ШРАМЫ

CW: попытка изнасилования, нецензурная брань, немного эротики (самое начало до «У тебя татуировка поверх шрамов…»).

R, hurt/comfort, ангст; флэшбек (в котором Орфу 23) + эпизод, где это аукнулось во время самой кампании. 

Где-то далеко, на городской башне, пробили часы. Риэс попытался сосчитать удары, но успел только понять, что полуночи еще нет, потом сбился: у него сейчас были дела поважнее. Оседлав его колени, Орф сосредоточенно покрывал поцелуями его щеки, лоб, прикрытые веки, вылизывал раковины ушей и шею; потом зарылся пальцами в волосы и жадно, влажно поцеловал, проникнув языком в рот.

Только когда следующий однократный удар башенного механизма отмерил четверть часа, Орф отпрянул, тяжело дыша, и встретился с ним затуманенным взглядом.

— Мне кажется, я мог бы до утра только целоваться с тобой, — проговорил он низким, слегка осипшим голосом. Риэс поёжился; Орф это заметил и ухмыльнулся. — Боги, Риэс, какой же ты… Ты потрясающе пахнешь.

— Это эль, — попытался пошутить Риэс. — Эль был очень неплох.

— Надеюсь, на этот раз он не устроит в твоем желудке государственный переворот, — парировал Орф. Риэс прищурился и укоризненно зыркнул на него из-под бровей; Орф заливисто расхохотался, а потом снова быстро прижался губами к его губам. — Я шучу, шучу, — сказал он со смехом, отстранившись. — Но правда. Как ты себя чувствуешь?

Риэс сделал вид, что обиженно сморщился.

— Разве не видно, что я готов ко всему? Ах да, ты же нихера не видишь в темноте.

— Я вижу достаточно, — промурлыкал Орф. — Чего ты хочешь, Риэс?

Ответить на этот вопрос было бы совсем не сложно, но Риэс предпочел действовать. Подавшись вперед, он снова поцеловал Орфа в ярко-красные, искусанные губы — а потом потянулся к широкому воротнику его рубашки, начав по одной расстегивать пуговицы. Чужие дрожащие пальцы через мгновение полезли раздевать его в ответ.

— Ага, ага, я понял, — задыхаясь, пробормотал Орф, рассеянно проводив взглядом собственную рубашку, оказавшуюся на полу. Риэс стряхнул с плеч свою и, скомкав ткань, бросил куда-то в сторону стула, даже не проверив, промахнулся в итоге или нет; потом снова занялся делом, одной рукой взявшись за кованую пряжку орфова ремня, а вторую опустив ему на пах. Орф издал какой-то неопределенный звук и вцепился ему в плечи.

Когда Риэс слегка спустил его штаны с бедер, в глаза ему в который раз бросилась занятная деталь.

— У тебя татуировка поверх шрамов, — сообщил он, протянув руку и осторожно погладив рисунок маяка на обнаженной коже. Пальцы привычно скользнули по нескольким рытвинам от рубцов. Его давно уже подмывало задать вопрос. — Тут какая-то история?

Орф несколько мгновений только глубоко дышал носом, пытаясь, видимо, прийти в себя и снова обрести дар речи.

— Да так… ничего особенного, — выдохнул он, наконец, пожав плечами. — Просто попросил знакомую морячку набить мне что-то, чтобы пореже вспоминать. Мне эти шрамы оставил один богатый мудак из Элдрича.

— Витольд Златко? — машинально спросил Риэс. Орф ахнул.

— Ты знал его?

— Я убил его, — хмыкнул Риэс. — И не жалею. Во всем Элдриче большего подонка надо было еще поискать. А я там всю свою юность провел, так что много чего повидал.

В комнате вдруг стало очень тихо. Потом Орф медленно сполз с колен Риэса, неловко подхватив штаны за ремень.

— Так значит, это… — прошептал он. — Нет, подожди, в голове не укладывается… Это ты тогда подставил меня?

— Что? — Риэс инстинктивно подался вперед, но Орф быстро отшатнулся.

