мешок. Уильям сплюнул, узнав в этом светловолосом мужчине преподавателя в колледже сына, Клэя Качмарека. Его сын же со свистом выдохнул, с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься к нему. Дезмонда удерживал только горящий взгляд его парня: «Не усугубляй положение, сиди тихо и молчи». Он сжал руки в кулаки так, что побелели костяшки, а на ладонях, когда он их разжал, остались красные отметины.
— Это правда, сын? — сочащимся злостью голосом спросил Уильям, даже не поворачивая к Дезмонду головы. В нем перемешались сотни чувств, которые отнюдь не были самыми положительными. Хотелось кричать, бить, бить до крови и переломов, чтобы выбить из глупого сопляка всю эту юношескую дурь, но, судя по всему, было уже поздно.
— Да, — Дезмонд не видел смысла отрицать очевидное, да и волновала его в данный момент далеко не собственная участь. Игнорируя предупреждающий взгляд Клэя,
он задал вопрос, ответ на который ему было просто необходимо знать. — Что будет с Клэем?
— Его казнят, — как нечто собой разумеющееся обронил Кросс, поражая цинизмом своего ответа Дезмонда. Уильям кивнул самому себе, удовлетворенный тем, что тот, кто сгубил его сына, будет гореть в аду. Он искренне верил, что с сыном это случилось по глупости, и что его попросту обманули. Но с тем, что его ждет, Уильям не хотел смиряться.
— Неужели я ничего не могу сделать для сына? — предпринял он последнюю попытку смягчить наказание для Дезмонда. — Высылать его в Черту действительно необходимо?
— Таков закон, мистер Майлз, кому как не вам, об этом знать, — Кросс пожал плечами, словно поражаясь недальновидности своего собеседника. — Вы тоже работник правительства. Представьте, какой будет скандал, если узнают, что мы оправдали вашего сына. Люди начнут задавать лишние вопросы, осознав, что даже мелкие сошки вроде вас пользуются какими-то особыми привилегиями. В любом случае вы будете опозорены, к чему расстраиваться? Вашего содомита-сына вышлют в Черту, туда, где место ему подобным. Преступникам и врагам народа.
Дезмонд вздрогнул, как от пощечины, услышав эти слова. Бросив быстрый взгляд на отца, он убедился, что Уильям попался на удочку Кросса. Общественное мнение, сильнейший двигатель этого мира. Что скажут о его сыне, о нем самом. Член правительства, покрывающий преступника. Нарушителя устоев. Внутри все перевернулось от боли, заставив его с невесть откуда взявшимися слезами на глазах смотреть в глаза качающему головой Клэю. Качмарек словно и сам переживал всю бурю эмоций, заставлявшую его парня чувствовать себя последним отбросом. Он со всей доступной ему любовью попытался взглядом успокоить Дезмонда, даже не заботясь о том, что меньше, чем через сутки, его казнят. Клэя успокаивала одна-единственная мысль. Да, его убьют, но Дезмонд будет жить дальше, пусть и в Черте. Это не самое плохое развитие событий, которое могло его ждать.
— Уведите этого человека, — сплюнул в сторону, на старый и вонючий ковер, Уильям. — Уведите их обоих. С сегодняшнего дня у меня нет сына.
— Правильный выбор, мистер Майлз, — удовлетворенно улыбнулся Дениэл, он кивнул своим подчиненным увести и Клэя, и Дезмонда. Двое увели Качмарека по коридору в прихожую. Оставшиеся двое подняли Дезмонда с дивана и завели его руки за спину, следом на них щелкнули наручники. Дезмонд бросил последний взгляд, полный боли и ненависти, на отца и, ведомый патрульными, вышел из квартиры. О чем еще переговорили после того, как его увели, он и знать не хотел. Пока Кросс не вышел из квартиры, они просто стояли на лестничной площадке, охраняемые патрульными.
