В голове звенели настырные бубенцы. Те самые, которые в предновогоднюю пору «Jingle Bells» из каждого телевизора — и никуда Деду морозу было от них не деться, потому что сессия, которая начинается полуночным «халява приди!» в окно, заканчивается неизменно радостным «наливай!» И бодуном. И перегаром на всю общагу. И рад бы был Дед мороз сегодня остаться дома — приклеиться к пледу намертво, соорудить баррикаду из ноутбука со вкусностями, спрятаться в недрах какого-нибудь фильма и всем отвечать: «а меня нет дома». Но декабрь, он ведь — не только сессия, но и возможность прибавить к стипендии какую-никакую денежку за красный нос, дурацскую шапку и ватную бороду, от которой Деду морозу всё время хочется чихать в самый неподходящий момент.
У Деда мороза забот полон рот, но на практике стой себе истуканом, фотографируйся. Другое дело — утренники. Впрочем, на них Деда мороза зовут не часто — много их, студентов таких, а Дедов морозов хороших — мало.
Дед мороз себя хорошим и не считает. Считает весьма посредственным, среднестатистическим — полпотока у них таких. Места для всех хватает. Конец декабря — это ведь коллективное, всепоглощающее безумие, перенасыщенное мишурой, разноцветными огоньками и ватными бородами — никого такой избыток почти и не раздражает.
Деду морозу холодно. Ожидаемо, впрочем. Минус шесть — это ведь уже не вполне себе безобидный ноль, а, для теплолюбивого деда мороза — трагедия несусветная — того и гляди Дед мороз заледенеет у входа в торговый центр, да так и останется до весны. Хорошо хоть ненадолго можно отвлечься, влиться в поток тёмных курток, стремящихся к теплу и растрезвоненным распродажам. Как это приятно — поймать путеводной нитью дурманящий аромат, сдёрнуть бороду — и почти что по волшебству обнаружить себя сидящим за круглым столиком с порцией мокко и круассаном. У Деда мороза заслуженный перерыв.
В кафетерии очень жарко — шипит паровая трубка, если прислушаться, можно поймать обрывки чужих разговоров, а, если принюхаться — корицу, кокос и яблочный пирог, который только-только поставили на витрину — свежий, горячий, с пылу с жару — такой разлетится в одно мгновение. Деду морозу яблоки, впрочем, не по душе. Но он наблюдает, как привлечённые ароматом люди один за другим разделяют пирог на части, чтобы ощутить немного незамысловатого гастрономического счастья. Наблюдать за людьми Деду морозу нравится. Детишки всегда замечают его, улыбаются и тянут родителей за руку. Посмотреть.
В кафетерии окно во всю стену — от пола до потолка — снежинками обклеено, гирляндами перевито. За ним снеговик раздаёт листовки, мигают витрины — и всё безмолвно, так и хочется где-нибудь кнопку найти, чтобы услышать звук.
— У вас свободное место. Позволите — я присяду? — проскрипело внезапно — и Дед мороз едва не опрокинул кофе. Горячий кофе на новую шубу! И что бы делал? Поспешно кивнул:
— Я не против. Конечно, да. — Лишь тогда огляделся. С последней порцией незабвенного пирога за столиком разместился старик. Тот самый старик, о которых говорят обыкновенно «благообразный» — седой, румяный, с первого взгляда вызывающий то ли доверие, то ли ощущение некого необъяснимого дежавю. Хотелось спросить «простите, а мы знакомы?» — но Дед мороз прекрасно осознавал абсурдность такой идеи. Как-то не водилось в его жизни людей пожилого возраста. Тем паче, благообразных. Так что, поразмыслив немного, Дед мороз молча уткнулся в кофе. Скоро закончится перерыв. Скоро опять на холод.
— Думаете: вы похожи на Деда мороза? — разорвал тишину старик. К пирогу его прилагался кофе, и он грел бледные пальцы о край стакана.
— Не знаю. — Дед мороз пожал плечами, потеребил бороду, лежащую на соседнем стуле. — Не мне судить.
— А кому? — Старик смотрел вдумчиво и внимательно. — У вас отличный мешок. И шуба, и шапка тоже. И это — всё?
— Всё. — Глоток мокко в борьбе с неловкостью. — А чего-то, по-вашему, не хватает?
— Не знаю, не знаю. — И старик замолчал. На прилавок выставили блюдо с маленькими румяными кексами. Какое-то время Дед мороз смотрел, как, один за другим, они отправляются на прямоугольные картонные тарелочки — девушке, парню, отцу с ребёнком. Ребёнок, девочка, улыбнулась Деду морозу, как старому другу. Видать, узнала. — Всё зависит от того, каким дедом морозом ты хочешь быть, — продолжил вдруг старик так, как будто бы паузы не было. — Можно быть искусным, а ты — искусственный, можно быть искренним, а ты фальшивый — вот в чём беда.
— Да? — Тихо. И снова мокко. — Здесь всё искусственно. Гирлянды эти, настроение новогоднее — всё фальшивка и подделка, а мы её декорации. Людям нужны фотографии с дедом морозом — мы наряжаемся и зарабатываем на этом. Такая вот индустрия. Если бы они хотели Микки Мауса, я сидел бы сейчас с ушами.