— Шесть лет назад. Поместье Златко, западное крыло. Кто-то чихнул в коридоре. Златко открыл дверь — и упал навзничь, с кинжалом в груди. Я видел тебя. Ты был в маске, но это был ты, верно? Ты пришел ограбить его, облажался с заметанием следов, а потом, увидев меня на кровати, решил, что обвинить меня страже будет гораздо проще, верно? Если я останусь в живых?

Воцарилось молчание.

— Только ты был не на кровати, — наконец, очень тихо проговорил Риэс. — Ты стоял и защищался… бритвой.


* * *

Город Элдрич Орфу не нравился. Осознав это впервые, он почувствовал себя привередливой сволочью. Казалось бы, после монастырской жизни — пары десятилетий детства и отрочества, проведенных в библиотеках, пропахших ладаном и пылью — любое поселение должно было влечь его шумом, красками, впечатлениями, знакомствами. Казалось бы, он должен был быть благодарен за такой радушный прием: любому бродяге, замерзающему в узком загаженном переулке, его жизнь — высокооплачиваемая работа, достойное жилье, прогулки на выходных — показалась бы недосягаемой роскошью. Элдрич звучал портовой бранью, какофонией ярмарок, звоном колоколов, криками торговок моллюсками; терпко пах солью и ромом, заморскими кофейными зернами, смолой и хвоей в чудных аллеях поместья, где он служил гувернером.

Но настойчивый смрад чужого приторно сладкого парфюма преследовал его в каждом чулане этого поместья, и прятаться от него в последнее время стало все сложнее.

Рекомендацию для лорда Златко ему написал один мелкопоместный дворянин из соседнего города: его дочери Орф до этого преподавал историю, теологию и древний язык, пока семья не вздумала перебраться в другую далекую резиденцию. Ему предлагали поехать с ними, но Орф почему-то отказался. Причины, которые он тогда предъявил в качестве оправданий, больше не казались ему весомыми. Лучше было отправиться с хорошей знакомой семьей в туманную северную глушь Гленвааны, чем оказаться в проклятом Элдриче.

Но лорд Златко платил ему почти вдвое больше, и у Орфа не хватало духу попросить расчет, рискуя остаться на улице без денег и работы — а то и навлечь на себя хозяйский гнев и настроить против себя весь город.

Ловя на себе взгляды и улыбки лорда, иногда заглядывавшего в детскую во время занятий, Орф бледнел и застегивал рубашку под горло так, что дышать становилось трудно. Но закрытая одежда не была ему достаточной броней. Она плоховато спасала от мимолетных прикосновений, ожоги которых он отчаянно пытался смыть, докрасна оттирая кожу во время вечерних помывок. Он убеждал себя, что это — всего лишь невинное панибратство, что ему мерещится, что до крайностей дело не дойдет, что он будет в безопасности, если просто постарается реже попадаться на глаза и начнет вести себя осторожнее.

Той ночью он запер дверь на ключ.

Его разбудил щелчок замка.

Дверь отворилась, и в голубую темноту медленно вплыли горящие свечи. Канделябр держала крупная мужская рука с длинными заостренными ногтями. Очнувшись, Орф запустил руку под подушку, вытащил небольшую складную бритву и, не найдя кармана в своей ночной сорочке, заткнул ее за пояс нижнего белья; потом бесшумно спрыгнул на пол.

В следующий момент из-за двери показалось бледное лицо: острые скулы, седые виски, впалые голубые глаза, нездорово блестящие оранжевым в зареве свечей.

— Доброй ночи, милорд. — Орф изо всех сил старался говорить строго и спокойно, но голос все равно дрогнул. В животе поселилось тяжелое, тошнотное чувство ужаса; оно медленно поползло выше, к солнечному сплетению, заныло в горле. Но его бодрствование, кажется, застало лорда врасплох, и Орф еще надеялся поговорить. — Зачем вы пришли?

Губы Златко растянула улыбка. Объективно, наверное, в ней не было ничего отвратительного — лорд был не уродлив, красив даже — но Орфу в этой улыбке чудился только хищный вампирский оскал.

— Неучтиво так приветствовать визитера. Я, если вы не забыли, хозяин этого поместья, а значит, могу посетить любой его уголок, когда моей душе будет угодно. Или вы не согласны со мной, господин О’Келли?

