На редкость жаркий июньский день двигался к концу. Солнце неспеша скрывалось за горизонтом, бросая последние лучи на землю и окрашивая её в кроваво-красный, изредка в небе пролетали птицы, что-то щебеча на своём птичьем языке. Небольшой городок медленно погружался в таинственные сумерки.
На подоконнике двухэтажного дома сидел паренёк лет четырнадцати. Его золотистые глаза были совсем немного скрыты длинной чёлкой. Одежда была немного великовата для него — голубая футболка и потёртые синие джинсы почти мешком висели на парне. Он, подтянув коленки к груди и обхватив их руками, тяжёлым, сильно измотанным взглядом смотрел за стекло и думал обо всём подряд.
Сегодня был первый летний день. Такой яркий и прекрасный для многих… День назад паренёк окончил восьмой класс. Конечно же, он был очень рад этому, ему, как и многим, очень сильно надоели уроки и горы домашних заданий. Стоило бы радоваться наступлению лета, жарким денькам и красивой природе… но только не тогда, когда тебя избили.
Парень вздохнул, прикрывая золотистые глаза и прислоняясь щекой к стеклу. Он сильно устал за этот день, руки, ноги, да вообще, всё тело невыносимо болело из-за синяков и ссадин, оставленных на нём. На глаза то и дело наворачивались слёзы, но парниша спешил успокоить себя — ну, избили, с кем не бывает…
Дверь в комнату резко распахнулась и тут же очень громко захлопнулась. К одной из двух кроватей подошёл ещё один парень. Он был почти на голову выше первого, слишком тощим, с вечно угрюмым выражением лица. На правую сторону его лица постоянно падала чёрная чёлка, парень никогда не убирал её. Волосы он, скорее всего, мыл раз в месяц — они были спутанными, сальными и смотрелись не ахти как красиво. Одежда была для него так же велика, как и для второго обитателя комнаты — чёрная футболка, поверх которой накинута такая же чёрная кофта с капюшоном, джинсы — тоже чёрные, протёртые в коленках и с зауженными штанинами. На ногах красовались кроссовки — потёртые и местами расклеившиеся.
Парень был занят поиском какой-то песни. Он неотрывно глядел на экран небольшого плеера и щёлкал кнопками. Из наушников, что висели на его шее, слышались обрывки мелодий и слов. Сморщившись, словно увидев дохлую крысу, парень выключил плеер и небрежно кинул его на кровать. После этого он обратил внимание на сидящего на окне.
— Чего такой унылый? — спросил он. В его голосе слышалось явное безразличие.
— Никакой я не унылый, — блондин дёрнул плечом. После этих слов ему ещё больше захотелось плакать.
— Вижу я, — хмыкнул Найтмер, падая на кровать и закидывая руки за голову. — Ты прекрасно знаешь, что я могу видеть твоё настоящее состояние. Так что лгать бесполезно.
Его сожитель лишь тяжело вздохнул, продолжая хмуро глядеть в окно. Небо уже было почти чёрным, на нём одна за другой загорались звёзды. Спрыгнув с подоконника, Дрим медленно подошёл к своей кровати и опустился на неё.
— Даже если можешь, — тихо, задумчиво глядя в пол, сказал он после недолгой паузы. — Разве тебе есть дело до этого?..
— Разумеется, нет, — Найт закрыл глаза, скривив рот. От него разлетались волны раздражения.
— А зачем тогда спросил?
— Отвали.
Дрим снова вздохнул. В темноте он не очень хорошо видел лицо парня, но он чувствовал, что тот не желает разговаривать с ним.
— Почему ты так поздно вернулся домой? — спросил блондин. — Ты всегда приходишь рань…
— Это место, — прошипел Найтмер, неожиданно вскакивая с кровати и тем самым заставляя своего соседа дёрнуться, — никогда не будет мне домом!
