Кёке редко снились сны. В основном, снилось что-нибудь нейтральное.
Но в какой-то момент сновидения обрели некую последовательность.
Впервые это случилось поздней осенью. Первое, что увидела девочка — это степь. Выжженную солнцем степь, покрытую пожелтевшей травой. И у этой степи не было ни конца, ни края. Даже на горизонте не видно ничего.
— Странное место… — протянула Хитсугая. — И куда идти?
Немного подумав, она повела плечами и пошла вперёд. Куда и к чему — неизвестно. Утром дорога заканчивалась вместе с трезвоном будильника.
Второй раз ей вновь приснилась та же степь. И снова дорога через неё закончилась звуком будильника.
Этот сон повторился пять ночей подряд. В этой степи не дули ветра, не было удушливой жары, не было пробирающего до костей холода. Тучи не сгущались, а облака не плавали. Цвет неба был разве что иным — переходил из синего в красный, словно наступал рассвет. На шестую ночь Кёка наткнулась на своей дороге на опавшие пёрышки чёрного цвета. Пёрышки попадались так же пять дней. И их становилось всё больше и больше, они укрывали траву огромным ковром. И в центре этого ковра сидел огромный и величественный ворон, что вычищал своё оперение.
— Это с тебя так много осыпалось?! — удивилась Кёка.
Ворон повернул голову в сторону девочки. Ей казалось, что птица замерла подобно статуе. Но почему-то страшно рядом с вороном не было.
— Дитя, примешь ли ты мою силу? — Птица нагнулась ближе к Хитсугае.
— Что? — не поняла она.
— Хммм… Не похоже, что ты готова…
— О чём ты?
Ответа не последовало. Ворон вновь выпрямился и снова стал чистить перья. Пару секунд Кёка стояла в недоумении, но после пожала плечами и села на землю. Тишина длилась какое-то время, что, впрочем, не мешало никому — ни птице, ни ребёнку. Кёка поджала коленки к груди и сомкнула руки под ногами, наблюдая за вороном.
— У тебя перья красивые, — сказала она.
— Неужели ты видишь лишь то, что я чищу оперенье? — задал вопрос ворон.
— А разве ты чем-то другим ещё занят?
— Присмотрись, дитя. Присмотрись хорошенько. Видишь ли ты что-то? Слышишь ли ты что-то?
— Я не понимаю…
— Присмотрись! Прислушайся!
— Да о чём ты…
Девочка не успела договорить — птица резко взмахнула крыльями и полетела прочь.
— Эй, постой! — Кёка вскочила и побежала за вороном.
В комнате ребёнка дрожали стёкла и зеркало в шкафу. А на пороге стояли родители.
— Тоширо… — Карин прижимала руки к груди, не понимая, что делать.
Капитан нахмурился. Дочка то и дело вертела головой, покрывалась испариной, но не просыпалась. По помещению кружился лёгкий ветер, хотя окна были закрыты. Хитсугая подошёл поближе к детской кровати, сел с краю и опустил руку на лоб девочки. Ладонь мягко засветилась бирюзовым светом. Ветер исчез, а Кёка прекратила вертеться.
— Это ненадолго, — сказал Тоширо, поднявшись. — Всего на одну ночь.
— То есть? — Карин уже примерно понимала, к чему ведёт её супруг.
— В ней просыпаются силы шинигами.
— Но… Почему так рано?
Тоширо лишь покачал головой:
— Не знаю…
Карин прикусила нижнюю губу. Капитан обнял супругу и, прижимая к себе, сказал:
— Я помогу нашей девочке. Обещаю.