Златко одним легким толчком затворил дверь и, потянувшись свободной рукой, повернул в замочной скважине ключ; потом подошел к комоду, поставил на него канделябр и задул свечи. Орф затравленно следил за этими неторопливыми движениями.

— Не думаете ли вы, что… раз вы мой хозяин, то… — Он сглотнул, не окончив фразу. Лорд сделал еще шаг в его сторону, и Орф попятился, уперевшись в прикроватную тумбочку.

— Я думаю, — протянул Златко, продолжая улыбаться, — что вы слишком много значения придаете иерархиям, мой милый друг. Я не хотел бы, чтобы между нами существовали какие-то границы. Совершенно неважно, кто я. Вам не нужно стесняться или стыдиться своего желания. Ведь я — о какая удача! — всецело разделяю его.

— М-моего желания? — Все тело Орфа заколотила мелкая дрожь. — Но я не…

— О, не отпирайтесь, — ласково изрек лорд. — Не отпирайтесь.

Он опустил руку и прикоснулся к щеке Орфа кончиками пальцев с длинными ногтями.

Впоследствии, когда Орф вспоминал произошедшее той ночью, ему не составляло труда придумать целую сотню различных решений, которые помогли бы ему избежать своей плачевной участи. Он мог бы выхватить припасенную бритву и пригрозить пустить ее в ход, если его не оставят в покое. Мог бы отбросить ладонь Златко, врезать ему по яйцам. Мог бы, в конце концов, просто проскользнуть у него между ног — прием, не раз спасавший его в схватке с массивными противниками — и выскочить в окно. Возле его комнаты росло дерево; слезая вниз по нему, он бы даже ничего не сломал, выбрался невредимым.

Но Орф ничего не сделал. Оцепенев, затаив дыхание, он только скосил глаза на пальцы Златко — и ничего не сделал.

Все происходило слишком быстро, слишком бессмысленно — как в дурном сне. Не встретив отпора, Златко, очевидно, принял его молчание за согласие; рывком подхватил за талию, посадил обратно на кровать, навис сверху, начал медленно водить ногтями по коже ног, рук, шеи, зубами терзать ключицы и уши. Потом прикосновения стали настойчивее, агрессивнее: приторно сладкий запах ванили с миндалем вторгся в ноздри, задушил до тесноты в горле, с треском разорвался почти до живота ворот ночной рубашки, рот зажало властным, мокрым поцелуем. Одна из когтистых рук заползла под подол и неотвратимо, по-паучьи, потянулась выше.

— Подождите, — захрипел Орф, когда лорд вынул язык у него изо рта, позволяя глотнуть воздуха, — н-не надо, я не… — Голос предал его, звучал так тихо, что он сам едва себя слышал и узнавал. Златко нащупал бритву под его бельем и, схватив, вытащил наружу.

— Не кривите душой, господин О’Келли. — Его единственная надежда на самозащиту покатилась по полу. — Если бы вам не нравилось, вы бы уже давно дали мне отпор, не так ли? Да и тело ваше, кажется, реагирует вполне согласно... Вам нравится изображать оскорбленного недотрогу? Что ж, я могу и подыграть.

Острые ногти вдруг впились ему в бедро, и от боли и неожиданности Орф глухо застонал. Лорд хохотнул, довольный реакцией; потом опрокинул его на кровать и зажал рот свободной рукой. «Тс-с-с», — показал он жестом, все еще улыбаясь. Орф вскинулся, замычал, но чужие ногти снова до крови полоснули по бедру, и он всхлипнул, понимая, что спасения не будет, остаётся только терпеть. По щекам, к широкой ладони Златко, потекли слезы; другой рукой тот неловко, но быстро стянул с него белье, пару раз небрежно провел по непроизвольно возбужденному члену и мошонке — и потянулся расстегивать собственный ремень.

В этот момент за дверью кто-то громко чихнул.

Златко замер; потом скорчил недовольную мину.

— Ничего нельзя доверить, — помолчав, пробормотал он. — Кажется, я ясно велел слугам не появляться в этом крыле до рассвета. Вот они у меня получат сейчас, бездельники. Не шевелитесь, радость моя.