Но вот Дениэл вышел, и патрульные повели за ним арестованных парней. Дезмонда и Клэя усадили на заднее сидение одной из перевозочных машин Патруля. Слева и справа умостились два охранника, остальные уселись в дополнительную легковушку. Кросс ехал с ними же на переднем сидении. Мотор перевозочной машины зарычал, и шелест шин по асфальту сообщил так и не вышедшему из подъезда Уильяму, что только что увезли, возможно, на смерть, его единственного сына. По щеке скатилась горячая слеза и упала на серый бетонный пол.
***
— Тише, Дез, все не так плохо, — прошептал ему на ухо Клэй, обнимая за талию. Словно в насмешку над ними их поселили в одиночную камеру. Двое мужчин в одиночке означают только одно — это остальных, постоянных заключенных, работающих на благо города до самого окончания своих сроков, защищают от двух геев, которых на следующее утро будут судить. Дезмонд впервые за последние десять лет плакал, сидя на коленях Качмарека и пряча свое лицо на его груди. Это были слезы злости на отца, ненависти к Правительству и отчаяния, слезы искренней боли от предательства того, кто всю жизнь был ему дорог.
— Смеешься? — поднял на него красные глаза Дезмонд, сжимая губы в тонкую линию, лишь бы не закричать от боли. — Как они узнали?
— Судя по всему, кто-то из соседей сдал меня Патрулю. Сам слышал, какая за такие вещи дается награда, — Клэй с грустью отметил, что ему не хочется делать Дезмонду еще больнее своими словами, хоть и была необходимость в их последнем разговоре. — Я не знаю, что было лучше. Смолчать или, как я сделал, рассказать. Я не хотел, чтобы тебя они обнаружили сами и убили. Меня все равно бы это не спасло, а тебя – да.
— Зачем мне такая жизнь? — Дезмонд сжал его руки в своих. — Мне все равно, куда меня вышлют. Я не могу смириться с тем, что тебя из-за этого убьют. Так не должно быть!
— Я знаю, Дез, я знаю, — успокаивающе погладил его по щеке Клэй. — Мы просто могли быть недостаточно осторожны, и…
— Я не об этом, Клэй! — воскликнул Майлз, видя, что Клэй и правда не очень понимает, о чем он ему говорит. — Я о том, что за такие вещи не нужно убивать. Мы… мы ведь ничего не сделали. И никому не мешали, так ведь?
— Ты прав, — Качмарек чуть улыбнулся, поняв, наконец, что имеет в виду его парень, и призадумался. — Знаешь, я почти не думал об этом. Но, если подумать сейчас... Всегда должны существовать группы людей, которых будет удобно обвинить в чем-нибудь. Вроде геев или недовольных нынешней политикой Государства. Если вдруг взбунтуется большинство, которое и не думает ни о чем, кроме как собственного соответствия правилам это мира, то с помощью таких, как мы, можно будет легко их успокоить. Обвинить во всем тех, кто хоть сколько-нибудь выделяется, и обернуть гнев обманутого народа на них. Поэтому, на твоем месте в особенности, я бы перестал удивляться несправедливости этого мира.
— Какая мерзость, — сплюнул Дезмонд, чувствуя, как в груди поднимается новая волна ярости и ненависти к тому, что их сгубило.
Клэй, бросив взгляд на потемневшее небо, расчерченное на квадратики решеткой в окне, решил предпринять попытку отвлечь его от полного погружения в ненависть к тем, кто их осудил. Он снова притянул к себе поближе бледного от ярости Дезмонда, аккуратно поглаживая его по спине одной рукой, а кончиками пальцев другой водил по его лицу. Дезмонд опустил взгляд, постепенно успокаиваясь от его прикосновений. И ведь не скажешь, что это спокойствие может излучать приговоренный к смерти мужчина.
Дезмонд снова уткнулся носом в его плечо, чувствуя уже не столь сильную ненависть, сколь горечь от неизбежности потери единственного любимого человека. Клэй поцеловал его в макушку, не в силах просить парня о чем-то еще. Он мог себе легко представить, насколько Майлзу было тяжело с этим смириться, но вот никак не ожидал, что через несколько минут он захочет подарить ему нечто очень важное.
