Тронный зал совершенно переменился с последнего посещения. Теперь это было помпезное помещение, лишенное всякой растительности: золотые стены, покрытые блестками, синие занавесы, непонятно для чего развешенные вдоль этих стен, ведь ни окон, ни дверей не было, высокие статуи обнаженных женщин , державших на горбу тяжелый свод потолка, и роспись на этом самом потолке, изображавшая, судя по всему, коронацию короля Кураза, из глаза которого свисала золотая люстра. Сам король сидел на троне, отлитом из чистого золота, гордо носил на голове золотую корону и красиво спустил по ногам волны золотого одеяния. Даже на лице у него была какая-то позолота, а губы он подмазал золотой помадой.
Он сразу заметил Матильду, но еще пару мгновений делал вид, что ее не существует, пока Асса не заговорил, перекрикивая без труда разговор короля с Имрилл:
— Ваше Величество! Мы пришли, чтобы положить конец вашему правлению.
Король изобразил ленивую заинтересованность на красивом лице.
— А, Асса Син! Королевский убийца! Чем могу быть полезен?
На Ассу Имрилл, тоже одетая во все золотое, посмотрела серьезно, но стоило ей увидеть Тилли, как она заулыбалась и даже помахала ей ладошкой в золотой перчатке. Матильда тоже ответила улыбкой — хотя веселиться как-то не хотелось.
— Вот леди Матильда, — серьезно произнес Асса. — Она станет новой королевой. А вам, ваше бывшее величество, лучше сдаться по-хорошему, пока она не применила свое всемогущество.
— Как будто я поддамся этому волшебству!
А что, если он и в самом деле сильнее ее магии? Он же король! Тилли так ужаснулась этой мысли, что немедленно собрала энергию в руки и послала в сторону Кураза, перекрашивая его одежду; туника стала красной, как кровь. Имрилл ахнула, Асса удивленно посмотрел на Тилли. Кураз взвизгнул и забрался с ногами на трон.
— О нет! Красный! Я ненавижу красный!
И этого мужчину она собиралась привязать к себе? Ни за что.
Эффект превзошел все ожидания. Король так сильно испугался этой перемены, что принялся бегать вокруг трона и рыдать, словно ребенок; на шум из соседней комнаты выглянула Ариэль. Вопреки новому королевскому тренду она не нарядилась в золотое, а появилась в легком сатиновом платье нежно-зеленого оттенка, у подола разделенном на лоскуты, напоминавшие древесные листья. Ткань струилась от хрупких плеч к крошечным ножкам, переливалась, сияла в свете глазного светильника...
— Мама, — при виде Тилли Ариэль едва заметно побледнела. — Ты не сошла с ума из-за моей музыки и моей еды? Не может быть.
Тилли чувствовала, что ее хотят обидеть, но вместо обиды испытала лишь огорчение. Значит, она знала, зачем. Значит, она все понимала...
— Ариэль...
Кураз прекратил бегать, но, кажется, лишь на время. Остановился у трона, сел на него, страдая от отчаяния и горя, смял в пальцах алую тунику.
— Имрилл! — воскликнул он отчаянно, запрокидывая голову, чтобы видеть свою советницу. — Имрилл, помоги мне! Эта женщина пришла меня погубить!
— Я еще ничего такого не сделала, — возразила Тилли, изо всех сил стараясь не расплакаться от печали, но голос ее разума оказался заглушен речью Ассы:
— Да, ваше величество, леди Матильда пришла вас погубить. Потому что вы не заботитесь ни о своем народе, ни о своем доме! Жители города голодают, а вам нет до этого дела; в лесах почти истощилась дичь, а вы лишь требуете приносить больше мяса и зверей ко двору! В океанах скоро совсем исчезнет рыба, даже в знаменитых Розовых Водах, но вы по-прежнему требуете поставлять рыбий жир, чтобы смазывать им свои волосы. В стране царят беззаконие, бедность и отчаяние, достаточно сделать шаг за пределы дворца, и окажешься в такой безнадеге, что нечем будет дышать. И вы знаете обо всем этом, и осознанно это игнорируете; вас заботят только собственная красота, убранство дворца и красивые женщины. Вам ведь даже нравится, признайте, нравится бедственное положение простых жителей! Оно означает, что женщины вроде госпожи Имрилл охотнее бросятся в ваши объятия. Выбирая между смертью от голода и любовью короля, кто выберет первое?
Тилли смотрела на него и не могла не восхищаться; глаза Ассы горели праведным огнем, а слова жгли сильнее раскаленного металла. Бедняжка Ариэль хлопала ресницами и поминутно поправляла свое зеленое платье; Имрилл молчала, но с интересом прислушивалась к его речам.