Остальное произошло буквально в течение нескольких секунд. Оставив полуживого от ужаса Орфа на кровати, Златко подошел к двери, отпер ее и выглянул в коридор.

— Какого... — только и успел произнести он. Что-то еле слышно свистнуло в воздухе; фигура лорда в дверях как-то нелепо покачнулась — и, потеряв равновесие, завалилась навзничь.

Из его груди торчала тонкая рукоять кинжала, вошедшего в тело до упора.

Кто-то как будто щелкнул пальцами, и время, раньше для Орфа остановившееся, вдруг полетело вперед с ужасающей скоростью. Инстинкты заставили его действовать прежде, чем он успел понять, что случилось. Полуголый, исцарапанный, насмерть перепуганный, он соскочил с кровати, подхватил с пола бритву — и, подняв глаза, встретился взглядом с темной фигурой в дверном проеме.

Убийца не двигался — просто, кажется, рассматривал его.

Чувствуя, что еще немного — и потеряет сознание, Орф все равно выпрямился и выставил лезвие перед собой.

— Н-не подходи ко мне, — просипел он. — Слышишь? Не подходи.

Убийца сделал шаг вперед — но только лишь для того, чтобы, нагнувшись, одним аккуратным движением выдернуть из трупа Златко свое оружие. Потом он развернулся — Орф заметил за спиной у него какую-то кожаную сумку — и исчез в коридоре. Златко так и остался лежать на полу — распластав обмякшие конечности, разинув изумленные остекленелые глаза.

Только тогда к Орфу пришло осознание: нужно отсюда бежать.

 

* * *

— …просто ужасное. Никогда бы не подумал, что полурослик может быть способен на такое. Мирный народец, тихий. Я бы понял, если бы тифлинг. Или полуорк, эти что ни день — так что-нибудь учудят, дикие… Ай!

— Базар фильтруй, Нед. — Блеснула в тусклом свете солнца обручальная лента, которую Неду ткнули под нос. — Дикие, блядь… Мой Фенг вот, между прочим, куда более мирный, чем вся эта орда жрецов правосудия. Казнить за самооборону — безумие. Хоть бы это был десять раз лорд.

— Но безутешная вдова заявляет, мол, Витольд бы и пальцем никого не тронул. И две украденные шкатулки? Золотые! Это явно был злой умысел.

— Не знаю, что там заявляет безутешная, блядь, вдова, но капитану Мёрдоку точно не следовало…

Орф не стал дожидаться, пока в этом диалоге будет вынесен окончательный приговор по делу об убийстве, которого он не совершал. Воспользовавшись заминкой стражника, потирающего ушибленное плечо, он выскользнул из подворотни и по стенке, прижимая к бедру сумку с вещами, чтобы ненароком не звякнула, перебежал к следующему закоулку. Чертов Элдрич был слишком огромный, и он, разумеется, не успел преодолеть расстояние от поместья Златко до порта, пока не поднялась шумиха. Но идти оставалось, по его воспоминаниям, уже совсем недолго. Едва заметный проход слева, узкая, пропахшая мочой лестница вниз, косая улочка, по которой только ходят по утрам из порта в торговый район вереницы груженых телег — а там верфи, верфи, причалы…

Ему не хотелось думать о том, что будет, если ни один капитан не согласится взять его на корабль. Если шкатулок окажется мало, и его просто сдадут страже за вознаграждение.