Первый и последний секс с Клэем он запомнил навсегда. Резкую, но на удивление слабую боль в сравнении с той, что пожирала его изнутри вместе с удовольствием. У них не было иной смазки кроме слюны и воды, которая была в достатке благодаря небольшому умывальнику рядом с дверью их одиночки, и отсюда взялся этот физический дискомфорт, который словно оттенял сжирающие его изнутри оттенки боли. Стоны Майзла стали громче и глубже, когда Клэй, стараясь быть как можно более аккуратным, вошел в него. Боль сопровождала его первые несколько фрикций, но вскоре она отошла на второй план. Поцелуи и манипуляции Клэя заставили забыть его обо всем. Дезмонд и сам не терял времени даром в своем стремлении оставить на теле Клэя как можно больше отметин перед тем, как они расстанутся навсегда. Это было что-то сродни безмолвному признанию в любви, и они доказывали ее существование каждым прикосновением, каждым поцелуем и движением. Времени было в обрез, и поэтому они, как бы этого им не хотелось, торопились. Торопились закончить, торопились любить.
Они достигали высшей точки наслаждения несколько раз за эту ночь, но страстное желание разгоралось все снова и снова, вынуждая их продолжать. Парни словно не могли насытиться друг другом, ведь они только сейчас узнали, что времени на это у них уже не будет. Дезмонд задыхался от удовольствия, млея в руках Клэя. Качмарек же стремился запомнить каждый изгиб тела партнера, изучая его губами и руками. Утро наступило слишком быстро. Когда первые рассветные лучи солнца упали сквозь окно с решеткой на пол одиночки, они, тяжело дыша, лежали, обнимаясь, на узкой кровати. Теснота словно сближала их в последние минуты перед судом.
— Нам нужно собраться, Дезмонд, — со вздохом проводя рукой по мягкой коже на его спине, Клэй поцеловал его в лоб и заглянул в медовые глаза. Дезмонд закрыл их, сжимая ладонями тонкую ткань жесткой простыни. Ему не хотелось верить, что короткое время, которое им удалось провести вместе, уже подошло к концу. Он, молча, приподнялся на кровати, почувствовав, что Клэй уже с нее слез, и принялся наблюдать за тем, как его парень приводит себя в порядок. Следом собой занялся Дезмонд, и это заняло у него много времени. Чтобы отмыться от следов вторжения в свое тело Клэя, ему пришлось разорвать на лоскуты простынь и воспользоваться ими.
К приходу тюремщиков-патрульных они уже были готовы и одеты. Клэй ходил по камере, а Дезмонд бессмысленным взглядом сверлил серый потолок, опираясь спиной на холодную стену. Когда по коридору застучали каблуками патрульные, парни вздрогнули, а в животе у Деза засверлило неприятное чувство. Клэй в свою очередь был абсолютно спокоен и сдержан, казалось, он даже не беспокоится по поводу того, что жить ему осталось меньше часа. В скважине повернулся ключ, и решетчатая дверь камеры открылась. Парни встали. И уже через минуту их, закованных в наручники, конвоировали к выходу из тюрьмы по ее запутанным коридорам. Некоторые камеры были просто ужасны. Каждая вторая четырехместная камера была заселена шестью, а то и большим количеством узников. Многие провожали их взглядами, кто-то прямо-таки висел на прутьях решетки, жадно рассматривая осужденных, которым вот-вот озвучат их приговоры, пусть им уже и известные. Душно, все погружено в странный полумрак. Дезмонд шел следом за ведущим их патрульным, чувствуя, как к нему возвращается апатия вперемешку с болью. Он повел руками, сведенными за спиной наручниками, искренне сожалея, что не может взять Клэя за руку в последние минуты. В суде такой возможности ему могут и не дать.