— Вот почему, — победоносно заключил Асса, — вот почему наш мир ждет появление новой королевы.
И Тилли даже не сразу вспомнила, что это она — королева.
— Единственная причина, почему эта женщина получила шансы на трон, это ошибка Пезаря, из-за которой она обрела всемогущество, — холодно заявил Кураз. — А больше ничего хорошего в Матильде нет.
Гнев захлестнул ее, на мгновение совершенно лишив зрения и даже притупив боль. Плывя в красном море ярости, она приблизилась к трону, дрожа от отвращения, сжала руки в кулаки. Сила, притаившаяся в ее теле, вдруг подняла голову, услышав, что к ней зовут с неведомой прежде мощью; в каждом кулаке Матильды сосредоточились смерть, отчаяние и страдание, готовые в любой момент излиться на голову Кураза и смешать его бренные останки с землей. Он не смеет так говорить — не с матерью своих детей — не с будущей королевой — не с Матильдой.
— Мама? — прозвучал звонкий голосочек Ариэль совсем рядом. — Что ты делаешь, мама?
И она опустила руки.
— Ариэль, — чуть слышно произнесла она, — выйди. Тебе не стоит это видеть.
Но Ариэль уже все поняла — в Эуммоидате она начала проявлять неведомую доселе смышленность. В два прыжка она оказалась возле трона отца, выпятила грудь, толкнула Тилли в плечо. Ее гневный взор уперся в мать и словно пытался испепелить на месте, маленькие, приукрашенные невинными тонкими колечками руки тоже сжались в кулаки, совсем как у Матильды. Тилли даже отступила; в ее власти было всемогущество, но перед лицом разгневанной дочери она чувствовала себя слизняком.
— Не тронь папу!
— Никто не тронет его, если король будет вести себя благоразумно, — спокойно произнес Асса из-за спины Тилли, неведомо как сохраняя поразительное хладнокровие. — Ваша матушка права, вам лучше не присутствовать. Здесь решаются взрослые дела...
— Черта с два! Никуда я не уйду! — злилась Ариэль. — Вы обидите папу! Я перестану быть принцессой!
— Если я стану королевой, то ты останешься принцессой, ты же моя дочь, — не смогла не возразить Тилли, чем, кажется, разозлила Ариэль сильнее прежнего.
— Мой папа — отличный король! Он приказал перестроить весь тронный зал так, как мне нравится. Он даже подарил мне три красивых платья! Мама, а сколько красивых платьев ты мне за всю жизнь дарила?!
Конечно, Ариэль просто не могла помнить ранние годы своего детства, те годы, когда Тилли приносила целые мешки красивых платьев от подруг и коллег. Маленькая Ариэль наряжалась в эту мишуру, кружилась по комнате, оставляла после себя блестки на ковре и визжала от счастья так громко, что соседи приходили ругаться. Тилли лелеяла те воспоминания и поддерживала ими огонь в своей душе в моменты, когда хотелось опустить руки; но она понимала, что те платья из мешков для мусора и зеленое великолепие сатина не стоит даже пытаться сравнивать.
— Речь ведь не о платьях, Ариэль, — пыталась возразить Тилли. — Создания, живущие под дворцом, очень несчастны...
— А почему мне должно быть дело до созданий под дворцом?!
Ей было семнадцать лет, ее эгоизм еще можно было простить; а все-таки Тилли почувствовала, как неприятно резанули эти слова по сердцу, и как это самое сердце устремилось в пятки, по пути оборачиваясь стальными цепями.
— Король ничего из себя не представляет без тех созданий, — Асса обошел Тилли и протиснулся между нею и дочерью. — Вы думаете, это Кураз соткал ткани, из которых сшито ваше сияющее платье? Думаете, это он его придумал, раскроил, сметал, подогнал по фигуре? Он поймал дичь, которую вы ели на завтрак, он ее освежевал и приготовил? Ха-ха! Пока жители города трудились на его благо, король Кураз валялся в кровати, делал кератиновое обертывание волос и педикюр мизинцев. Вот почему вам должно быть до них дело — вы существуете только благодаря им.
— Но так работает абсурдотизм, — возразила Ариэль.
— Абсолютизм, — тихонько поправила Тилли. Ариэль возмущенно покраснела:
— Мама!
Но Тилли лишь добавила:
— И мы не хотим, чтобы вам двоим было так же плохо, как всем жителям города. Мы хотим, чтобы всем было одинаково хорошо. Понимаешь?..