У него не было времени на то, чтобы осмыслить и принять факт собственной первой кражи. В данный момент он в принципе не очень соображал головой. Как загнанный зверь, он бежал туда, где ему казалось безопасно, и принимал решения автоматически. Бросить рваную сорочку на полу, одеться, вытащить сумку, набить ее своими вещами — старый словарь, бритва, мыло, кошель, пара свитков, перо с чернильницей; накинуть плащ, содрогаясь, перешагнуть через тело, двинуться по коридору; заметив что-то блестящее на столике у стены, дрожащей рукой сунуть в сумку — одну, другую тяжелую декоративную шкатулку; скользнуть к черному ходу, пробежать по заднему двору — скорее, скорее, к скрипучим воротам, наружу, в заросли боярышника, ежевики и малины, пока никто не заметил. То, что Златко запретил слугам появляться в том крыле до рассвета, должно было сыграть ему на руку: тело могли обнаружить далеко не сразу, хотя он и не пытался его спрятать. Дурак, нужно было спрятать тело. Нужно было замести следы. Выиграть время. Но возвращаться поздно. Он бежал вниз с холма; грязь липла к босым ногам, больно стегала осока. В порт. Нет никаких шансов скрыться от преследователей на тракте — но можно бежать из города по морю, прочь с острова, в Империю. В Гленваане ему одна дорога — на эшафот. Никто не станет разбираться, как тщедушный полурослик нанес своему хозяину точнейший удар в сердце. У него был мотив, а у семьи Златко есть связи в суде. К тому же, леди Златко он никогда не нравился. Любой капитан стражи скажет, что дело здесь решенное. А даже если и нет — стоит ли рисковать шеей, отдаваясь на милость правосудию, надеясь на справедливость?

Орф добежал до угла и, оглядевшись, остановился перевести дух, укрывшись за сеткой бочонков, расставленных у ограждения верфи. В животе урчало, и страшно хотелось пить; но от одной мысли о том, чтобы проглотить хоть что-то, желудок скручивало приступом тошноты. Мачты были уже совсем близко. Прищурившись, он даже мог разглядеть золоченые буквы — имена кораблей, гордо сверкающие с просмоленных бортов.

— Хенох, помоги мне, — прошептал он исступленно.

Сжавшись, пытаясь слиться с собственной тенью, он короткими перебежками стал продвигаться к причалам. На ближайшем к нему двухмачтовом нефе команда выбирала якоря. Блеснуло старой позолотой имя на черном боку: «Эвменида».

— Мстительные духи… — полуобморочно процитировал Орф себе под нос. — Преследуют виновного без устали и пощады даже в преисподней… Буквальный перевод — «благосклонные»…

Времени и возможности подыскивать менее пугающее судно не было: это мог быть его единственный шанс. Позади, вдали, у верфей, показалась парочка стражников. Орф заскулил и припустил к причалу «Эвмениды». Там, у подножия длинного узкого трапа, стояла огромная полуорчиха: мимо нее, проходя учет, забирались на корабль матросы с какими-то тюками и ящиками в руках, очевидно, загружая в трюмы остатки необходимой амуниции и провизии.

Подойти и попросить? Или попробовать незаметно прокрасться в трюм самому? А там, даже если его и поймают, корабль уже отчалит, и он откупится крадеными шкатулками, чтобы его хотя бы не выбросили за борт…

Последняя морячка-носильщица — сухая, но крепкая тифлингесса — зашагала вверх по трапу. Полуорчиха что-то отметила в своей записной книжке, потом задумалась и, видимо, углубилась в дальнейшие расчеты. Поняв, что нельзя больше терять ни минуты, Орф выбрался на причал за ее спиной и, ступая едва слышно, начал подниматься на корабль вслед за матросами.

В следующую секунду тяжелая рука ухватила его за шиворот, и Орф, беспомощно суча ногами в воздухе, оказался нос к носу с сердитой полуорчихой.

— Какого дьявола ты тут крадешься, крысеныш? — рявкнула она, брызнув слюной ему в лицо. Орф побелел, как мел.

— Мне очень н-нужно… уплыть… сегодня же, сейчас же… — залепетал он. — Куда-нибудь, мне неважно… П-прошу вас, сударыня, я заплачу, только разрешите, до первого же порта…

Полуорчиха отпустила его, и он неловко приземлился, покачнувшись на нетвердых ногах.

— Звиняй, пассажиров не берем, — отрезала она. — Проваливай-ка лучше, пока стражу не позвала. Ишь чего, уплыть ему нужно...

Закрыв записную книжку с громким хлопком, полуорчиха развернулась к нему спиной и неспешно направилась к трапу. Орф бросил лихорадочный взгляд в сторону верфей. Стражники все приближались; еще немного — и заметят. С другой стороны порта, в паре причалов от «Эвмениды», паслась еще стайка в доспехах: кажется, они о чем-то расспрашивали матросов. Его затрясло.

