Ему снился сон…
Необъятное золотое поле медленно накрывала тень. Ему на встречу шла она: серебристые волосы развевались на ветру, серебристые чешуйки покрывали видимые участки тела. Под лёгкой маминой курткой проблеском искрил старый медальон. Лук, колчан, два клинка на ремне — для матери продолжателем династии всегда была она…
— Ну и не стыдно тебе столько валяться, лежебока? У него день рождения, а он не позвал… Зато я к тебе, братик, сама пришла. С подарком… Храни!
Возвращение вышло несколько шумно-поспешным, а последний переход с Сайра они делали уже через Шаг только вдвоем, остальные ушли в аванпост, где был стационарный портал во Дворец.
Как только они оказались в ее старой лаборатории, Эля тут же, вынув аккуратно убранную склянку, взглянула на ту, как на… нечто ужасное и прекрасное одновременно.
— Ты сможешь сделать еще?
— Я не знаю, Вентор. Не уверена, — она замялась. — Основной ингредиент здесь — жизнь, отданная добровольно, — Вентор вздрогнул. — Кто-то близкий Сёргилэнту отдал ее за него. Пожалуйста, не говори этого никому.
Вентор замер. Да уж, сам бы он, не задумываясь, отдал жизнь за Элю. И Сира ведь тоже… Может, в этом их сила, в этом их слабость.
— Даже не думай об этом, — она скинула плащ. — Я не смогу без тебя.
— Ты сможешь, — он провел рукой по ее животу. — А вот я без тебя — нет. Мне просто некуда будет возвращаться.
Эля вздрогнула и от слов, и от прикосновения.
— Надо спешить, — слегка кашлянула она, пытаясь привести мысли в порядок.
Добежав до комнаты Сиры, где сейчас и лежал Сёма, она, прикрыв глаза, открыла дверь в надежде, что еще не слишком поздно.
Рядом с Сёмой сидели Айон и ещё два целителя. Сестра была на пределе, Эля это чувствовала. Как и то, что их пациент еще жив. Она открыла склянку и подошла к Сёме.
От его былой бравады не осталось и следа. Он был слаб и бледен. Крупные капли пота выдавали, что он был жив, хоть и в бреду. Он не просил, не звал и даже не прощался — он рассказывал. Рассказывал так, как рассказывают старые легенды, передавая их наследие дальше, отчего присутствующим временами становилось жутко. Когда Эля зашла, больной даже не заметил этого, как и того, что ему открыли рану и слегка полили. Не долго думая, Эля влила остатки снадобья ему в рот.
Сначала казалось, что зелье не работает, но потом Сёма остановился, улыбнулся и на едином выдохе тихо произнес:
— Сейли, прости… Я не успел…
Чешуя начала светиться едва заметным светом. Он не становился сильнее или ярче, но его интенсивность нарастала. Обугленные, разбитые, поврежденные чешуйки просто отпадали, заменяясь серебряными. На всех ранах и царапинах появилось легкое и теплое свечение, а с некоторых даже пошел легкий дым со стойким запахом трав и ладана. По резким конвульсиям и местами сведенным мышцам можно было предположить, что процесс хоть и идет, но очень болезненно, однако беспамятство защищало Сёму от боли. Края раны от хардширского оружия дернулись, раствор пенился, испарялся, дымил легкой гарью раскаленного металла до тех пор, пока с поверхности пены не выскользнул небольшой кусок чего-то стального и упал на кровать рядом. Дым прекратился, обратившись в травяную смесь.
— Я вернусь… — тихо прошептали губы. На лице, впервые за последние недели, вместо прошлой мертвенной бледности появился лёгкий румянец. Сёма спал. На этот раз — уже спокойно.
Айон растеклась по стулу. Резервы, на которых она была последние пару суток, были на пределе. Ее тут же подхватил сидевший рядом целитель.
Эля села рядом, устало улыбаясь и просто сжимая руку Сёмы. Они успели, они смогли… Все было не зря. И она разревелась.
***
Свет пробивался сквозь щели штор. Сёма проснулся и пошевелился. Слабость, накатывавшая в течение последних недель, отступила, а рана, к его удивлению, не болела. У него даже получилось самостоятельно сесть и откинуться на спинку кровати. Хоть это телодвижение и отняло у Сёмы прилично сил, теперь он чувствовал конец этой эпопеи. Рядом с ним сидел тот самый неразговорчивый целитель, который до этого менял повязки.
— Спасибо, медик… Долго меня не было?
— Больше месяца, господин. С нападения в Хортоне уже больше двух прошло, — казалось, он чувствует себя не в своей тарелке. — Я лучше Леди позову, — и он поднялся, и ушел.