Выход из тюрьмы во двор, машина и поездка до суда слились в одну единую череду мельтешащих пятен. Ничего из этого Дезмонд не запомнил. Он просто ушел в себя, словно заранее пытаясь отрешиться от происходящего рядом с ним. Клэй, сидевший на соседнем сидении, с грустью всматривался в его лицо. В очередной раз его беспокойство за него гасило беспокойство за себя. Дорога до здания суда была недолгой. Когда машина остановилась, и их вытащили из нее, там уже собралась толпа народу. Правила никогда не менялись. Часто такие дела рассматривались публично, и казнили тоже публично. О суде объявляли накануне, и жители ближайших районов были обязаны прийти за полчаса до начала. Суд обычно длился недолго. Судья просто зачитывал приговор, его приводили в исполнение, и зрители расходились. Перед началом же они так и стояли перед дверьми, пока не привозили подсудимых. Перед патрульными толпа расступилась, образуя коридор, по которому они провели Клэя и Дезмонда. Еще двое патрульных распахнули перед ними двери.
Каменное серое здание было таким же серым и неприятным внутри. Даже деревянные сидения для зрителей отливали серым цветом. Подсудимых отвели и поставили в центр зала, а толпа медленно и шумно рассаживалась по сидениям. Кожей парни ощущали взгляды тех, кто просто пришел посмотреть. Безэмоциональные с отголосками ужаса за свои жизни. Никакого сожаления. Никакого сопереживания. Отторжение и поверхностный интерес. Настоящая серая масса, которая пришла ради зрелища. Зрелища, демонстрирующего полноту и силу властьимущих. Напоминание о том, что они здесь просто расходный материал, что каждый из зрителей может оказаться на месте одного из этих парней. Присяжные же похожи на мраморные статуи — абсолютно непричастные лица и спокойные глаза. Они молчат, ничем не привлекая к себе внимания, словно еще раз доказывая своим молчанием — за них уже все решили. И арест парней, и их приговор. Клэю даже не собирались делать послабления, которое обычно было доступно всем уличенным в своей связи геям — отправиться в Черту вместе со своим партнером. Только потому, что он преподавал в колледже. В головы людей вбивалось год за годом - те, кто считаются иными и неправильными, не имеют права учить их детей, чтобы, не дай Бог, они не переняли эту неправильность. Идеология, которую никто не решался нарушить, чтобы не погибнуть. Эти мысли заставили еще раз вздрогнуть Дезмонда, стоило ему разглядеть последнее место, в котором он проведет свои последние часы в Столице.
Место судьи уже было занято. Это был высокий пожилой мужчина, весь седой, как лунь. В дорогом костюме, определенно живет почти так же хорошо, как некоторые члены правительства. Клэй усмехнулся этой мысли, наблюдая, как судья раскладывал на трибуне бумаги. Через несколько минут шум улегся, и ради очистки совести судья постучал по трибуне молотком, возвещая о начале судебного заседания. По левую руку от него сидел уже знакомый подсудимым Кросс, а по правую блондинка-секретарь, стенографирующая происходящее.
— Всем встать, суд идет. Я, судья Уоррен Виддик, объявляю заседание суда по делу Качмарека и Майлза открытым, — начал говорить судья. — Сегодня мы допросим подозреваемых, сопоставим их показания с показаниями достопочтимых свидетелей и вынесем приговор. Но, поскольку мистер Майлз является несовершеннолетним, по законам Государства мы спросим с него меньше, чем со второго обвиняемого. Уважаемые присяжные и зрители, прошу садиться. Патрульные, будьте добры, отведите мистера Майлза на место подсудимых. Мистер Качмарек, сделайте, пожалуйста, три шага вперед. Мы начинаем допрос.
Дезмонд хотел возразить, но пока патрульные шли к нему, Клэй успел предупреждающе наступить ему на ногу. Решившись довериться парню, Дезмонд последовал за патрульными, постоянно оборачиваясь на Клэя. Качмарек же сделал, как ему и велели, три шага вперед и гордо поднял голову, приготовившись отвечать на вопросы.
— Пожалуй, начнем. Итак, мистер Клэй Качмарек, будьте добры, скажите мне… чья инициатива повлекла за собой начало отношений? — водрузил на переносицу очки Виддик и посмотрел из-под них на Клэя, поджавшего губы.
— Моя, ваша честь, — честно ответил Клэй.
— И вы, зная о том, что нарушаете два закона Государства, предложили мистеру Майлзу вступить с вами в запрещенную интимную связь? — Виддик и Клэй были абсолютно невозмутимы, словно обсуждали прогноз погоды на завтра.