— Прошу, послушайте! — взвыл он, бросаясь следом за морячкой. — Мне больше некуда идти! Мне грозит казнь за преступление, которого я не совершал! Весь город ищет меня; если не сбегу сегодня же — меня поймают и повесят! Пожалуйста, я умоляю вас, я что угодно для вас сделаю, любую работу, только помогите! У меня есть деньги, у меня есть…

Он захлебнулся мольбами и замер, почувствовав тяжелую руку у себя на плече.

— Ага, заткнись, — бросила полуорчиха, — и наверх, живо. Потом разберемся, что там у тебя есть.

На палубе уже поднимали паруса и отдавали носовые концы.

Только через пару дней, проснувшись от мутного, липкого сна на одном из свободных гамаков в общей каюте и выбравшись на палубу перед самым рассветом, Орф в полной мере осознал, какой ценой спасся. И нет, дело было не в деньгах и не в шкатулках. Пошатываясь — то ли от бессонницы и усталости, то ли просто от качки — он тупо смотрел с кормы в сумрачную зеленую даль Ваанского моря и понимал, что трещина, которая прошла по его жизни три года назад, теперь уже безвозвратно превратилась в зияющую пропасть. Ненавистный город Элдрич, последний осколок гленваанского прошлого, которое он из последних сил пытался лелеять, врезался в его тело кровавыми струпьями, выжал до последней капли — и вышвырнул без права на возвращение.

Он охотно, старательно мыл палубу и посуду, благодарный за милосердие. Он пел для матросов по вечерам — а иногда и днем, под работу, запевая для них свежевыученные шанти. Они были добры к нему; они любили его. Но, сойдя на причал в Алвраке, распрощавшись с командой, он уже точно знал: кто бы ни был с ним рядом, отныне он всегда будет один.

 

* * *

— …Иди-ка ты нахуй, Риэс, — зло бросил Орф.

Он рывком подтянул штаны, застегнул ремень и, подхватив с пола рубашку, начал отрывистыми, резкими движениями застёгивать пуговицы — криво, пропуская дырки и вполголоса матерясь.

— Что за херня? — нахмурился Риэс.

— Это ты меня спрашиваешь?! — оскалился Орф. — Или ты думал, я сейчас пожму плечами, плюну на все это и продолжу беззаботно трахаться с мужчиной, который сломал мне жизнь?

— Вот это, конечно, жизнь у тебя была, — скрипнул зубами Риэс, — работать в поместье насильника.

— Не тебе, блядь, судить! — рявкнул Орф. Он зашагал по комнате, видимо, в поисках сумки и оставшихся предметов одежды. — Ты нихера не знаешь обо мне, Риэс! Ты нихера не знаешь о том, через что мне пришлось пройти по твоей милости! И тебе было насрать, что со мной станет, верно? Лишь бы унести ноги — а там будь что будет, пусть повесят невиновного, тебе все едино!

— Ну да? — рыкнул Риэс. — Потому что таковы правила Гильдии? Правила моего существования? Я не знал тебя — поэтому поступал с тобой так же, как поступил бы с любым незнакомцем. Тебя что-то удивляет? Если тебя это успокоит, я надеялся, что тебе хватит ума сбежать, и рад, что тебе это удалось.

Орф истерично расхохотался и, ничего не ответив, принялся натягивать найденные в углу сапоги. Шнурки выпадали у него из дрожащих пальцев, распущенные волосы лезли в лицо, и он чертыхался сквозь стиснутые зубы. Риэс сгорбился на кровати.

— Куда ты собрался-то? — спросил он угрюмо. — Ночь на дворе.

— Тебе-то какая разница? — огрызнулся Орф. — Я уже понял, что переживать о ком-то — не в правилах Гильдии. Если что, сумею за себя постоять! Пришлось, знаешь, научиться за шесть лет бродяжничества в этой дерьмовой империи!

— Ты устраиваешь скандал.

— Да ладно, ты заметил?

— Нам лучше будет поговорить, когда ты придешь в себя.

— Ты так уверен, что я захочу с тобой говорить?