Сёма с ужасом понял, осознал, насколько он близко подошёл к Четверым. Теперь же он должен был восстановиться, чтобы вернуться к любимой. И вернуть долг. Долг Жизни.
Спустя несколько минут в комнату зашла женщина. С великим трудом в ней можно было опознать Пресветлую. Леди была намного бледнее обычного и, кажется, стала выглядеть на все свои прожитые годы. На лице залегли глубокие морщины, а кожа напоминала пергамент.
— Ты очнулся, — с каким-то вздохом облегчения произнесла она, садясь на стул возле его кровати.
— Леди, прошу простить меня… — начал было он, но запнулся. — Как там Сири?
Пресветлая глубоко выдохнула.
— За тебя переживает.
— Надеюсь, я не сильно вас напряг своей персоной? Не хотел вас пугать. Простите, что так долго… — он пытался улыбнуться, но не получилось. Вид Пресветлой не располагал к шуткам.
— Глупый ты иногда, Амарель, — она потрепала его по плечу, устало улыбаясь. — Сам готов в лепешку ради близких разбиться, но не хочешь давать это право им.
— Кто я? — переспросил он. — Я слишком боюсь, что выручать меня, им обернется проблемами большими, чем я потяну решить…
— Семья на то и есть, чтобы друг за друга стоять. Вместе мы выстоим, а порознь — проиграем. Запомни одно: сейчас и до конца времен с тобой рядом будем мы. Все.
— Звучит непривычно, Леди, но я постараюсь принять этот дар. Хотя мне будет сложно привыкнуть к такой огромной семье, — он перевёл дух. — Когда я в последний раз видел Сири, она плохо выглядела. Я боялся за нее, не хотел пугать, но испугался сам.
— В порядке она. Если не считать того, что за тебя переживает: вы же связаны друг с другом, а ты почти ушел за Грань. Но ведь мы не будем ей это рассказывать?
— Она сама от меня не далеко ушла, правда ведь? Я помню её тогда. Я даже не знал, за кого мне бояться больше: за неё или ребёнка.
— Она не получила тех повреждений, которые получил ты, — вздохнула Леди. — В этом плане все было проще, сильно перерасходовала силы.
Он улыбнулся.
— Я надеюсь, что вы так говорите не для того, чтобы меня успокоить. Я всё равно от вас уже никуда не денусь.
Пресветлая тяжко вздохнула:
— Въедливый, как твоя мать.
Он непроизвольно дернулся.
— Вы тоже её знали?!.. Хотя теперь я должен больше волноваться о Сири, да?
— Уже не о чем волноваться, но она заставила нас помучиться. А твоя мать… Она состояла в Дворцовой Страже. До нападения хартши.
— Видимо, у нас это наследственное — драться с хартши. Она мало распространялась о своём прошлом, а теперь это вряд ли имеет значение. Я могу быть сейчас чем-то полезен?
— Как ты себя чувствуешь? — Анди переключилась на «здесь и сейчас» с воспоминаний.
— Странно. У меня ничего не болит, ничего не беспокоит, даже старый шрам на спине. Знаете, это сродни маркеру, пока он болит — значит, я жив. А тут ничего. Пока что не пробовал вставать, но сейчас силы уже так не уходят. Да и потолок вроде не устраивает свистопляску. Честно, мне странно. Не то чтобы… Словно заново родился.
— Может, и так, Амарель, может, и так… Ну, когда готов будешь вставать, пойдем погулять…
— Леди, можно вопрос?
— Да, конечно, — она уже встала и готовилась отправится к выходу.
— Что значит, Амарель? И… Я правильно понял, что вы так зовете меня? Это моё… новое имя у вас?
Пресветлая приоткрыла дверь.
— Знаешь, «Страж Рассвета» мне нравится больше, но, боюсь, многие запутаются… — эльфийка даже улыбнулась. — А Амарель… С древне-эльфийского переводится как «сын». Так что, сынок, спи и набирайся сил, — не дожидаясь ответа, она вышла.
— По крайней мере, в этот раз я свой рассвет действительно спас, Леди… — и он откинул голову назад на подушки.
Через пару часов зашла Молли, принеся ему обед.
— Я помню тебя, женщина! — сказал он, расплывшись в улыбке. — У тебя, наверное, самый вкусный бульон, что я знаю!
У него не было больше сил отлёживаться. Нужно было вставать. В идеале, как можно скорее. Где-то там, за стенами этой комнаты, его ждали будущая жена, дочь и… целый огромный и пока ещё непонятный, но уже его… дом.