— Ты думаешь: людям нужно фото? — Старик покачал головой. — О чём ты вообще думаешь, когда стоишь там со своим мешком? О чём люди думают? Чего они ждут от тебя?
Дед мороз не знал. Он нещадно комкал бороду и смотрел, как старик смакует пирог и как на белых его усах остаются крошки.
— Дети ждут и верят. ДО определённого возраста. А потом ещё пару лет врут, что верят, чтоб родителей не расстраивать. Такая вот психология.
— Значит ты, Дед мороз, психолог?
— Нет, не психолог. Я педагог. Почти, — отчего-то смутился Дед мороз. Борода соскользнула на пол. Пришлось поднимать её и отряхивать, пока говорил старик.
— Ничего ты, почти педагог, ещё не знаешь. Скажи мне, чего люди ждут от каждого нового декабря? Зачем это всё — куранты, игрушки, ёлки?
— Я, знаете, тоже об этом думаю. Каждый год. Зачем? Одно и то же, одно и то же.
Паровая трубка шипела, стрелки на часах неумолимо тикали и Дед мороз знал, что пора бы ему возвращаться к своей работе, но отчего-то не мог заставить себя подняться. Казалось: этот разговор незавершённым никак оставлять нельзя. Всё, что угодно, можно, а этого седобородого старика с его странными вопросами — практически преступление.
— Людям это просто необходимо. Существа они такие, люди — должны верить. В инопланетян, бога, призраков, загробный мир — да во что угодно. Только среди всех вер, которые они себе понавыдумывали, светлых и радостных очень мало. — Старик вздохнул, головой сокрушённо качнул и в окно указал одним лишь взглядом. — Новый год — такое себе обыденное, привычное, размеренное чудо. Как музыка, как русалка на стене дома напротив. Ты ведь первые дни замечал её, радовался ей, а теперь едва видишь. Но, если она исчезнет, расстроишься непременно. Так вот и с новым годом — ты знаешь, я знаю, люди знают, что он настанет, что пройдёт, как обычно и ничего не изменится. Но ждут. Каждый год ждут. Есть такие запланированные, привычные чудеса. Их люди создают сами. А есть и неожиданные. — И подмигнул. А Дед мороз рассеянно барабанил пальцами по столешнице. На стене, вправду, едва различимая в ранних сумерках, била хвостом русалка. Дед мороз не знал, кто нарисовал её, но, когда увидел впервые, сам для себя решил, что у неё просто был повод променять океан на взбалмошный мегаполис с его фонарями, зимами и машинами. И Дед мороз улыбался ей: в непогоду — сочувственно, а в хорошие дни, будто старинной подруге: «ну как ты тут?» Сказка позабылась со временем. Русалка никуда, конечно же, не исчезла, но перестала иметь значение. Дед мороз бы о ней не вспомнил, не укажи старик. А вот, если бы вдруг обнаружилось, что стену снесли или, хуже того, закрасили — расстроился бы, как самый распоследний дурак.
— Я понял, что вы имеете в виду, — вернулся наконец Дед мороз к беседе. — Люди сами создают себе атмосферу чуда. И даже нам, циникам, важно знать, что всё идёт, как надо, что это мы просто сами добровольно так для себя решили — не ввязываться во всю эту канитель. Это не отменяет самого факта её существования.
— Да. Люди сами для себя придумали. И сами решили — в этом вся прелесть. — Старик уже допил кофе и теперь просто сидел, усмехаясь в бороду. — Всё — представляешь? — вообще ограничивается только фантазией и желанием. И тем, во что мы верим. Я вот, к примеру, в Деда мороза верю. Всегда. И точно знаю, каким он должен быть.
— И каким же? — спросил Дед мороз, разглаживая искусственную бороду.
— Нет уж. — В добрых глазах старика притаился смех. — Это я у тебя спросил. Помнишь? Тебе самому придётся на этот вопрос ответить. Когда-нибудь. Когда захочешь стать настоящим Дедом морозом. — И не спеша поднялся. — Мы ещё встретимся в каком-нибудь новом году, коллега. А теперь мне пора — время не ждёт. И в этой кофейне всё-таки жарковато.
***
Дед мороз улыбался в бороду, уходя. А студент-аниматор со смешной бородой и нелепой шапкой так и сидел, не зная, что делать то ли с собой, то ли с остывшим мокко. Дед мороз уже давно позабыл, кем он был когда-то. Помнил одно, что, вероятно, таким же циником. И другие такие же циники были дедами морозами до него. Потому что даже волшебники не бессмертны. И не всесильны тоже. Деду морозу нужны преемники. А циникам-аниматорам нужно немножко чуда.
И, заливаясь серебряным перезвоном, оленья упряжка устремилась сквозь фонарный свет в кобальт сгустившихся сумерек мимо окна кафетерия, в котором всё ещё сидел растерянный аниматор со своей нелепой бородой и нелепой шапкой.
А на стене напротив била хвостом русалка.
И уплывала,
Потому что этот мегаполис всё же наскучил ей.