— Орф…

— О чем мне с тобой разговаривать? О том, как я едва избежал виселицы? Как в один день потерял всё и стал изгоем? Как жрал объедки и побирался, оказавшись в чужом краю? Как мне тошно жить вдали от родины, куда мне теперь навсегда заказана дорога? Отъебись от меня, Риэс, мне не нужна твоя жалость, мне ничего от тебя не нужно! Все, что мог, ты уже давно сделал!

Из-за стенки вдруг донесся громогласный стук.

— Нельзя ли потише ругаться? — попросил чей-то низкий хриплый голос. — Спать невозможно.

— Нет, блядь, нельзя! — заорал Орф. — В рот я ебал твой здоровый сон, блюститель порядка!

Схватив дульцимер и сумку с беспорядочно сложенными пожитками, он, не оглядываясь, вынесся из комнаты в коридор — и, проходя мимо, пнул соседнюю дверь с такой яростью, что та заходила ходуном в старых скрипучих петлях. Плевать, если кто-то выскочит и начнет выяснять отношения. Прочь, вниз, по черной лестнице, утонувшей в сумраке, на задний двор трактира и за ворота, на воздух. Дышать было трудно от перехватившего глотку гнева; старый страх скользкой холодной змеей обвился вокруг позвоночника. Не разбирая дороги, он добрался до какого-то скверика с полувысохшим фонтаном и, бросив вещи наземь, сунул голову под тонкую ледяную струю.

Через пару минут вода затекла с мокрых волос за шиворот; Орф резко отпрянул, ёжась, дрожа и по-собачьи отряхиваясь.

— Черт, — прошипел он, стуча зубами. — Черт, черт, черт.

Машинально вытащив из кармана штанов огниво, он сел на землю и закопался в свое барахло в поисках трубки. Каша из свитков, книг, каких-то флаконов, мешочков и сменных тряпок вскоре оказалась в пыли у подножия фонтана. Трубки нигде не было. В очередной раз запустив руку в сумку, шаря по дну, Орф охнул, вдруг напоровшись на что-то острое. Щелкнул огнивом, посмотрел. Капли крови стекали к ладони между пальцев, рискуя запачкать рваную манжету и медный браслет; блеснуло на дне сумки лезвие обсидианового кинжала в чуть приоткрытых ножнах.

Скривившись, Орф полез в карман жилетки за платком — и нащупал трубку там.

— Ах ты ж…

Кое-как промыть и перетянуть порез, набить трубку, поджечь, примять пальцем чуть опаленный табак. Очередная вспышка искр от огнива высветила грубую обработку древесины, вмятины на пожеванном мундштуке. Он закашлялся, затянувшись: видимо, второпях собираясь, перепутал мешочки и оставил свой табак, помягче и послаще, в номере у Риэса. Вытереть слезящиеся глаза, затянуться еще и еще, на этот раз осторожнее. Во рту тут же поселилось знакомое терпкое послевкусие дыма и поцелуев; голову повело, и плеск воды в фонтане на мгновение показался отдаленным шумом прибоя.

Он так давно не был у моря. Озерный край близ Луцедера был по-своему прекрасен; там тоже можно было купаться и плавать на маленьких юрких катерах — но пахло там, на заросших разнотравьем пологих берегах, липовым цветом и навозом. Острые скалы, тюлени, которых впотьмах можно было принять за русалок, запах соли и йода — все это осталось так далеко. Мог ли Риэс разделить эту тоску по морю, если, как он сказал, всю юность провел в Элдриче? Или главный гленваанский порт со всеми его трущобами, рынками и богатыми кварталами успел ему опостылеть? Почему он оттуда уехал, зачем ему-то сдался чертов имперский материк?

Волны накатывали, разбивались о рифы; били полночь часы. Клубы дыма, отчетливо белые в лунном свете, таяли в морозном предзимнем воздухе. Черный, зловещий силуэт убийцы, застывший в дверном проеме, вдруг вспыхивал и преображался: маска исчезала, и на него смотрели с ребяческим ужасом знакомые светлые глаза.

 

* * *

Он открыл дверь бесшумно; бросив сумку в углу, стащив с ног сапоги, медленно подошел к кровати, забрался под холодное одеяло спиной к Риэсу. Тот лежал молча, отвернувшись к стене, не шевелясь. Спал? Не хотел разговаривать?