— Да, ваша честь, — отвечая, он даже не моргнул глазом, проигнорировав подавившегося воздухом Дезмонда, сверлившего его взглядом каре-медовых глаз.
— Где вы встречались? У вас дома? — после утвердительного кивка Клэя Виддик довольно усмехнулся и решил, что пора заканчивать с ним. — Отлично, я понял. Последний вопрос, мистер Качмарек, и мы приступим к вашему сообщнику. Что подтолкнуло вас к совращению своего несовершеннолетнего студента? У вас была прекрасная возможность завести нормальную семью и получить льготы от Государства, но вы предпочли идти незаконным путем. Просветите же нас, почему?
Клэй улыбнулся этому вопросу и, повернувшись и посмотрев в глаза Дезмонда, решил быть искренним до конца. Терять-то, собственно, ему уже было нечего.
— Потому, что я действительно люблю этого человека, — он вложил в этот взгляд все чувства, которые испытывал к Дезмонду, и адресовал его Майлзу. Дезмонд выдохнул, встретившись с ним глазами и осознав, что этими словами Клэй только что окончательно решил свою и без того решенную судьбу. – Да, закон действительно важен, и, нарушив его, я с точки зрения общества поступил не очень хорошо, но мне искренне кажется, что это того стоило. Быть с человеком, которого я люблю, для меня самое важное в этой жизни. Даже, если это запрещено законом.
— Что же, полагаю, что с вами мы закончили, — с каким-то кислым лицом кивнул патрульным Виддик, откладывая в сторону какие-то бумаги и на их место подкладывая другие. — Будьте добры, перейдите на место для подсудимых. Патрульные, приведите, пожалуйста, мистера Майлза.
И снова по тому же кругу. Дезмонда вывели в центр и отвели на место Клэя, Виддик начал допрос. Вопросы были те же, только некоторые из них Майлзу почему-то не задали. Видимо, это были такие правила игры, в которую им теперь приходится играть. Например, его не спросили о том, кто начал отношения, и о причинах, по которым он встречался с Клэем. Вместо этого Виддик, с каким-то прищуром поглядывавший на Дезмонда, задал ему немного странный для Майлза вопрос.
— И последний вопрос, мистер Майлз, — Виддик переплел пальцы между собой и внимательно посмотрел на Дезмонда. — Что вам обещал за отношения с ним мистер Качмарек? Деньги, быть может, или что-то еще? Не стесняйтесь рассказать, в этом нет ничего такого.
— Ничего он мне за это не обещал, — возмущенно воскликнул Дезмонд, шокированный абсурдностью вопроса, который ему только что задали. — Я никогда бы не позволил себе быть с человеком, который пытается купить меня. Мы были вместе только потому, что я в свою очередь решил ответить на его чувства взаимностью. Если вы думаете, что такие отношения, как наши, строятся на деньгах и корысти, то глубоко заблуждаетесь.
— Допустим, — Виддик закатил глаза, словно поражаясь наивности Дезмонда. — Благодарю за честность перед судом. Патрульные, будьте добры, выведите в центр зала мистера Качмарека, сейчас будет оглашен приговор.
Зрители впервые за весь суд зашевелились и зашептались, склоняясь друг к другу и указывая на них, стоящих в центре зала. Виддик на минуту склонился к Кроссу, наблюдавшему за судебным процессом с каким-то странным умилением, переговорил с ним кое о чем и вернул свое пристальное внимание двум обвиняемым. Затем он встал с какой-то бумажкой в руках, и все зрители поднялись вместе с ним.
— Оглашается приговор! — обвел взглядом зал Виддик и снова опустил глаза в документ. — Мистер Майлз, как несовершеннолетний, нарушивший статью 6 части 1 и 2 Уголовного кодекса Государства, приговаривается к отправке в Черту на пожизненный срок. Мистер Качмарек, нарушивший ту же статью, а так же статью 10 часть 3, приговаривается к расстрелу. Приговор не подлежит обжалованию и свершится сегодня же. Патрульные, приступайте.