— Удачи вам с этим! — проворчал Кураз. — Удачи! Я ни за что не откажусь от своего правления. Вам меня не заставить! Не сдамся и под пытками!
— Уверены, величество? — ядовито поинтересовался Асса. — Я все-таки бакалавр истязаний.
Кураз побледнел и в ужасе схватился за подол тихой Имрилл; Ариэль зарычала, словно дикая медведица, и вытянула в стороны руки, словно намеревалась схватить и удержать Ассу своими силами.
— Не позволю! — звенел, как струна, ее голос.
— Не позволь! — согласился с ней Кураз. — Имрилл, ах, Имрилл! Скажи хоть ты им, что я отличный король! Что ты обожаешь мое правление! Что я — лучше всех... Имрилл?
Он все сыпал и сыпал просьбами, смаргивал слезы, сучил ногами, а Имрилл все молчала, слушала, думала, и даже сияние ее алмазных глаз ослабло от задумчивости; и наконец она накрыла его мягкие руки своими, словно в попытке поддержать, а затем оторвала их от своей юбки — и даже его оттолкнула.
Король Кураз едва не упал с трона и случайно пнул вившуюся возле него Ариэль.
— Имрилл?
— А я... а я люблю книжки про вампиров, — пролепетала она вдруг, непонятно, с чего в друг вспомнив об этом. — Так люблю книжки про вампиров... а ты смеялся, ты говорил мне, что это — мусор, что это — тупость, что стыдно такое читать...
— Имрилл, сейчас ведь не об этом!
— А я буду читать! Плевать я хотела на политику и основы философии! — ее глаза наполнились слезами, и каждая отдельная слезинка была переполнена блестками, совсем как блестящее покрытие золотых стен. — Я буду делать то, что я хочу — и никто пусть не смеет надо мной смеяться!
Как акробатка, она вдруг перемахнула через трон, чудом не затоптав Ариэль, в полете прямо руками разорвала на себе юбки, отбросив в сторону тяжелый верхний слой, и остановилась возле Тилли. Завела руки за спину, пытаясь сорвать корсетик; Тилли поняла ее намерение и поспешила помочь.
— И... и если можно жить в мире, где я смогу носить одежду по своему вкусу и не стыдиться глупых книжек, — она вдохнула полной грудью, когда корсет остался в руках Тилли, отобрала его и в сердцах зашвырнула прямо в лицо Куразу. — То я выбираю этот новый мир!
— Имрилл! — пищала Ариэль. — Ты чего? Без корсетика же некрасиво!
— Зато дышится вольно!
— Зачем тебе дышать?..
Тилли была в ужасе от того, что эти слова говорила ее дочь, в ужасе от того, как ее девочка была слепа, зла и испорчена; но в то же время осознавала, что винить во всем можно только лишь ее одну, только Тилли. Это она никогда не спорила с Ариэль, она никогда не запрещала неудобную одежду; может быть, если бы они чаще разговаривали на эту тему, все было бы иначе? Нужно ли было поднимать вопрос здоровья всякий раз, когда в телесериале показывали барышень в старинных платьях? Но Тилли ведь сама в этом так мало понимала — просто знала твердо, что девушка может носить ту одежду, которую захочет! Как она могла донести это все дочери, которая не хотела ее слушать? Какими словами должна была объяснить, почему скачущие по монитору компьютера полуголые девочки — не во всем верный пример для подражания?
— Идея в том, чтобы носить только то, что нравится тебе, — попыталась она втолковать бедняжке Ариэль. — Нравятся тебе корсетики и зеленый цвет — пожалуйста... а кому-то может не нравиться, и пусть этот человек не чувствует себя обязанным...
— Леди Матильда, — мягко окликнул ее Асса, — сейчас не самое лучшее время.
Кураз резко встал с трона, так, что его корона даже чуть сдвинулась на бок и теперь держалась на честном слове.
— Дудки, дудки! Никогда этому не бывать! Вам не одолеть меня — только через мой труп!
— Нас и такой вариант устраивает, — заметил Асса холодно, извлекая меч из ножен, оказывается, спрятанных под толстовкой— он все это время носил с собой меч?!
— Не забывай, Син, у меня тоже есть немного магии, — заламывая пальцы, произнес Кураз. — И может быть не таким уж всемогущим и окажется ее всемогущество!
Говорили о Тилли, но она даже не поняла, что именно говорили — теперь ее занимала только безопасность Ариэль. Ничего, кроме Ариэль. Ничего, кроме маленькой девочки, которую она обязана защитить даже ценой своей жизни.