— Риэс… — позвал Орф — негромко, чтобы быть услышанным, но и не разбудить, если что. — Ты спишь?

— Нет, — мгновенно последовал ответ. Орф сделал глубокий вдох.

— Я хотел извиниться. Извини меня. У меня не было никаких проблем с твоим призванием раньше. Я не должен был так реагировать. Да, ты невольно поучаствовал в, наверное, самой неприятной истории моего прошлого. Но ты тогда не знал меня, и твоё решение было логичным. В конце концов, выбор был между тем, чтобы подставить меня или убить меня, верно? Я рад, что ты выбрал первое. Я рад, что мы встретились сейчас, столько лет спустя. Я просто… та история крепко потрепала меня, Риэс. Я не позволяю ей влиять на мою жизнь — профессиональную, личную, сексуальную — но… каждый раз. Это стоит мне стольких усилий. Из-за тебя я, скорее всего, никогда не смогу вернуться на родину. Из-за тебя меня могли казнить. При этом я не знаю, было ли бы лучше, если бы ты не остановил Златко тогда. Как бы мне жилось сейчас, если бы то унижение зашло… слишком далеко. Извини меня, Риэс. Все это застало меня врасплох. Я не хотел… не хотел испортить вечер… Я просто хотел, чтобы нам с тобой б-было…

Ком подступил к горлу неожиданно, и Орф умолк, часто дыша, пытаясь привести себя в чувство. Но прошла минута, другая, а в груди по-прежнему было тесно, и, попытавшись договорить «хорошо вместе», он не сумел произнести уже ничего членораздельного — только булькнули бессвязным всхлипом губы. Подушка под щекой внезапно стала мокрой, и он — как будто со стороны — со стыдом услышал собственные сдавленные рыдания.

За его спиной зашевелились, и спустя мгновение чужие пальцы осторожно коснулись его вздрагивающего плеча. Орф инстинктивно подался назад, к прикосновению, и тепло чужого тела стало ближе, объятие — крепче; лопатками он почувствовал — или вообразил, что почувствовал — как бьется сердце Риэса, как мерно вздымается его грудь. Попытавшись вдыхать и выдыхать с ним в унисон, чтобы самому не захлебнуться, Орф сразу же сбился — и снова затрясся всем телом, закрыв лицо руками, уродливо всхлипывая, икая, размазывая по щекам сопли и слезы.

— Мне так жаль, что все это случилось с тобой, — раздался глухой голос, мучительно медленно подбирающий слова. — Мне правда так жаль, Орф. Ужасно, что тебе пришлось пройти через… такое. Что Златко пытался воспользоваться тобой. Что ты стал изгнанником и боишься вернуться.

— Т-ты ведь тоже… оттуда родом? — прошептал вдруг Орф. — Из Гленвааны? Мне сразу показался знакомым… твой акцент в общем наречии. Иногда ты говоришь — и мне кажется, что я снова д-дома… — Он перевел дух, отчаянно шмыгая носом и судорожно сглатывая. — Я так скучаю по дому, Риэс... Я скучаю по зелени, по сырости, по северному морю; по Келли, по Огне, по Эльме; по грязным мостовым, по целым горам мидий — в тех огромных деревянных лотках на повозках. А какой там темный эль наливали в тавернах… Мне бы хоть на день туда. Хоть на час. Даже чертов Элдрич подошел бы, я бы не привередничал. Но…

— Я обязательно отвезу тебя, — проговорили ему куда-то в спину. — Я придумаю, как безопасно. Обещаю.

Орф неожиданно рассмеялся — но звук все равно получился похож на всхлип.

— О, Риэс… Ты не должен… Я не… Не стоит обещать такое.

— Я обещаю, слышишь? — упрямо повторил Риэс. Он сглотнул, выдохнул как-то рвано, неровно. — Я бы не стал обещать, если бы… Черт возьми, Орф, какой же ты нормальный, как же так получилось, как же мне так с тобой…

Сил сдерживаться больше не осталось. Голос сорвался на рев, и Риэс придушенно завыл, до боли стиснув Орфа в объятиях, уткнувшись сопливым носом ему куда-то в макушку.

Содержание