Волны злости и раздражения очень давили на Дрима, он поморщился, опустил голову и уставился в пол. Ему не нравилось, когда Кошмарный злился — ему почему-то всегда было плохо от этого. Не физически, конечно — Найт не бил его. Бывало, конечно, заедет пару раз рукой по затылку так, что искры из глаз посыплются. Но не больше этого.
— Почему? Что тогда для тебя будет домом? — тихо спросил блондин, поднимая золотистые глаза на Найтмера, злобно скалившего зубы.
Повисла тишина. Дрим слышал, как прерывисто и тяжело дышит парень, сидящий напротив — это значило, что он не в себе.
Дом, в котором они и ещё некоторые ребята жили, называли интернатом. Найтмер же постоянно называл его детдомом.
Дрим не помнил, как так получилось, из-за чего он живёт тут. Он помнил, как пошёл в первый класс, помнил, как до этого постоянно бесился со своими друзьями здесь… а перед этим — абсолютно ничего, пустота. Он не помнил своих родителей или ещё кого-нибудь из близких. Он не помнил, как и из-за чего оказался тут, не помнил других мест помимо этого. Он был один. Как и все жители интерната.
Женщина, заведующая этим самым интернатом, говорила, что здесь живут те, с семьями которых произошла какая-нибудь беда. Она ко всем относилась одинаково — с теплотой и… любовью? Она многое разрешала парням, живущим здесь, никогда не наказывала кого-то провинившегося очень жестоко. Во время учёбы всегда будила ребят и помогала им собираться в школу, когда они приходили — помогала им с уроками. Она не разрешала гулять допоздна, но, как правило, это никого не останавливало — парни запросто выбирались из своих комнат через окна и точно так же забирались назад.
— Нигде, — ответил немного успокоившийся Найтмер, прерывая тишину. — У меня нет дома.
Дриму было очень грустно, но почему-то он усмехнулся.
— Как скажешь…
Он лёг на кровать и уставился в потолок. Найтмер фыркнул и тоже лёг, уткнувшись лицом в подушку и раздражённо засопев.
Дрим всегда думал, что все люди на свете могут видеть душевное состояние других. Когда он смотрел на человека, то видел, как от него на небольшое расстояние излучается свет. Он привык называть это аурой. Аура у каждого человека, которого он видел, была разная. По ней легко было узнать душевное состояние и настроение.
Однако видеть эту ауру мог только он. Он и ещё Найтмер.
Однажды блондин подошёл к одному из своих одноклассников и спросил у него:
— Ты тоже видишь свечения вокруг людей, да? Это помогает узнать его состояние.
Но одноклассник очень странно посмотрел на него, покрутил пальцем у виска и поспешил смыться. С тех пор многие стали называть Дрима поехавшим.
— Смотри, псих идёт!
— Эй, видишь свечение, исходящее от меня?!
— О боже, ты точно больной!
Ох, как же много подобного Дрим слышал в свой адрес. Ему стало легче от того, что он познакомился с Найтмером и узнал, что тот тоже может видеть эти самые свечения вокруг людей. Блондин прекрасно помнил их первую встречу. Это было во втором классе.
— Это ты тот самый поехавший? Можешь видеть свечения, исходящие от других, да? — спросил он, когда Дрим поодаль от всех сидел в школьной раздевалке для мальчишек и готовился к физкультуре. Кошмарный стоял, с безразличием глядя на мальчишку сверху вниз, отчего тот чувствовал себя жалким и беспомощным.
— Угу… — пробормотал Дрим, помрачнев. Он был готов снова услышать колкость в свой адрес.
— Да уж, везунчик, — протянул Найт. — Я тоже так могу, прикинь. Я думал, я один такой особенный… Эх, даже грустно как-то.
В тот момент Дрим так обрадовался, что вскочил и обнял его.
— Найтмер Кошмарный, — повторил он в стотысячный раз. — Мы с тобой точно не обычные дети.