Он ударил молоточком по трибуне, и зрители снова уселись в ожидании приведения в исполнения приговора.
— Не дергайся и не волнуйся, Дезмонд, — шепнул ему Клэй прежде, чем его отвели к специальной стене. — Я тебя люблю, слышишь?
— И я тебя, — так же тихо успел ответить ему Майлз, проклинающий держащих его под руку патрульных и чертовы наручники. Он мог и не смотреть, но по какой-то причине у него не получалось отвести от того, как ведут к стене Клэя взгляд.
Качмарека поставили лицом к входной двери, так, чтобы справа от него была трибуна судьи, а слева — зрители. Напротив него уже стоял патрульный с автоматом наперевес. Дезмонд сглотнул, в последний раз вглядываясь в такие любимые им черты лица. Даже когда патрульный наставил на Клэя дуло автомата, они продолжали смотреть друг другу в глаза. Все закончилось слишком быстро. Дезмонд не видел, как Виддик кивнул патрульному, и поэтому звук выстрелов стал для него неожиданностью. Клэй дернулся, когда в его тело вошли пули, разрывая серую рубашку. Ткань обагрилась кровью, а ноги мужчины подкосились. Он рухнул на колени, а затем завалился на бок. Дезмонд, не выдержав и на миг, забыв о его предупреждении, дернулся и с ужасом смотрел на то, как глаза Клэя медленно становятся стеклянными. Он судорожно глотал ртом воздух, чувствуя, как в легких его катастрофически не хватает.
Он не запомнил, как его вывели из зала заседания и посадили в машину. Дезмонд был болезненно бледен и продолжал тяжело дышать. Он не мог совладать с бурей эмоций, ломающей его изнутри. Парню казалось, что это не Клэй только что рухнул, убитый патрульным, а он сам умер, но его тело продолжает ходить. Ему было больно двигаться, больно дышать, хрупкое спокойствие, которое оставалось еще с ним во время суда, ушло, оставив после себя ужас и боль от потери, этой кровоточащей дыры. Его трясло на ухабах, когда машина везла его к Черте по плохим дорогам. Дезмонд смотрел в окно, но ничего не видел. Он не представлял, как после этого он сможет дальше жить.
Машина резко затормозила, и Дезмонд чуть не уткнулся носом в спинку водительского сидения. Он не знал, сколько прошло времени, но, ради банального знания, выглянул в окно. Снаружи была глубокая ночь, видимо, они проехали очень долгий путь. Этот факт не вызвал у Дезмонда совершенно никакой реакции. Ему хватало его простой констатации. Дверь открылась, и его вытащили из машины. Граница между столицей и Чертой была видна сразу. В первую очередь ее выдавала дорога, с глубокими дырами и отвратительным асфальтом. Но, наверное, не будь Дезмонд так подавлен, он сначала бы обратил свое внимание на высокую стену из серого камня, отделяющую обыкновенные города от Черты. Дезмонд, подталкиваемый в спину автоматом одного из патрульных, шел к железным воротам, у которых заканчивалась дорога. Ему казалось, что он смотрит на свою жизнь со стороны, но вместе с тем внутри ворочалось какое-то новое ощущение. Словно Дезмонд Майлз, живший все эти годы в узком мирке, который позволило ему иметь Государство, действительно умер вместе с Клэем. А сейчас он шел навстречу к чему-то неизвестному, и его ждало что-то совершенно другое. Это было сродни перерождению, но Дезмонд не мог этого заметить так сразу. Он отказывался смотреть на мир как-то по-другому, но все происходило само.
Ворота начали открываться, не успели они дойти до них. Дезмонд увидел в их проеме что-то яркое и светящееся, необычно красивое для человека, который прожил жизнь в серых цветах. Это заставило его испытать какой-то новый интерес. Патрульные остановились в паре десятков метров от ворот, и один из них автоматом указал Майлзу на них. Дезмонд без всяких возражений развернулся и вошел в ворота. Он шел и шел вперед, ворота медленно захлопнулись за ним, отрезая его от прошлой жизни.